Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Книга вторая. В конце пути
…Услышав вопрос Гусятникова, подполковник тяжко вздохнул, и, предчувствуя, что как бы он не ответил, предстоит не очень приятный и по всему непростой разговор, присел на стул рядом с койкой Рябинина.
– Не нужно тебе Володя комбатом становиться, пойми ты, не твое это, – с миной сострадания на лице проговорил Ратников.
– Ладно, я знаю, чем я вам не нравлюсь. Согласен, с бойцами у меня не клеится, но разве это главное для командира радиотехнической батареи? У нас же не пехота, не ать два, и не с автоматов в белый свет палить надо, – вдруг энергично принялся излагать свою точку зрения Гусятников. – А бойцы… что бойцы, как-нибудь бы притерлись.
– Пока вы друг к другу притирались, сколько дров ты бы успел наломать? Оружие-то у нас, действительно ты здесь прав, коллективное, и один ты ничего не сделаешь. А с людьми надо бережно, особенно сейчас, когда вон сколько призывают со всякими пороками, или по-русски не разговаривающих. А ты чуть что: дебил, бандерлог, плод пьяной любви. Так нельзя Володя, – терпеливо внушал Ратников.
– А вы думаете, ваш Харченко лучше меня будет батареей командовать, – в словах Гусятникова сквозила неприкрытая обида. По всему было видно, рассуждения командира до него не доходили, он не сомневался, что его незаслуженно обошли, и теперь мечта об академии откладывалась на неопределенный срок.
– Перестань, никакой он не мой. Что касается его назначения, я здесь совершенно не при чем, – чуть не оправдывался подполковник.
– Как это не при чем? Вы же командир дивизиона, вы ему характеристику на выдвижение писали, – напористо наседал Гусятников.
– Ничего я не писал, все без меня решили, – уже с некоторым раздражением отвечал Ратников.
– Как же это… без вас? – теперь удивился и наблюдавший за разговором как бы со стороны Малышев.
Для молодых офицеров никогда не вращавшихся в больших штабах, их командир дивизиона казался в воинской иерархии фигурой очень крупной. А раз так, то ни один вопрос, касающийся дивизиона, тем более кадровый, не мог решиться без его ведома и согласия. Они не могли поверить, что решение такого вопроса как назначение командира батареи могли принять в обход Ратникова.
– Вот это да, – с невеселой усмешкой произнес Гусятников. Вот это блат у Харча появился, а я то думал… – Володя не договорил, но можно было догадаться: «что вы здесь и в самом деле, Бог и Царь». В слух же сказал. – Оказывается, когда надо им своего продвинуть, они даже вас не спросили. Стоит ли тогда так на службе надрываться, раз вас ни в грош не ставят?
На этот раз Ратников уже не сдержался:
– Знаешь что, молодой человек, попридержи язык! Я бы, конечно, мог сейчас тебя осадить за наглость и в наряд, дежурным через день запустить на недельку. Но боюсь, ты все равно не поймешь, что служу я не командиру полка и не министру обороны, не генсеку. Надеюсь, это понятно, ради чего я надрываюсь?
Ратников намеренно не произносил слова Родина, понимая, что это будет звучать слишком уж пафосно и высокопарно, специально, так сказать не договорил, надеясь, что это произведет на слушателей больший эффект. Гусятников, однако, не стушевался:
– Меня, конечно, осадить можно, я же не блатной, а вот Харча попробуйте осадить. Знаете, зачем он к нам сейчас приходил?!
– Володька заткнись! – попытался остановить друга Малышев, но тот уже шел в «разнос».
– Он изложил тут нам целую революционную программу, как вас и остальных «стариков» с должностей сковырнуть и самим на ваши места встать, пока не состарились. Чтобы успеть и власти вкусить и академии позаканчивать, чтобы, как «оно» выразилось, разбег подлиннее был для прыжка на генеральские должности.
Владимир остановился, то ли дух перевести, то ли осознав, что в запале сболтнул лишнее.
– Ну, и как же этот переворот осуществится, – с улыбкой, не подав и вида, что внутренне весь напрягся, поинтересовался Ратников. Казалось, услышанное не произвело на него никакого впечатления.
Владимир, насупившись, молчал, лицо его покрылось нездоровым румянцем.
– Ну, Володя, сказал «а», говори и «б», – подтолкнул подполковник.
– А… ерунда все… не стоит, – робко попытался «повернуть оглобли» Гусятников.
– Нет уж, говори все, раз начал, – теперь уже жестко потребовал Ратников. – Я ведь все равно узнаю, что вы тут замыслили.
– Да не мы. Это он с нами, как бы сделку хотел заключить, ну а мы его вышибли, – наконец, начал «давать показания» Владимир.
– Чуть в морду не заработал, – поддержал его Малышев.
Холостяки смотрелись явно смущенными. Чувство неприязни к Харченко боролось с нежеланием прослыть «стукачами».
– Что за сделка, давайте-ка поподробнее, – продолжал методично «наседать» Ратников.
Гусятников, видя, что назад пути нет, начал, что называется «колоться» окончательно:
– В общем, ему позарез отличиться надо. Он хочет к итоговой проверке батарею отличной сделать. В одиночку без единомышленников, он сам чувствует, не потянет. Вот и просил нас помочь ему это дело провернуть.
– Ну, и что же тут плохого? – Ратников удивленно поднял брови.
– А то, – Гусятников заговорил зло, – где вы видели, чтобы в наших условиях так вот просто из говна конфетку делали? У нас ведь учебной базы нет, бойцы караулом, боевым дежурством и борьбой со снегом измотаны. Ко всему некомплект личного состава, и процент чурок от призыва к призыву все возрастает. Какая тут отличная батарея? Так вот, он ничего макаренковского не предлагает, а хочет поднять уровень подготовки за счет регулярных дополнительных занятий, проводимых в личное наше и солдат время. Дескать, полгода повкалываем, а затем плоды пожнем.
– Что-то не очень понятно, а поконкретнее можно? – Ратников с интересом «переваривал» услышанное.
– Можно. Я со студентом по его плану должен на технике день и ночь пропадать, но чтобы ни одного сбоя, ни одного случая небоеготовности, за эти полгода не допустить. Кроме того, в личное время мы должны проводить дополнительные занятия по технической подготовке и основам радиотехники. Колька, – Гусятников кивнул на Малышева, – с самим Харчем вместе, посменно через день в казарму на подъем приходить должен, физзарядку и прочие элементы распорядка дня контролировать. Он же должен в выходные дни дополнительные занятия по физподготовке проводить, кроссы, марш-броски и прочее. Таким образом, Харч за пять месяцев, что до итоговой проверки остаются, хочет с нашей помощью натаскать батарею по всем главным дисциплинам на отличные оценки. Чтобы полковые экзаменаторы диву дались, как он замечательно командует. А если этот план сработает, то его через год обещают командиром дивизиона поставить, причем не какого-нибудь абстрактного, а конкретно нашего. А? Что вы на это скажете? Неплохо в 27 лет!? – в возгласе Гусятникова проявилось то, что больше всего и возмутило друзей-холостяков – они, прежде всего, не могли примириться с тем, что хозяином «точки» станет, считавшийся раньше не «семи пядей во лбу», Петя Харченко, на поверку оказавшийся амбициозным рвачем.
22
Одним из важнейших свойств людей является привычка. Не та привычка, что «замена счастия», а свойство привыкать к чему или кому либо. Целые страны, народы привыкали к какому-нибудь культу, например Сталина, Мао, Тито, Франко… КПСС. Но разве такая привычка возможна только в глобальных масштабах? Точно так же всегда существовали более локальные культы на уровне каких-нибудь губернаторов, бар-помещиков, владельцев фабрик и заводов, в советские времена, секретарей обкомов и райкомов, председателей колхозов… На дивизионе уже десять лет царил культ Ратникова, вернее Ратниковых, и офицеры со своими семьями волей-неволей с ним мирились. Культ был, но далеко не такой уж зверский, как о нем распускали слухи. На подобных точках случались и похлеще, когда, например, всех терроризировал командир пьяница и дебошир, или всех «доставала» командирша-дурища. Нередко имел место культ командиров-воров, сколачивающих себе за годы командования немалые деньги. Случались и командиры-ходоки, любители приударить за женами своих подчиненных, используя свое служебное положение.
В данном, конкретном случае имел место семейный культ, к тому же далеко не самой плохой семьи. Жить под таким «гнетом» было не так уж тяжко, и в конце концов все население «точки» приспосабливалось и к Ратникову, и к Анне. Так же приспособились и холостяки. На них даже распространялась особая «милость» командирши – она никогда не отказывала продавать им товары в кредит, если они оказывались «на мели», в отличие от, в чем либо перед ней провинившихся, офицерш. Правда иногда и холостякам перепадало от тяжелой «командорской длани», и они могли полностью прочувствовать кто на «точке» хозяин… и хозяйка. Так командир если попасть ему под горячую руку в недобрый час, мог со зла законопатить молодого офицера во внеочередное дежурство по дивизиону, или не отпустить с «точки» в выходной день. Со стороны командирши тоже время от времени холостяки чувствовали отношение типа барыни к своим слугам.
