Мария Метлицкая - Женский день
На вечер лежали билеты в театр. Вадим ускакал на работу и пообещал, что эфир будет – пренепременно! – смотреть на работе. В секретарской большой телевизор, и девочки будут счастливы посмотреть на его жену.
Будет же о чем посудачить, правда?
Данька с Шурой отправились на улицу. Свекровь пекла обязательный субботний пирог – неделя капустный, другая – мясной. Сегодня был черед именно капустного. Из кухни доносились дразнящие запахи.
Какое счастье, что праздники! Три выходных – это ли не счастье? Вечером театр. Завтра – семейный и праздничный ужин. А послезавтра – они идут в гости.
И все эти дни не надо торопиться, спешить, думать про автомобильные пробки. Можно поваляться в постели, потом встать, выпить кофе и снова завалиться – просто так, «поваляться дурака», – как говорил маленький Данька.
Можно ходить в халате и теплых тапках, не красить ресницы с раннего утра. Не натягивать колготки, которые обязательно поползут. Словом, та милая и приятная расслабуха, которую так ценят работающие женщины.
Вероника валялась в спальне, полистывая журнал. Свекровь уже кормила Даньку обедом. Хотелось спать, и она глянула на часы – до эфира оставалось почти сорок минут. «Подремлю», – решила она и сладко зевнула.
Уснула тут же. Потом думала – лучше бы не просыпалась. Ей-богу.
* * *Аля принимала педикюршу. Педикюрша стала, как это часто бывает, почти подругой. Аля ценила ее за профессионализм, за абсолютное нелюбопытство и умение держать язык за зубами.
Натали – так все называли ее – была немолода, все еще красива, естественно, ухожена и абсолютно разочарована в людях. Это, как она сама говорила, и держит ее на свете, помогая выживать в наше скотское время. Бывшая учительница литературы, бывшая челночница со стажем, бывшая домработница – все это она успела пройти за двадцать пять лет «нового времени», – она была образована, иронична и… очень несчастлива.
Обожаемый муж, ради которого она и билась как рыба об лед все эти годы, свалил к подружке их общей дочери. Зажил с ней «красиво», разменяв квартиру бывшей жены и родив в новом браке двух очаровательных малышей.
Но самое страшное было не это. Не предательство стареющего болвана, подумаешь, новость! Самое страшное было то, что Олечка, единственная, любимая, холеная и лелеяная дочка, перешла в стан врага – ни с папашей, ни с лучшей подругой отношений не разорвала ни на минуту. На вопрос матери: «Как же ты можешь?» – ответила спокойно:
– А, собственно, что? Что случилось такого? С Милкой мы с первого класса, ты знаешь. А папу… А папу я просто люблю.
– А меня? – тихо спросила Наташа.
– А ты никуда не денешься! – спокойно, с улыбкой, ответила дочь. – Ты ж моя мать. Куда же ты без меня?
Просчиталась дочурка. Натали вычеркнула ее из своей жизни одним росчерком пера. Отправила вместе с дружной компанией.
Только вот что было на сердце…
Но никто не узнал. Умные догадались. И молчали. Потому что умные. Что непонятного? Когда предают мужики – ну, это все знают. Это можно пережить, можно. Страшно, тяжко, гнусно, но… можно. А вот когда предает ребенок… Тогда кончается жизнь.
Квартира, размененная коварным сластолюбцем, когда-то принадлежала родителям Натали. Прекрасная квартира в высотном доме с видом на Москву-реку.
Поделили честно – однушка ему, однушка Олечке и однушка Натали. Правда, почему-то как раз ее квартира оказалась в совсем дурном, далеком и густонаселенном районе аккурат напротив огромных, работающих труб ТЭЦ.
– Почему, – спрашивали у нее, – почему ты согласилась на это?
– А мне было по барабану, – пожимала плечами она, – по барабану, где жить, и все. Потому что лучше тогда было просто не жить.
Травилась снотворным – выжила. Пыталась сброситься с моста – ухватили за полу пальто. Открыла на кухне газ – подумала о соседях и тут же духовку закрыла. Решила – ну ладно. Раз так – поживу. Только вот больше… никому не поверю. Ни одному человеку на свете!
И правда – «людишек» она стала презирать. Откровенно презирать. И еще не верить им. Вот никому не верить, и все. Раз уж предали самые близкие… Что говорить про других?
Выучилась на педикюршу. Появились клиенты. Зарабатывала прилично. В душу никому не лезла – знала, как это бывает.
С Алей они подружились – могли выпить кофе на кухне или в кафе, прошвырнуться по магазинам.
Обе скрытные, замкнутые. Обе не очень счастливые. Впрочем, Аля несчастной себя не считала – но до поры. А Наташку очень жалела. Несчастная баба, такое досталось! Ладно этот козел. Но чтобы дочь! Хотя… чья бы корова… Уж ее отношения с Лидочкой… Что говорить.
Натали ловко делала свое дело, они попивали кофеек, лениво перебрасывались фразами, и Аля поглядывала на часы – через пятнадцать минут передача.
– Останешься? – спросила она приятельницу. – Посмотришь на звездищу, небесную красоту?
Натали кивнула.
– А как же? Как не посмотреть на тебя, милая? На причепуренную и звездную? А то, – она хрипло рассмеялась, – мне звезда является в неглиже – крем на морде, маска на волосьях, старый халат и любимые тапки!
Посмеялись, и Аля щелкнула пультом. Шла реклама, и она приглушила навязчивый звук.
* * *Марина Тобольчина сидела дома и тоже поглядывала на часы. Нет, не очередной телевизионный шедевр с ее участием ее волновал. Хотя, разумеется, все свои эфиры она тщательно и внимательно, по нескольку раз отсматривала. Скрупулезно разбирала, опытным глазом выдергивала ошибки и косяки, придирчиво разглядывала тщательно упакованные гримером морщины. Ей никогда не нравилась ее внешность. Хотя считалось, что она интересная. Но! Интересная – это не хорошенькая, не симпатичная, не миленькая и уж тем более не красавица. Интересная – это такая, какая может заинтересовать. Сделать себя, приукрасить, обратить на себя внимание. А это она умела! Наблатыкалась, говорила она. Стиль, то-се. В общем, работа над собой с годами стала очень заметна. Понимала, что фигура приличная, рост хороший, ноги и грудь вполне. А вот лицо… Лицо заурядное! Но при определенных усилиях, как говорится. При наличии денег к тому же…
Но в данный момент ее волновал не скорый эфир. В данный момент ее волновал телефонный звонок. От любимого, очень любимого когда-то человека. Он всегда звонил перед эфиром – просто так, поболтать. Так было заведено долгие годы, и она, Марина, даже сейчас, в иных обстоятельствах, ждала его звонка.
А тот не звонил. Не звонил – хоть ты тресни. Такое за ним водилось – особенно в последнее время. Она этого искренне не понимала – такой пройден путь, их столько связывает… Даже теперь, когда они перешли в дружескую стадию, и многое изменилось… Разве так можно? С близкими людьми?
Потом, разумеется, отбрешется – сын, дочь, теща. Жена. Что-то непременно случалось – особенно на праздники и выходные. Раньше, когда срывалось их очередное тайное свидание, для нее это была почти трагедия. Но сейчас? Разве она чего-то требует? Чего-то ждет?
Тогда, в пору их страстного романа, это было обидно до слез. В прямом, надо сказать, смысле. Марина начинала реветь. Реветь она могла долго, со вкусом, очень жалея себя. Других – с тех пор, как поселилась в столице и стала работать на телевидении, – она жалеть разучилась. Маргарет Тэтчер прозвали ее.
И вправду железная. Столько вынести, перестрадать, пережить может не женщина, а железный дровосек, не иначе!
Звонка так и не было. И понятно, что сегодня уже и не будет. Почерк «родимого» был ей хорошо знаком.
И все же обидно! Она зло утерла слезы, умылась холодной водой – всю косметику на фиг, крем на лицо, и трубку она не подымет. Хоть ты разбейся!
Она налила себе полстакана хорошего коньяку, открыла коробку шоколадных конфет, плюхнулась в кресло и нажала на пульт телевизора.
«Пошли все к черту! – решила она. – Буду любоваться на себя любимую. И получать удовольствие! Хотя это вот… Думаю, вряд ли».
На экране зазвучала знакомая мелодия, пошла не менее знакомая заставка и показалось лицо ведущей.
Марина Тобольчина была нежна и вкрадчива, говорила тихо и доверительно, и казалось, что бесконечно искренно.
И ей верили. Как не поверить Марине Тобольчиной? Она говорит только правду! Она сама из женщин с нелегкой судьбой. Сама всего добилась в огромном и неласковом городе. Сама, все сама! Тоже героиня. Вполне могла бы задавать эти вопросы самой себе.
И все бы снова ей верили. Такие глаза лгать не могут.
А доверие – вот залог успеха! Кому верят, за тем и пойдут. Верно, господа?
Ну, тогда дружно вперед!
Я готова. А вы?
* * *– Сегодня наша программа, как всегда, посвящена женщинам. Наверное, вы, мои дорогие, заметили, что мужчины редко бывают в этой студии. Не потому, что среди них мало героев. Разумеется, нет. Просто моя программа – о женщинах. О женской судьбе. О каждодневном, рутинном подвиге. О преодолении. А уж сегодня, Восьмого марта! Да что говорить… Итак. В моей студии снова три женщины. Снова три героини. Которые и вправду настоящие героини. Потому что они – хозяйки судьбы. Своей, разумеется, но не только своей. Они хозяйки и наших с вами судеб, мои дорогие! Потому что от их мнения, их опыта и их таланта, их участия в нашей жизни зависим и мы с вами! Наше настроение, наш настрой. Наши с вами надежды и вера. Так или иначе, прямо или косвенно, но три эти женщины соприкасаются с нашими судьбами и отчасти влияют на них. Хватит томить вас, мои дорогие! Хватит держать интригу! Итак, у меня в гостях: Александра Ольшанская! Киноактриса, любимица зрителей, умница, красавица и просто звезда!
