Аркадий Макаров - Догони свое время
– А дальше что? – спрашиваю друга.
– Что «что?» – крутит головой Валёк. – Бичевать продолжал!
– Нет, а с остальным кагалом что? Они ж в кузове остались.
– Не знаю. Может, кто и ушёл тогда. Но наутро мы осмотрелись, покричали в разные стороны – никого! Только солнце по верхушкам, как белка рыжая, с ветки на ветку, с ветки на ветку – и никого! Даже птицы куда-то подевались. Ветер пошумливает где-то над головами – и всё! Добирались ощупью. Кальмар, несмотря на то, что подводник, в тайге ориентировался хорошо: прежде чем шаг сделать, каждое дерево осмотрит, понюхает воздух и снова вперёд. Определит, где север, где юг, по мшистым наростам на стволах – и снова в дорогу. Идём, идём, а тайге конца и краю нет. На второй день у меня ноги отниматься стали. Ты вот морду косоротишь, потому что в таких переплётах не был… Идём – куда глаза глядят. За морями, за горами, за высокими лесами… избушку бы на курьих ножках увидеть, да с бабой-Ягой поздоровкаться. Пожрать, а потом пусть в печку сажает. Кальмару что? Он привык раз в неделю обедать, а у меня в животе спазмы начались. Резь такая, хоть кричи. Сел я на землю и говорю напарнику: – Давай вернёмся, сдохнем здесь! А тот смеётся. Ковырнул какой-то корень и суёт мне в руки: – На, – говорит, – пожуй. Только не глотай. Выплюнь потом, как только вкус потеряешь. Я жую, жую – одна горечь во рту, а потом язык и рот весь одеревенел, ничего не чувствуют. В желудке резь прекратилась. Снова пошли. Напали на орешник. Кальмар велел мне снять рубашку, сам-то он в телогрейке, а под телогрейкой ничего, только волосья на груди, как у Кинг-Конга. Остался я в одном пиджачке – «гуляй молодость!» Завязал Кальмар рубаху, и мы её за несколько минут орехами набили. Маловат мешочек, а другого не было. В карманы насыпали, сами до ломоты в зубах, как белки нагрызлись, отдохнули. Жить повеселее стало. «Пойдём! – говорит напарник, – чего сидеть? – И воздух ноздрями, как локатором ловит. Дымом, – говорит, – пахнет. Идём, пока не затемнело! Где-то рядом охотник зимовку обживает. Скоро сезон на соболя да на белку. Идём, чего в раскорячку встал?» А у меня на этом деле кровавая мозоль от замка проклятого. Ну и открыл я свои «козыри» другу нежданному. На, смотри, – говорю, – что мне сука портовая сделала! Спустил штаны, – Кальмар так и повалился на траву. Трясётся весь от смеха. Даже икать начал. Достал нож складной из кармана: – Иди, – говорит сюда, – я тебя щас холостить буду. Мигом отхвачу твои причиндалы. Всё одно тебе гангрену получать, а так, ничего. Поболит, правда, маленько – и всё! До конца жизни никаких волнений половой жизни – свобода от женщин. Чего же лучше? А я стою, и слезой глаза подёрнулись. Ничего не вижу. Кальмар походил вокруг меня, опять понюхал воздух: «Пойдём! – тянет за руку, – повезло нам с тобой, похоже, зимник это. Там и подумаем, как с тебя такой прицеп снять. Не ссы! С яйцами останешься! Топай, давай!
Вот она, избушка на курьих ножках! Тёсом крыта, на углу скоба прибита. Из трубы дым кудрявый, весёлый такой, вроде как обед готовится. Наверное, гостей ждёт Яга-баба. Мы ей щас загадки и загадаем: кто дело пытает, а кто от смерти лытает? Век дура-баба не догадается!
Кальмар меня вперёд толкает: – Заходи, – говорит, – ты первый. Уж очень вид у тебя жалостливый. Может, хозяин здешний не сразу двустволку в тебя разрядит. Здесь ребята крутые, дикие, охотничают. Им лишний глаз ни к чему. А на тебя он заряд тратить не будет. Меня потом представь как своего начальника партии. Мол, геологи мы. Недра здешние изучаем. Заблудились нечаянно. Нам только ночь переждать, а утром сами уйдём. Пусти переночевать!
Пустил. Переночевали, отогрелись, супчиком из рябчика голод поправили. Поговорили про жизнь свою нехорошую. Охотник чудной какой-то в избушке кантовался. Не промысловик, а так, любитель из городских начальников, но с понятием мужик. «Отпуск, – говорит, – большой. Решил на природе пожить. От семейных проблем схорониться. – Достаёт пластиковую канистру из-под стола, – одному, – смеётся, – не управиться, спирт здесь. Может, поживёте со мной чуток, уж больно ночи здесь какие-то вдовые, скушные, как монашки-черноризницы. Вот спирт допьём, я вас и сам отвезу, куда следует. За мной через недельку машина прибудет, а пока здесь погоримся, потужим».
Чудной мужик, вроде тебя, всё афоризмы какие-то говорит. Капитан мой при словах – «отвезу, куда следует» сначала насторожился, а потом и вовсе повеселел: «Куда следует нам не надо, мы в командировке пока. А пожить – поживём, нам торопиться некуда. Мы вольные птицы. Ага!»
Ну, и живём, «горюем» так. Утром полстакана, в обед стакан, а вечером – кто сколько сможет. Начальник тот с нами всю охоту забросил. По душе мы ему пришлись. По характеру. «Переходите ко мне в контору, – просил, – мне геологи – во как нужны! Золотую жилу разрабатывать будем. У меня на этот случай весь инструмент есть, – и на свой нарезной ствол показывает. – Работой я вас обеспечу».
Спирт ещё не допили, а машина за нашим начальником уже подъехала. Время за выпивкой летит, сам знаешь, как.
Всё хорошо, если бы не этот довесок на яйцах. Вот я и говорю шофёру, который за начальником приехал:
– Друг, – говорю, – у тебя ножовка по металлу с собой?
Тот на меня глаза лупит:
– Она тебе зачем?
Я его потихоньку позвал за угол:
– Смотри, – говорю, – что мне одна сука портовая подарила! – и спускаю штаны. Шофёр, человек пожилой, опытный, но и он, хлопнув себя по бокам, присел на корточки, потому что на ногах устоять было трудно. Ты б на его месте, что сделал? А-а! Вот и он тоже, чтобы не упасть, присел и трясётся весь:
– Ну, Ксюха! Ну, молодец! Какого парня подцепила! Эт-та точно, она. Ты «На плаву» был?
– На каком таком плаву? В море, что ль? Был, конечно! Сошёл на берег, а там эта курва – вот она! Коньячку-водочки попили – тут помню, а дальше ничего не помню!
– Хороший был кабак, «На плаву» этот! В моё время бабы такое не проделывали. Боялись морячков. Морячки за такие шутки могли и ежа морского просунуть куда надо. Да, были времена! А теперь – что? Моменты! – мужик бросил смеяться. Вспомнив что-то своё, вздохнул, почесал голову и говорит мне: – Такие дела на вису не сделаешь. Тут тиски нужны, настольные, широкогубые. Чтоб не повредить чего. Тебе ведь ещё жениться надо. Приедем в гараж, там освободим тебя от прицепа…
Валёк вскинул на меня голову:
– Вот и ты смеёшься! А как мужик сказал о женитьбе, тут я сразу и вспомнил про Зинаиду свою. Всё! Кранты! Домой надо тикать!
– А чего ж ты тогда не приехал? Зинка твоя меня всё спрашивала о тебе. Письмами интересовалась.… А ты как под воду ушёл. Я думал, ты в море утоп или в тюряге запарился. Но из тюряги тоже можно было написать. Чего молчал?
– Чего, чего! Я был там, откуда письма не доходят. До ближайшей почты полтыщи километров, вот чего! Белое безмолвие. Сплошной Джек Лондон. Помнишь, с тобой читали? Вот-вот!
Я вопросительно посмотрел на друга.
Тот только озорно хмыкнул, вероятно, воспоминания его были не столь огорчительны, и продолжал своё жизненное повествование, прошедшее в краях суровых и отдалённых:
– Как мы там, в избушке сторожевой, на дорожку выпили, так сразу и на колёса. Заболтало меня по дороге, а как глаза открыл, так – вот он, город наш незабвенный, мечты моей крылатой возращенье!.. – перешёл на высокий стиль товарищ. – Чего смеёшься? Тебя бы туда!
Только машина в гараж вкатилась, шофёр тот – мужичок с ноготок, сразу ко мне: – Вон, – говорит, – тиски на верстаке, залазь – операцию будем делать, пока никого нет.
Я с радостью скинул брюки, выпростался из трусов, без оглядки взопрыгнул на верстак слесарный, как на коня. Думаю, освобожусь от грузила – и в ресторан тот, «На плаву» который! Ксюху ту ждать буду с еловой шишкой, морским ежом не управиться, а мы по-свойски, по-простому, как на лесоповале – шишкой!
Мужик – сразу к тискам!
– Давай, – говорит, – прилаживайся!
Ну, я и сел, как баклан на яйца. Мужик крутанул ручку, зажал тисочными губами замок – и в стол, шарить, ножовку искать. Ищет, ищет – перевернул всё. Нет ножовки!
– Ты посиди пока, я щас! – и в дверь! – В другой бокс за ножовкой схожу! – кричит. А сам, падла, рукавом закрылся, вроде, нос утирает. Смеётся, сука!
В гараж стал народ набиваться. А я сижу, глазами хлопаю. Что чёрт не сделает, пока Бог спит?! Смеются. Каждый советует, что попадя. Окружили меня со всех сторон. Один говорит – зубилом давай срубим, другой советует газовой горелкой срезать. А я всё сижу: то ли баклан, то ли орёл в «темнице сырой», как у Лермонтова. А «мой гордый товарищ», Кальмар, куда-то улизнул. Нет его в гараже. После я потужил, что его не послушал. Он меня тогда дорогой втихаря уговаривал, чтобы мы до гаража не ехали, а по дороге соскочили. «Мы, – говорит, – замочек этот камнем сшибём. Зачем нам гараж?» А я заспался… Вот и сидел, глазами хлопал, пока народ надо мной потешался.
Мужика с полчаса не было. Смотрю – народ расступился. Милиционер входит. А за ним тот мужичок с ножовкой, на цирлах. Угодник ментовской!
