Владимир Янсюкевич - Шёпот стрекоз (сборник)
– А может, в другой раз, а?.. А то у меня ноги сломались. Я и до дому теперь не доеду.
– Ничего, доберёмся до родника, починишь свои ноги.
– Как это?
– Живой водой.
– Сказки всё это! Нет живой воды! – упрямился Витька.
Матвейка резко поднялся.
– Есть!
– Чего ты придумал! Вода везде одинаковая, мокрая, – бубнил Витька, поглядывая на часы. – Ну вот, уехали, а я и мобильник не взял. А ты?
– А у меня его вообще нет.
– А если мы потеряемся?! И куда торопиться? Могли бы и завтра…
Матвейка подхватил велосипед и покатил к лесу. Витька заковылял следом.
– Да ладно, постой! Я с тобой!
7
На дороге показался велосипедист. Мужчина лет пятидесяти, в джинсовых шортах с разлохмаченными краями, в белой рубахе нараспашку, неторопливо крутил педали. На его голове красовалась белая широкополая панама с ворсом, с красным помпончиком на макушке, а на лице вместо глаз зияли чёрные пятна солнцезащитных очков. Поравнявшись с пацанами, велосипедист тормознул.
– Заблудились, мальчики? – спросил он с участием, неожиданно высоким для его комплекции голосом.
– Ничего не заблудились, – отрезал Матвейка, – путешествуем.
– А куда путь держите, если не секрет?
– Секрет.
– Понимаю, – по лицу незнакомца расползлась сахарная улыбка. – А то я подумал, может, помогу чем. А раз так, удачи!
Незнакомец поставил ногу на педаль.
– Да ничего не секрет! – брякнул Витька. – Он говорит, – Витька показал пальцем на Матвейку, – будто в этом лесу есть живой родник.
– Живой родник?
– Ну, в смысле, с живой водой.
Незнакомец глянул из-под панамы на солнце, затем огляделся вокруг, почесал волосатую грудь.
– С живой водой?
– Ну, да!
– А зачем вам живая вода понадобилась?
– Да вот у него, – Витька снова пальцем на Матвейку, – мать больна.
– И серьёзно больна?
– А то. В больнице она. И вообще… Чуть не померла сегодня.
– Во-он ка-ак, – протянул мужчина. – Значит, теперь отцу придётся по хозяйству отдуваться.
– Да нет у него отца, убили.
Матвейка двинул Витьке кулаком в бок. Витька скорчил плаксивую гримасу.
– Ты чо! Больно!
– Плохи дела… – сказал мужчина, и улыбка сошла с его лица. – Да, и я слыхал про источник. Тоже хочу подлечиться… поясница замучила и селезёнка подёргивает… да всё некогда. У меня тут и дачка рядом. В случае чего, милости просим. Посёлок Лесной знаете?
– От трассы три км, по указателю, – хмуро вставил Матвейка, стараясь держаться независимо.
– Верно. Это за поворотом. Отсюда не видно. Моя дачка на краю посёлка. Дома, правда, пока нет, хозблоком обхожусь. А родник, говорят, где-то в нашем лесу. Да не даётся он людям, таится. Кто ни искал, возвращались ни с чем. Хотите, вместе поищем. Только вот в город съёзжу за хлебом. В наш магазин сегодня не завезли. Фургон у них сломался.
– Спасибо, мы сами, – подал голос Матвейка.
– Сами так сами. Я не навязываюсь. Если вдруг набредёте, хоть покажете?
– Покажем, – заверил Витька.
– Тогда – удачи. Да не заблудитесь. Наш лес волшебный… – незнакомец стянул с себя рубаху, бросил её на руль. – Печёт сегодня, скорей бы ночь, – и медленно, не оглядываясь, покатил по дороге, сверкая маслянистой от пота спиной.
А друзья свернули к лесу.
– Ты зачем меня в бок ударил? – ныл Витька.
– А ты что, не слыхал, в школе говорили, с незнакомыми не идти на контакт.
– Да я спросил только.
– А зачем ляпнул, что моего отца убили?
– Да брось ты! Нормальный дядька. Сразу видно, дачник. И панамка прикольная… как у клоуна.
– Сам ты клоун!
8
Лес начинался густым ельником. Он стоял мрачной стеной, словно всем своим видом говорил, что не пропустит чужаков. Друзьям пришлось низко поклониться, чтобы войти в него. В ельнике было темно и колюче. Он сопротивлялся всеми доступными ему способами. Нижние сухие ветки цепляли за одежду, совали палки в колёса. От осыпавшихся иголок не было спасения, они резали по щекам, путались в волосах, попадали под одежду и кололи изнутри. Длинные змеистые корни строили подножки. Особенно не везло Витьке. Ветки лезли ему в глаза, в рот, в уши. Паутина опутывала лицо, шею, приходилось смахивать с себя паучков и постоянно нестерпимо хотелось чесаться. А тут ещё на пути попадались муравейники, рыжие шевелящиеся холмики из высохших еловых иголок, твёрдых и острых, как настоящие, стальные.
Витька отмахивался от всего сразу и ныл непрестанно.
– Ну вот, не лес, а… колючие потёмки! И зачем я с тобой поехал! Куда мы идём? Тут и дороги-то нет! И муравейники! Вон какие кучи большие! Папа говорил, в старину казнь такая была: человека привязывали к дереву возле муравейника. И муравьи его съедали. У них, наверное, зубы есть.
– У кого? У муравьёв?
– А чего, запросто. Ведь как-то они кусают. Могут и нас съесть.
Матвейка окинул взглядом обширную Витькину комплекцию.
– Подавятся.
– Да я серьёзно! – вскипел Витька, так что у него затряслись щёки.
– А ты на кучи не наступай. Они и не тронут.
– Далеко ещё?
– Чего пристал! Идём и идём.
– Да, тебе хорошо! У тебя мама больная… тебе надо…
Матвейка скрипнул зубами, остановился.
– Ты мне друг?
– Ну, друг. А чего?
– Вот и молчи в тряпочку. А не нравится, можешь возвращаться. Я не держу.
Витька засопел обиженно, но всё же двинулся за Матвейкой, энергично прижимая к себе цепляющийся за ветки велосипед, будто его кто-то хотел у него отнять.
Когда ельник закончился, пошли осины. И вскоре лес осветился белоствольными свечами берёз. Витька вздохнул облегчённо и, оглянувшись, спросил:
– А обратно так же?
– На сером волке.
Витька замер, забегал глазами по кустам.
В кустах что-то зашелестело, где-то рядом хрустнула сухая ветка, отчаянно хлопая крыльями, взлетела неведомая птица. Витьку мгновенно скрутил столбняк, и пока они не миновали березовый лес, он не произнёс ни слова. За березняком лес поредел, стало светло, подул освежающий ветерок и можно было идти по прямой. Вскоре друзья вышли к поляне с колокольчиками. А дальше начинался спуск…
Матвейка остановился, сосредоточенно изучая окрестности, потом бросил велосипед и с разбегу окунулся в звенящее разноцветье.
– Вот она! поляна! Я видел её во сне! Дальше вниз, а там… – Матвейка ринулся вперёд, крича на ходу: – Да брось ты свой дурацкий велик! Никуда он не денется!
– Ага! У тебя старый, а у меня дорогой! – огрызнулся Витька, но велосипед всё-таки аккуратно прислонил к берёзе.
Матвейка стремительно бежал в низину, где по его расчётам должен был находиться родник с живой водой. Витька последовал за другом, постоянно оглядываясь на свой велик.
Родник приветствовал их ослепительным лучом. Матвейка зашёлся от счастья.
– Нашёл! Нашёл, мама! Нашёл!
Сердце прыгало где-то у горла, тело пронизала блаженная истома, ноги ослабели, и последние два метра Матвейка, поскользнувшись на траве, съехал на пятой точке и упёрся ногами в гладкий валун. Но тут же вскочил, окунул лицо в прозрачную ледяную купель, глотнул родниковой влаги. Сразу заломило зубы и обложило горло. Но на мгновение.
Подбежал Витька.
– Ну как? Она? Та самая?
– Она…
Матвейка зачарованно смотрел на клубящееся сероватым песком дно родника. Вода, прозрачная и плотная, словно масло, переполняла природную чашу, и, сверкая на солнце, стекала по каменистому ложу и тут же, в двух-трёх метрах от источника, терялась между камнями, словно возвращалась в недра земли.
– Точно она? Та самая? – допытывался Витька. – Ну-ка, дай попробую! – он припал к источнику, хлебнул, подвигал челюстью, закатив глаза к небу, проглотил, выпрямился. – Вода как вода. Мокрая, чистая. Только холодная, как лёд… А как проверить, живая она или нет?
– У тебя нога прошла?
Витька потрогал свою коленку, попрыгал.
– Прошла вроде…
– Ну вот.
– Тогда набирай и поехали домой.
Матвейка вдруг оторопел, стукнул себя по лбу, в растерянности сел на землю.
– Ты чего? – испугался Витька.
– Фляжка! Фляжка! – бормотал Матвейка в отчаянии. – Я бутылку не взял…
– Ну и ладно, не переживай. В другой раз наберём. Теперь знаем, где.
– Только время зря потеряли…
Матвейка вскочил и побежал к оставленному на взгорке велосипеду. Витька – за ним.
– Ты куда?
– За бутылкой!
9
Из леса друзья выбрались быстро. Витька забыл про волков и не отставал от Матвейки, который, не разбирая пути, танком ломился сквозь зелёную преграду. На песчаном бугорке устроили пятиминутный привал. Солнце кочегарило на полную катушку. Витька выпал из леса и сразу распластался по земле, как сорванное ветром с верёвки мокрое бельё. Матвейка думал о матери, и потому не замечал ни жары, ни усталости.
– Так, погнали домой! – скомандовал Матвейка.
