Михаил Першин - Еська
Махнул Еська руками навроде как вёслами гребец, да с размаху и повернулся чуток вкруг груди своей собственной. Глядь – на осьмушку вершка свернулся, соединился из двух оконечностей в едино тело.
Только боле-то ничего не выходит. Потому: чтоб дале крутиться, надо опору какую-никакую иметь. А ухватиться-то не за что: ни травинки, ни былинки вокруг не растёт. И даже слегу он утерял в болоте коварном. Не будь оно таким, он бы хоть загребать попытался. Но и этого нельзя: руки в елды обратятся – уж верно спасенья не будет.
Поднял Еська глаза гор? глянул в небо чистое и видит: вот же оно, рядушком совсем. Над самым болотом простёрлося. Видать, глубина – она в едину лишь сторону тянуться могёт, двум безднам враз не бывать. Либо вверху бездонность, тогда под ногами почва упругая. А коли внизу топь беспробудная, то тут уж для выси немного остаётся.
Поднапружился Еська и до неба дотянулся. Хвать одной рукою за тучу, а другою – за облачко, да и стал потихоньку поворачиваться. И точно: мало-помалу грудь себе скрутил, потом брюхо съединять стал. А как мотня появилася и елда с трясины вытянулась да промеж ног срослася, то понял Еська, что спасён.
Стал он ноги вытягивать. А топь-то отпускать не желает, книзу тянет. Последние силы напряг Еська да к небу потянулся.
Вдруг голос слышит:
– Ну-ну, разошёлся! Скоро и меня в прядь свернёшь.
Глянул Еська вверх и рожею ткнулся в бороду старцу некоему.
– Чего глядишь? – тот спрашивает. – Не смекаешь, что ль, кто я таков?
– Да смекать-то смекаю. Больно ты на Хранителя похож. Только тот, всё ж таки, пожиже будет. Никак, ты над ими старшой.
– Так. И над ими тоже.
– Ну, а в энтом разе позволь мне один вопрос задать.
– Задавай.
– А над тобою кто старшой?
Засмеялся тот и молвит:
– Надо мною уж старшого нету. Я – на́больший.
Протянул Набольший с этими словами руку, хвать Еську за ворот, да и вытянул с болота. Ух, и завертелось всё вокруг – до того Еська небо, видать, скрутил. А как всё развернулось своим порядком, то увидал он себя рядом с Набольшим на облаке. А ноги малость в облако провалившися были, только уж не по-болотному, а – словно в стог свежескошенный.
Первым делом Еська на ступни глянул. Да и вздохнул с облегчением: обратно они на своём месте пребывали, токмо низ портков малость промок, ну да это обсохнется.
Тут уж показал Еська, что и он етикет не понаслышке знает. Встал прямо и поклон низкий отдал.
А Набольший ему:
– За что ж благодарить меня? Ты сам управился. А таперича помогу я тебе до места добраться.
– Благодарствую, – Еська ответствует. – Только что ж твоей милости утруждаться-то? У тебя, небось, и без меня делов немерено. Так я уж сам как– нибудь.
Усмехнулся Набольший:
– Покудова, – говорит, – ты небеса ишо куда погаже того болота не затянул, я лучше тебя доставлю в цельности и сохранности.
– Да мне ить не в одно место надобно. Сперва сбираюсь я Фряню забрать, а уж после с нею вместе в родные места подамся. Небось где-либо поблизь от брата ро́дного найдётся местечко, чтобы тама осесть нам, да до века и прожить вдвоём, а коли ты, твоя милость, нам ишо детишков пошлёшь, так с ими вместе.
– Ну, насчёт того, чтоб до века жить с места не сходя, это оно видать будет. – Набольший молвит и ус свой теребит седой. – Да не об том сейчас речь.
Принагнулся малость, спустил руку куды-то вниз под облако, да и достал оттудова Фряню.
Пообнималась она с Еською, ясно дело, по-бабьи слезу пролила, а после Еська всё ей объяснил. Поклонилася Фряня Набольшему и так молвила:
– Благадарю тебя за добро твоё да ласку, только я без моей Бурёнки никуды не могу двигаться. Потому она у меня нынче с утра недоена, да и после – кому я её доверить могу?
Ладно. Спустил Набольший руку и на облако Бурёнку поставил.
– Вот теперя я готовая, – Фряня говорит.
Да только Бурёнка голос подала:
– Му, – говорит.
И все это «му» поняли. А обозначало оно в точности вот чего: «Я бы рада с вами переселиться. Да только куда же ж я без Мурки?»
– И верно, – Фряня руками всплеснула, – как это я Мурочку позабыла!
Ну, Набольший и Мурку к им присовокупил. Да только та припомнила Жучку.
– Какая тебе Жучка! – Фряня говорит. – Ты ж с ей дралася всегда, мало не до́ крови.
– А энто уж наше дело, – Мурка отвечает. – Дак и не до́ крови же. В обчем, без подруги нет моего согласия на переезд.
Осерчал Набольший:
– Для того ль я вас по всей земле рассеивал, чтоб обратно в едину кучу собирать? Вот вам Жучка, но уж коли и она кого взять потребует, всех обратно сгоню, и живите где жили.
Однако Жучка, как хозяюшку свою увидала, боле уж ничего не возжелала.
Протянул Набольший руку в сторону, поймал тучку, котора мимо пролётывала, установил на неё Еську, Фряню и всю прочую живность, да как дунет! Облачко вмиг с ими со всеми умчалось и прямо перед Мартемьяновой хатой опустилося.
3
Как Мартемьян с Сирюхой их встречали, сколько слёз было пролито да сколько вина выпито, того я вам сказывать не стану, потому вы сами понятие должны иметь и смекать, кака́ радость всем была с того свиданья.
После Сирюха украдкою Еську в огород свела. А тама росло растенье невиданное: ствол – чисто морковка, сажени в две высотою, а заместо веток да сучков – картоха.
– Помнишь, небось, свой подарочек, – Сирюха спрашивает. – Долгонько я им любовалася после как ты ушёл. Не едину слезу уронила, об тебе вспоминаючи. А как Еська-меньшой родился, я его закопала. Да он вырос и вот каки́ плоды дал. Даже с города прохвесоры приезжали, спрашивали: «Как, мол, вы такого добилися?» Ну да я не сказывала. Так и уехали, головами своими качая и твердя, что по науке ихней энто явленье необъяснимое, и посему его вроде как и вовсе нету.
И боле уж промеж Сирюхи и Еськи разговора о былом не велося.
Тут и сказке нашей конец. Потому путь героя нашего, к тому месту придя, откудова и зачинался, узелком завязался. И сказала ему Фряня:
– Ну, Есюшка, теперя нам до веку отседова никуды не двигаться.
А Еська поцаловал её ласково, да и молвил словами Набольшего:
– Тама, Фрянюшка, видать будет.
Так и мы Набольшего же словами исторью свою закончим:
– Да не об том сейчас речь.
