Анатолий Гладилин - Тигрушка (сборник)
Потом появилась бутылка с лимонными корочками, и пошли в ход огурчики и помидорчики и потешные байки из быта города и завода.
И только однажды (может, потому, что Ленька слишком пристально рассматривал буфет с разнокалиберными графинчиками, полки с книгами, занавески и прочий домашний уют) Илья Маркович неожиданно сказал:
– Вы сидите и, наверно, думаете: мол, вот как человек опустился – водочка, закуски, карты, городские сплетни… словом, маленький мирок, провинция. А вы не торопитесь с выводами. Нас не стоит осуждать. Осуждать тут многие брались. Да не выдерживали полугода и сматывались обратно обивать пороги столичных учреждений. Поживете – поймете: нам многое надо прощать. Потому что мы остаемся, мы работаем. Мы здесь очень нужны. Это вы скоро почувствуете.
Ленька сначала опешил.
– Зачем мне так думать? – пробормотал он.
– Хорошо, – ответил Илья Маркович. – Я не вас лично имел в виду. Так. Абстрактно.
И вечер покатился по старым рельсам.
Ковш медленно наклонялся. Казалось, он был наполнен вареньем и красная с черными пятнами пенка уже остывала, а в форму хлынула молочная струя металла. На потолке задрожали тени железных перекрытий. На минуту все замерли.
Ленька подошел к Демидову и положил руку ему на плечо. Демидов оглянулся, дернулся, засуетился (вероятно, подумал, что неудобно перед мастером стоять руки в боки), но Ленька остановил его. Он и сам испытывал чувство растерянности и восхищения перед раскаленным потоком. Он видел это уже сотни раз, и каждый раз зрелище завораживало его.
Фонтан брызг угас, красное дно запрокинутого ковша тускнело, как заходящее солнце. Гипноз кончился, все занялись своими делами.
– Майоров!
Его вызвал начальник цеха. Павел Петрович (на заводе его звали Пал Петров) хотел выяснить причины вчерашнего брака. Но Ленька начал подробно рассказывать, что в этот момент его в цехе не было, он задержался на совещании, хотя понимал, что начальника интересуют не причины его отсутствия, а причины брака. Но, понимая это, Ленька все-таки продолжал подробно объяснять, почему его задержали на совещании («Ничего себе идиотом я выгляжу в глазах Пал Петрова», – мелькнула мысль). Наконец начальник прервал его и прочитал ему краткое внушение. Ленька сумрачно слушал, думая про себя: «Хоть бы отметил, что весь месяц мы работали без брака, попробуй найди еще таких».
Потом начальник изменил тон: он заявил, что, дескать, многие бригады на заводе дают повышенные обязательства и, конечно, смена Майорова справляется с планом, но ведь праздники на носу, да и вообще так принято…
«Теперь Пал Петров дает мне возможность отыграться, – подумал Ленька. – Интересно, делает ли он это сознательно? Ведь он отлично понимает, что после разноса я вряд ли буду сговорчивым. Или это педагогический прием: сначала разнести, а потом показать, что я тоже кое-что решаю?»
– Нет, не можем, – сказал Ленька.
– Почему? – усмехнулся начальник.
На одном энтузиазме не вылезем. Сначала рабочие должны набивать опоки чуть-чуть быстрее, чуть-чуть увереннее, а это может прийти только со временем. И потом – установите в цехе пескомёт. Тогда мы сразу дадим двести процентов. Впрочем, вы это сами знаете.
– А вот и поставим, – не то с усмешкой, не то с угрозой сказал Пал Петров.
Ленька давно решил, что при столкновениях с Пал Петровым он должен хоть в какой-нибудь мелочи, но не соглашаться с ним. Авторитет Пал Петрова был настолько велик, что с ним почти никто не спорил. Пал Петров знал это и свои разговоры с подчиненными часто заканчивал иронической фразой: «Это моя точка зрения, но вы, наверно, станете возражать?» – ожидая, что собеседник тут же скажет: «Да нет, что вы, Пал Петрович!»
Ленька обязательно к чему-нибудь да прицеплялся. И как ни странно, но ему казалось, что таким поведением он завоевывает все большее уважение начальства.
Со старшим технологом у Леньки была другая политика. Старший технолог имел репутацию человека въедливого, книжного. Он следил, чтобы все выполнялось точно по расчету – грамм в грамм, секунда в секунду. Старые же мастера, полагаясь на свой опыт, придерживались проверенного принципа – «на глазок». Когда старший технолог вызывал Леньку, Майоров послушно записывал все его выкладки и расчеты. Мастера подтрунивали над абсолютной верой Майорова в цифры технологии, Ленька отвечал весьма сдержанно: «У вас большой стаж, вы люди знающие, а я новичок», – что, естественно, им льстило.
После разговора с начальником Ленька пошел к рабочим и провозился с ними почти до конца смены. И здесь Ленька старался показать формовщикам, что он не чурается «грязной работы».
Он заметил, что, вынимая отливки, рабочие попеременно отдергивают руки и как-то странно размахивают ими.
– Шарипов, – сказал Ленька, – почему новые рукавицы не получили?
– Не дают, – мрачно ответил Шарипов.
– Я же подписал заявку. Ходили?
– Кончился лимит. А на складе у Веры черта с два получишь. Зверь, а не человек.
Ленька пожал плечами и сам пошел на склад. Вопрос о рукавицах был для него не технологический, а психологический. Получит – будет в глазах рабочих человеком. Не получит – окажется болтуном.
Ленька представлял себе кладовщицу Веру этаким цербером и решил сразу подавить ее всеми авторитетами, включая главного металлурга. Но, придя на склад, он увидел молоденькую девочку и понял, что надо срочно искать «новый ход». На Веру, наверно, все пытались кричать, надеясь, что она еще маленькая и не устоит. А Вера, чувствуя это, сразу становилась твердой и непреклонной.
Вера подозрительно косилась на приближающегося Майорова, и Ленька готов был поклясться, что она встретит его фразой: «Приходите завтра. Сегодня склад закрыт».
– Так это вы? – сказал Ленька, ласково улыбаясь. – А я вас еще в воскресенье около универмага заметил. Вот, думаю, милая девочка, как бы познакомиться.
Он действовал почти наверняка. В воскресенье Вера хоть раз, но обязательно забегала в универмаг, так просто, для развлечения.
Он рассыпался мелким бесом. Он припомнил весь свой московский опыт. «Уж если я ее не обольщу, – думал он, – грош мне цена».
Ленька вернулся в цех, когда уже работала другая смена. Но на плече у него была связка новеньких рукавиц.
А потом его снова вызвал Пал Петров. А потом он опять долго сидел у старшего технолога. И все это были неотложные дела. А потом неотложные дела кончились, но Ленька придумывал себе все новые и новые занятия.
Он откровенно тянул время. Не хотелось покидать цех, где ему нравилось все: и суета, и авралы, и захватывающий ритм работы, и постоянное ощущение, что лично ты все время кому-то нужен, и сложные отношения между начальником, мастерами и рабочими, и даже сам воздух с его специфическими запахами – цех, где мелькали тени железных перекрытий, когда шла плавка и вспыхивали струи металла, как долгие зарницы.
ПЕРВЫЙ СОН ЛЕНЬКИ
Ленька ждет автобуса. Напротив – остановка того же автобуса, но в другую сторону. Ленька стоит в середине очереди. Напротив – такая же очередь. И там он видит ЕЕ. ОНА не то в зеленом, не то в темно-синем плаще. К той остановке подходит автобус. Но Ленька сквозь стены автобуса видит, что ОНА не садится. Подходит Ленькин автобус, но он тоже не садится. Автобусы уходят. Ленька видит, что ОНА по-прежнему стоит в очереди. Снова подходят машины, и снова Ленька и ОНА не садятся. Так проходит какое-то время. Наконец скрываются последние автобусы. Уезжают последние пассажиры. Он остается один, а на той стороне улицы стоит ОНА. Быстро темнеет. Ленька не может разглядеть ее лица, но знает, что это ОНА. Он оглядывается. Ни машин, ни прохожих. Он перебегает улицу.
Когда утром Ленька пытается вспомнить подробности, ему кажется, что этот сон он видел уже несколько раз.
ВТОРОЙ СОН ЛЕНЬКИ
Арбатская площадь кружилась вокруг деревянного постамента с устремленной вверх ракетой, как пластинка, насаженная на шкив проигрывателя. Кругами по ней ходили конькобежцы, из-под коньков вылетали определенные мелодии. У каждого своя. «Мамба-рок» вперемежку с «Каким ты был…». «Вот техника шагнула, – подумал Ленька. – Коньки вместо иголок!» И, перегнувшись, полез под шлагбаум, на котором была надпись: «Арбатская республика».
Люди передвигались по Арбату несколько странно. Они цеплялись специальной тросточкой за провода и скользили, пока не приближались к нужному дому. Тут они дергали за тросточку (как кондуктор трамвая за звонок), провод на секунду опускался, и они оказывались на мостовой.
Руслан катил перед собой большое колесо от самосвала, направляя его металлической ручкой.
– Привет, – сказал он Леньке. – Подвезти? У меня персональная машина.
– Нет, – сказал Ленька, – так дойду. Где Медведь?
– В «Праге» стоит у входа с большим блюдцем. Он метрдотель. Лютует. Забывает старых товарищей. Без галстука не пускает.
