Роберт Енгибарян - О, Мари!
– Не отошел ли ты от темы, уважаемый глава семьи? – обратилась к нему мама. – Я понимаю, что последняя часть разговора своей животрепещущей актуальности для тебя не теряет. Но сейчас речь идет о нашем сыне, не вполне зрелом молодом человеке, чуть не заработавшем себе сухорукость всего месяц назад. Итак, сынок, мой тебе совет: мягко и, по возможности, вежливо отказывайся от службы в КГБ. Огромные просторы России – не для нас. Отправят в Хабаровск, Монголию, Карелию или, если очень повезет, в Венгрию, Чехословакию и так далее. Тогда прощай, Мари, прощай, родительский дом и вкусная еда, полетел орел служить. Столько грязи и подлости, пьянства и нечисти ты там увидишь – захлебнешься и забудешь песню «О, Мари, о, Мари», которую ты орешь по утрам под душем.
Я понимал, что родители сгущают краски. Судя по нескольким старшекурсникам, перешедшим на работу в КГБ, дела у них обстояли совсем неплохо, кроме того, и служба, и окружение были гораздо цивилизованнее, чем в прокуратуре, а тем более в бандитской милиции. Но эти парни были детьми работников КГБ и военных, людьми совсем иного склада, чем я: сдержанные, осторожные, замкнутые, свято чтущие субординацию и, откровенно говоря, неяркие. Но самое главное – о каком КГБ может идти речь, если Мари не будет со мной?
– Запомни, Давид, если последует конкретное предложение, откажешь мягко и вежливо. Скажи, что мечтаешь быть ученым. Так, чтобы они не думали, что ты отказываешься по идеологическим соображениям, а то испортят тебе жизнь. И не забудь: ни в коем случае не вмешивай Мари ни во что.
* * *– Шеф, слух пошел, что ты идешь на работу в КГБ…
– Кто тебе сказал такую глупость, Рафа?
– Брось темнить, французский жених! К декану пригласили человек пять, но дольше всех задержался ты. Стукач стучит во всю мощь, злорадствует, хочет свою гнусную рожу обелить, мол, смотрите, кто готовится стать настоящим стукачом – лихой парень, сердцеед!
– И ты, Рафа, веришь в этот идиотизм? Мало ли кто и на какую тему может со мной беседовать, это же не означает, что вопрос решен именно так.
– Вот видишь, ты уже признался, что разговор состоялся. Значит, Стукач хотя бы на пятьдесят процентов прав.
– Ты что, хочешь, чтобы я заставил Стукача сожрать его мятый красный галстук? Вот будет хохма.
– Сегодня у него желтый галстук, ну прямо химически желтый. А потом, вы же братья по партии. Разве ты можешь себе позволить так относиться к своему товарищу?
Стукачу было уже под тридцать. Сухой, черно-желтый, сутулый и нескладный, он весь излучал злость и зависть.
– Слушай, крыса, – подошел я к нему. – Я старался не замечать твое гнусное существование, но ты, сукин сын, опять путаешься у меня под ногами. Перед девушкой не хочу продолжать, поэтому выходи из аудитории, обменяемся комплиментами.
– Давид, если ты на Князя руку поднимешь, я обращусь в милицию, к декану, к ректору! – заверещала его подруга, невзрачная, болезненная с виду девица.
Возле нас уже собрались несколько однокурсников.
– Видите, ребята, Давид в присутствии моей девушки меня оскорбляет, обзывает разными неинтеллигентными словами…
– Ах ты тварь!
– Брось, Давид, скоро мы закончим университет, разлетимся в разные стороны. Замараешь сейчас руки, а что толку? Родился он змеей, таким и помрет, – урезонивал меня наш однокурсник Арташес, рассудительный парень с крестьянской внешностью, отслуживший на флоте и прошедший после этого еще и рабочую школу. Родом он был из сурового края Ахалкалаки, что на территории Южной Грузии, рядом с Арменией. Этот район с холодным климатом и скудными природными ресурсами почти на девяносто процентов был заселен армянами, а его жители слыли храбрым и воинственным народом.
Я понял, что Стукач хочет, чтобы я вслух признался насчет предложения работать в КГБ. Если скажу, что не пойду туда, тут же донесет, да еще и вывернет все по-своему – что я дискредитирую такой уважаемый орган, что человек я незрелый, оглашаю разговор с ответственным чекистом. Сколько невинных людей посадил бы такой подлец в 1937 году или в годы послевоенных сталинских репрессий? Страх перед органами сидел в нас так глубоко, что любой боялся сказать о них вслух что-то плохое. Как я ни старался, ребята уже знали о моем разговоре с чекистом. Конечно, вряд ли они одобрят мое решение, хотя это не значит, что, появись такой выбор у них, они отказались бы. Когда дело касается себя или других, моральные оценки всегда сильно отличаются. А вот кто искренне сожалел, что такое предложение ему не сделали, так это, конечно, Князь. Вот тогда бы он точно показал мне, где раки зимуют, обвинил бы в самых немыслимых грехах, например, что я внук Троцкого или незаконнорожденный сын Берии… О, как бы мне хотелось пустить его черную кровь, вышибить его кривые желтые зубы!
– Ты что застыл в позе мыслителя? – Рафа встряхнул меня за плечо. Ненависть к Князю так захватила меня, что я не заметил, как мой друг вошел в аудиторию. – Не знаешь разве, что это кобра? Хотя нет, кобра – красивая змея, а этот – гадюка, если не выплюнет свой яд, сам сдохнет. Его мозги работают только в одном направлении – кому бы причинить зло. А ты, француз, возможно, и прав был, что даже мне не говорил о сделанном тебе предложении. Лишняя информация и для меня, и для других. Но там работа не для тебя. Может, и не совсем подходящее время и место, но я тебе так скажу: ты парень искренний в любви и дружбе, сильный духом, потому и доверчивый. Вот тут у тебя в жизни будут проблемы. Я твой друг, мы с тобой многое повидали, и я знаю: как только кто-нибудь унижается и распускает сопли, ты сразу же его прощаешь. Вот только тот, кто унижался, не простит своего унижения и обязательно найдет возможность унизить тебя еще больше.
Через минуту Стукач уже рассказывал о чем-то своей подруге и так шумно радовался при этом, будто только что взял золотую медаль на Олимпийских играх (в те годы это было мое самое сокровенное желание). А мне стало ясно: даже ребята, которые готовятся идти на работу в правоохранительные органы, остерегаются этого зловещего КГБ. Благодаря совету и одобрению родителей свое решение я уже принял, но сегодняшний ерундовый инцидент лишь подтвердил правильность выбора. Мудрые мои мама и папа повторяли многократно: «Не иди против сердца. Даже разум может подсказать неправильно, сердце – никогда».
Но я и представить не мог, какие трудности ждут меня впереди…
Глава 11
– Мари, скоро ты получаешь диплом. В деканате ничего не говорят насчет распределения?
– Пока ничего конкретного. Очень сложно с трудоустройством: одним предлагают работу в пригороде Еревана, другим и вовсе на окраинах республики. Исключение лишь для замужних и беременных.
– Ну, если ситуация станет совсем уж критической, придется пойти на жертвы и жениться на тебе – лишь бы ты осталась в городе. Не могу же я оставить подругу в беде!
– Надо же, я знала, что ты великодушный, но такого отчаянного порыва даже от тебя не ожидала! Но почему-то не чувствую в тебе искренности, так что вынуждена отказаться… А если серьезно, Давид, у меня же есть моя телепередача. Ну а получится остаться в университете – тоже хорошо. Зарплата преподавателя маленькая, но вместе с зарплатой на телевидении, пожалуй, поможет содержать мужа-следователя. Нам, мой молодой друг, пора серьезно подумать о прозе жизни. Я женщина европейская и не считаю, что материальные проблемы – дело одного лишь мужа. Кстати, ты ничего не замечаешь?
– Да, только сейчас обратил внимание… Очень красивые серьги! Неужели бриллиантовые? С виду и впрямь как дорогие камни блестят. Что-то я их раньше на тебе не видел…
– Ну, ты же знаешь мою требовательность! Я ношу только бриллианты. А эти серьги ты не видел, потому что раньше их у меня не было.
– И откуда они взялись?
– Подарок.
– Эй, ты что, серьезно? Кто тебе дарит такие дорогие подарки? Неужели этот лощеный Атоян?
– Да что ты! У Ареса столько проблем с женщинами, что ему не до бриллиантовых серег. Он еле успевает платить своим многочисленным женам алименты.
– Тогда, наверное, ты их вчера нашла на улице у мусорного бака?
– Парень, я всегда говорила, что у тебя большие задатки сыщика! Со временем ты даже Шерлока Холмса затмишь!
– Ладно, несостоявшаяся телезвезда, не тяни!.. Ну хорошо, думаю, это твои родители по случаю скорого окончания университета купили тебе дорогие безделушки, чтобы ты себя чувствовала настоящей звездой. Но почему-то они мне кажутся старинными. Не похоже, что они из «Ювелирторга».
– Ты прав в одном: я их получила по случаю окончания университета. А кто подарил, ты не догадался… Ну же, коммунист, пошевели мозгами, если они у тебя есть! Серьги мне подарила мадам Люси. Вчера она была у нас дома.
– Вот это да! Прямо тайны мадридского двора…
Какая молодец мама! Восстановила равновесие. Как-никак, уже больше трех лет я встречаюсь с Мари, она и ее родители так внимательны ко мне: подарили три костюма, прекрасное пальто, дорогие часы «Картье». А с моей стороны – ни одного серьезного подарка… И в самом деле – что может подарить студент? Ну, доставал импортные сигареты для мадам Сильвии или жвачки для Мари, покупал билеты в кинотеатр – разве это подарки? А как хочется порадовать Мари чем-нибудь существенным, скажем, шубой или дубленкой… Ничего, успею, еще вся жизнь впереди.
