Маша Трауб - Плюс один стул
– Как погода наладится, тогда и поедете. По настроению, – говорила баба Дуся сватье, которая никак не могла решить, на какой день наметить дату переезда.
– Как же Петечку лучше везти? – не успокаивалась Роза Герасимовна. – Опять беспокоить Сергея, чтобы попросил своего друга с машиной, или заказать такси? Хотя нет, это дорого, и Петечку может укачать. Или доехать на автобусе до электрички, а уже здесь, от станции, ловить попутку?
– Да зачем? – хмыкала баба Дуся. – Вон, Сашкиного отца попросим, он довезет. Правда, у него машина рыбой воняет. Они с рыбалки возвращались, ведро с рыбой опрокинули спьяну в салоне. Ну да ничего. Уж не хуже, чем в такси.
И действительно, оказывалось, что Петю в вонючем салоне Сашкиного отца совершенно не тошнило, а, напротив, было даже весело – ехать с другом и его отцом в деревню. Можно было высовываться из окна хоть по пояс, держать руку на ветру, и никто даже замечания не делал.
– Это потому, что у вас, Евдокия Степановна, крепкий крестьянский ум, – признавала превосходство сватьи Роза Герасимовна.
– У меня крепкие крестьянские ноги, а ум у меня обычный, бабский, – довольно смеялась сватья. – Бабе, если что надо, она быстро придумывает.
– Жаль, что я не владею этим искусством, – сокрушалась Роза Герасимовна.
– А тебе и не надо, – переходила на доверительное «ты» Евдокия Степановна. – За тебя муж сначала думал, а теперь я.
После упоминания о муже женщины замолкали. Тоже удивительное совпадение – обе в браке родили по одному ребенку и обе рано остались вдовами, так и не выйдя снова замуж. Только Роза Герасимовна хотела еще детей, но не могла родить после сложных родов, едва не стоивших жизни и ей, и сыну. А Евдокия Степановна могла родить хоть пятерых, но не хотела – бегала на аборты «как за хлебом в магазин», по ее собственному определению, которое она считала очень удачным.
– Мне Светки с головой хватило. Не было у меня тогда чадолюбия. А внутренности – луженые. Уж как чистили, скоблили, а мне хоть бы хны. На меня ж мужик только посмотрит, а я уже брюхатая, – объясняла Евдокия Степановна сватье.
– Евдокия Степановна, даже слышать ваши откровения невозможно, – ахала Роза Герасимовна.
Так вот про мужей. Оба Петиных деда умерли задолго до его рождения. И оба от сердечного приступа.
– Да пили как черти, – говорила Евдокия Степановна, когда Роза Герасимовна, поддавшись нахлынувшим чувствам, с теплотой вспоминала супруга, – только мой водку жрал в открытую, а твой тихонько, культурно спивался. Вот и жахнуло их.
С этим выводом Роза Герасимовна не спорила – сватья была права, хоть и выражалась по-простому.
Что касается нового замужества, то тут у женщин тоже были разные взгляды. Роза Герасимовна теоретически была не против вновь выйти замуж, но приличного мужчины так и не встретила, хотя очень старалась – и за собой следила, и в общественных местах, вроде музеев и театров, появлялась и даже тайно обратилась к подпольной свахе. Но и сваха, взяв немалые деньги, не смогла найти достойного Розы Герасимовны «варианта». У Евдокии Степановны же, напротив, недостатка в «кавалерах» не было – замуж ее звали, «как чайку попить» (еще одно ее собственное определение). И в деревне, и городские. Особенно «попервой», как овдовела.
– Мне черное очень к лицу было, – хвасталась Евдокия Степановна.
Только замуж она идти отказывалась, давая всем женихам от ворот поворот.
– Все они одинаковые. Хочу для себя жить. Когда захочу – встану, когда захочу – поем. И спать одна я очень люблю. Как мой-то умер, царствие ему небесное, так я на кровати развалилась, как королевна, на двух подушках, и так выспалась! И никто меня не донимал! Не, мне мужик под боком не нужен. Пусть приходит и уходит. Хватит, наелась я по горлышко! Мне есть за кем горшки таскать – вон, Петька.
Роза Герасимовна тяжело вздыхала и соглашалась со сватьей. Ей тоже после смерти мужа стало легче дышать. И в одиночестве она находила «определенную прелесть». И действительно представить себе рядом другого мужчину она не могла, поэтому и «варианты» не попадались.
Так что Петя стал для них единственным мужчиной, которого они любили, о котором хотели заботиться и с которым были согласны жить под одной крышей.
* * *По поводу несостоявшегося знакомства с родителями больше всего возмущалась тетя Люба. Петя пришел домой с работы и только спустя час понял, что в квартире непривычно тихо. Слишком тихо. Ксюша сидела в комнате, уставившись в компьютер, и на его приход никак не отреагировала.
– Что случилось? – спросил Петя уже после того, как поужинал – еду ему молча поставила на стол Елена Ивановна – и принял душ, отодвинув развешанные на вешалке одинаково белые, как паруса яхты, трусы тети Любы.
– Ничего, – буркнула Ксюша.
Петя решил не допытываться. Но Ксюша сама повернулась к нему и зашептала.
Выяснилось, что в доме разразился настоящий скандал. Все друг с другом переругались, и теперь никто не разговаривает. А все потому, что у Пети такая странная семья, и непонятно, что с этим делать.
– Почему странная? – все еще не мог добраться до сути Петя.
– Потому что тетя Люба сказала, что, по правилам, родители жениха должны приехать в дом к родителям невесты. Мы же это уже обсуждали! И ты согласился! – начала объяснять Ксюша, как будто Петя был идиотом, не понимающим очевидных вещей, которые известны буквально всем, кроме него. Да к тому же страдающим амнезией.
– Ну? – поддержал разговор Петя.
– Что – ну? – возмутилась Ксюша. – Я сказала тете Любе, что это невозможно. А она не понимает, почему невозможно. Я, кстати, тоже.
– У отца дела, бабе Дусе тяжело ходить, – в сотый раз объяснил Петя.
– Ради такого случая можно отменить дела и выйти из дома, – заявила Ксюша тоном тети Любы и с ее же интонацией.
Петя пожал плечами, решив не спорить.
– Но ведь никто не требует сидеть долго. Можно просто попить чаю. Ради приличия, – продолжала Ксюша, которая вдруг стала похожа на тетю Любу даже внешне. – А мама сказала, что готова приехать к бабе Дусе в деревню. Можно же было все устроить!
Петя молчал.
– Да, и нужно все-таки знать, сколько гостей будет с твоей стороны. И тетя Люба сказала, что в белом и красном приходить нельзя – плохая примета. Так что если твой Сашка заявится не один, а с очередной проституткой, то так ему и передай.
Ксюша продолжала говорить, перечисляя запреты, приметы, традиции и прочие условности.
– Так плюс один стул или плюс два стула? – спрашивала она. – И как нам рассадить гостей – молодежь и взрослых отдельно или вместе? Ты меня хоть слышишь? Между прочим, мы так и не определились с конкурсами. И с фотосъемкой. Еще нужно купить сувениры для гостей – будем вручать победителям конкурсов. И шарики – мне кажется, шарики нужны обязательно, только не знаю, что лучше – гирлянду или сердечки?
– Чай давно остыл! – крикнула из кухни тетя Люба, которая обычно любила «чаевничать» с Петей. К чаю она пекла шарлотку или торт «зебра», отрезая Пете щедрый кусок. Садилась сама напротив и подбирала крошки с тарелки, на которой лежал торт. Слюнявила палец и проводила им по дну тарелки или тыкала, собирая остатки. Не потому, что ей было жаль крошек, а потому, что она так «худела» к свадьбе. Петя замечал, что съеденные крошки и отвалившиеся кусочки или просто неровные края, которые тоже подъедала тетя Люба, составляли полноценный кусок пирога. Сейчас же он пил чай в одиночестве и без пирога – тетя Люба, видимо, в знак протеста не стала печь. Он решил тоже обидеться. В конце концов, Сашка – ближайший друг, а уж с кем он придет – его дело. И совсем не обязательно с проституткой! Да, на проститутку Петя особенно обиделся. И кто придумал эти традиции? Ну, не сейчас, так потом познакомятся – какая разница? Зачем из этого делать проблему?
Петя пил чай в одиночестве и опять вспоминал бабу Розу. Что касается присутствия за столом, в этом тетя Люба была, как ни странно, очень похожа на Розу Герасимовну. Если тетя Люба звала к чаю или говорила, что обед на столе, то выходить из комнаты нужно было незамедлительно. Особенно доставалось Елене Ивановне, которая как раз в тот момент, когда ее сестра звала к столу, находила массу неотложных дел – шла мыть руки или в туалет, срочно звонить, выносить мусор или даже менять полотенца в ванной.
Петя же уже через минуту сидел над тарелкой на радость тете Любе, которая кричала, что выльет тарелку с супом в раковину, если Елена немедленно не усядется.
Роза Герасимовна придерживалась четкого распорядка питания – завтрак подавался ровно в восемь, обед – в два, полдник – в пять, ужин – в семь тридцать. И ни минутой позже. И они препирались с Евдокией Степановной, которая считала, что есть нужно тогда, когда хочется, а не «давиться по часам».
– Интеллихэнция недобитая, – бурчала Евдокия Степановна на сватью.
Но Роза Герасимовна, уступавшая во многих вопросах, здесь была непреклонна. Если Петя опаздывал к столу, то ел холодный суп и остывшее мясо.
