Иван Евсеенко - Голова Олоферна (сборник)
Происходящее вселяло в Искусова стойкую уверенность в правильности некогда выбранного поприща. Еще в далеком детстве он с завистью смотрел на холеных обитателей райкомов, мечтая о собственном просторном кабинете с мягким креслом, казенном автомобиле с шофером и прочих благах. Где-то в классе седьмом или восьмом Леша твердо решил стать партийным деятелем и никак не меньше. Частенько, оставаясь один дома, он подолгу смотрелся в зеркало, пытаясь хоть на миг представить себя в солидном, даже почтенном возрасте, в дорогом темно-сером, увешанном медалями и орденами, костюме и с каким-то беспредельно искренним, благородным блеском в глазах. Многое пришлось пережить Алексею Искусову, прежде чем его карьера медленно, но верно пошла в гору. Все неудачи, благодаря невероятной воле и целеустремленности, он перемолол, поборол, и добился, как он сам считал, неплохих результатов.
Отсверкал фейерверк, и вдоволь навеселившиеся гости стали разъезжаться. Супруга Искусова, будучи с высокопоставленным мужем не в самых лучших отношениях, тоже направилась к поджидавшему ее автомобилю.
– Софушка, ты оставляешь меня одного? – с деланной обидой завопил Алексей Дмитриевич. – Как же я здесь справлюсь без тебя?
Та остановилась у темно-синего BMW и, пренебрежительно взглянув на своего изрядно набравшегося мужа, зло процедила:
– Чтоб он у тебя отсох когда-нибудь! Кобелина ты неуемная!
– Вот видишь, Григорьич, – по-братски обнимая подполковника за плечи и как бы сокрушаясь, вздохнул Искусов, – не любит нас народ, не любит, и все тут! И нет мне по этой причине никакого душевного покоя. Одни расстройства… Так-то вот, Григорьич. Все, казалось бы, делаешь… Стараешься. Напрягаешься из последних сил. Хочешь машину? На тебе машину! Дачу?! Пожалуйста! Три дачи, Григорьич!!! Три!!! Каждый бархатный сезон – Доминикана, на худой конец – Гоа! Сам, бля, в Крым езжу, для прикрытия… Меня при виде Кара-Дага и Ай-Петри трясти начинает, а при входе в симферопольский аэропорт все время выпить хочется… м-да… но я терплю… А они нос воротят! Вот и говорю: не любит нас народ, нет, не любит…
Подполковник как будто не слышал его, но, глотнув из горла фигурной бутылки коньяку, неожиданно промямлил:
– Это мы еще сегодня, Дмитрич, посмотрим, как нас не любят. Я уже, чтоб ты знал, позвонил кое-куда, и… Короче, щас к нам с тобой приедут и полюбят, вот увидишь, Леша, как нас полюбят! Я те отвечаю, Алексей! И убедительная просьба, не слушай всяких там недоброжелателей, это у них от бессознательности вырывается… А глупые глупости эти в голову свою драгоценную не бери… Она тебе, Лексей, для других, более важных дел, дана! Так что, как-то так вот…
– Молодец, Григорьич, хвалю! – расплылся в мармеладной улыбке Искусов. – Можешь прокалывать дырки на погонах новые… Это я тебе не по пьяни говорю, заметь… Ты уж мне верь, Григорьич, верь… Я тебе за то помогу, что ты завсегда меня, говнюка, утешить можешь, а такое не каждому дается… Так что – дырявь!
Агентство так называемого «досуга» «Элеонора» уже год как сотрудничало с нынешним префектом Центрального района А. Д. Искусовым, и это длительная «деловая связь» объяснялась прежде всего тем, что, в отличие от других многочисленных фирм такого поистине нового типа, «Элеонора» в состоянии была предложить нечто более экстравагантное.
Алексей Дмитриевич Искусов издавна был неравнодушен к детям, или, лучше сказать – он очень любил детей! А подполковник Свиридов охотно составлял ему компанию.
На сей раз им предоставили двух тринадцатилетних девочек-азиаток, по уверению хозяйки агентства Элеоноры Валерьевны, девственниц. Это очень возбудило Искусова.
– Ой, криков-то сегодня будет, криков-то! – потирая руки, запричитал Алексей Дмитриевич. – Люблю я это дело, Григорьич, ох люблю!
– А я что, не люблю?! Я еще больше, чем ты, люблю!
Сценарий подобных оргий был всегда одинаковым, не изменился он и на сей раз. «Забавляясь» с девочками, Искусов и Свиридов не забывали дозаправляться изысканным пойлом, а временами по очереди ходили освежиться под душем.
В очередной раз возвратившись из ванной, подполковник Свиридов застал страшную картину. Испуганные девочки-азиатки, связанные, с кляпом во рту, постанывая, сидели у стены, а посреди комнаты лежал мертвый окровавленный префект Центрального района Алексей Дмитриевич Искусов.
– Все, Серега, мы теперь не при делах, – сказал Ковалев. – Фээсбэшники подключились.
– Свиридов у них?
– Да нет, он в подозреваемых не числится. Девчонки в один голос пищат, что он душ в то время принимал. А вообще, конец теперь его карьере… Допрыгался, педофил в погонах!
– А что девчонки говорят? Описали убийцу?
– Описали… Хотя и так по-русски еле-еле, а после всего увиденного и вовсе понимать перестали. На голове то ли чулок, то ли шапка… Серый длинный плащ с поясом, черные ботинки, в тряпичных перчатках. Потому и отпечатков нигде не оставляет… Высокий… Ни слова не говорил… Что еще? Вроде все.
– А охрана где была?
– Один спал, двое в карты резались, под пивко, конечно же, а последний как раз в ту минуту по большому в сортир отправился. Да, еще… камера наблюдения сработала, но запись никудышная, темно… В общем, что есть, что нет. Чертовщина какая-то!
– В сером плаще… – пробормотал Успенский. – Блэк то же самое говорил. Мне скоро этот плащ сниться будет…
– Стреляли из того же оружия, что и на Энгельса, – добавил Ковалев. – Но теперь наше дело десятое. Теперь ФСБ рулит, а мы сидим и не рыпаемся. Как цепные собаки – скажут кусать, будем кусать, скажут на месте сидеть, сложа руки, будем сидеть.
– Значит, когда мочат какого-нибудь неизвестного Васька, тут мы должны резко напрячься. А ежели кто-нибудь повыше, например, товарищ Искусов, страдающий хронической педофилией… – Успенский усмехнулся. – Ну-ну… То есть будем кочумать?
– Ага. Получается, зря я тебя тогда потревожил. Грелся бы ты сейчас где-нибудь в Геленджике с пивком в руке…
Возле дома Успенского поджидал Петров.
– Ну, что ты там еще понавыдумывал? – пожав ему руку, проворчал Сергей Юрьевич.
– Да есть кое-что… Надоел тебе?
– Ладно, пошли ко мне, я есть хочу.
После третьей рюмки Петров закурил и сказал:
– У меня для тебя, Ус, две новости. Девятнадцатого в школе встреча одноклассников.
– А вторая?
– Помнишь Витька Бабойдо?
– Ну?
– Он по автоспорту сильно пошел, тренером… У него пацан какой-то чуть ли не Шумахера обогнал, так после этого Витек просто нарасхват стал. Перебрался в Штаты, поближе к свободе и к ее статуе, оброс многочисленными регалиями, ну, и деньгами заодно… И вроде все ничего, да только тяга у него одна национальная осталась…
– К водке, что ли? – поморщился Успенский.
– К ней самой. А ты думаешь, в Америке народ выпить не любит? Ха! Еще как любит, и пьет не меньше нашего, и всякие там тоники дела в корне не меняют, а может, даже усугубляют… Помнится, где-то лет шесть назад приезжал он к нам. Многих обошел, и меня не забыл. Принес, помню, бутылку какую-то немереной емкости, говорит: пей, мол, Лысый, наслаждайся жизнью. Ну, я и пил, разумеется, какая разница, какой дрянью печень тревожить, лишь бы градус был нормальный. Уговорили мы ее с Витьком минут за сорок…
– К чему ты это мне рассказываешь? – перебил Петрова Успенский.
– Разбился он, – мрачно ответил Лысый. – Там, у себя, разбился. Вдребезги! Кости полдня собирали.
– Ну и дела… – протянул Сергей Юрьевич. – Откуда узнал?
– Сестру его встретил. Сказала, привезут его сюда хоронить… Так-то вот, Сережа… Давай выпьем, что ли…
После этой рюмки Лысого, казалось, развезло.
– Так что, Ус, – пробормотал он чуть ли не в полудреме, – в деле-то твоем всего двое осталось, получается… Павлов да Искусов.
– Ты, Саша, плохо осведомлен, – усмехнулся Успенский. – Один. Один остался. Павлов! Искусова вчера ночью на даче грохнули. Так что только Павлов.
Протрезвел Саша Петров после этих слов моментально. Он подался к Успенскому и свистящим шепотом спросил:
– Ну и как теперь? Ты до сих пор считаешь, что все это не имеет к тебе никакого отношения?!
– А ты считаешь, что кто-то до сих пор помнит историю столетней давности и мстит за меня? Тебе самому не смешно? А может, это ты, Петров? А?!
Лысый выпрямился и безнадежно махнул рукой. Выпил еще и спросил:
– Так как, придешь девятнадцатого?
– Приду, – ответил Успенский. – А то, чувствую, такими темпами скоро от нашего класса останется пшик.
Последняя встреча одноклассников состоялась пять лет назад. Хотя Сергей Юрьевич не особо чтил пресловутые «школьные годы», но встречи эти прилежно посещал, испытывая удовольствие сродни тому, которое испытывают больные чесоткой, до крови расчесывая кожу. Там, на этих ежегодных сборищах, он отмечал, что жизнь расставляет всех на свои места. Рубахи-парни мутировали либо в пьяниц (а бывшие безбашенные девочки в их синюшных спутниц), либо сделались похожими на серых мелких грызунов. Вечно задиравшие нос отличники превратились в простых служащих, то есть стали такими же серыми, как и рубахи-парни.
