Таньчо Иванса - Маленький роман из жизни «психов» и другие невероятные истории (сборник)
Маша открыла мне дверь еще до того, как я успел нажать на дверной звонок, и вопросительно посмотрела мне в глаза.
– Я решил вытащить тебя на прогулку, – жизнерадостно объявил я с порога. С моего лица медленно сползали дождевые капли, а я чувствовал себя счастливым и полным сил.
– На улице дождь, – полувопросительно констатировала Маша, – куда мы пойдем в такую погоду?
– Мы пойдем пить кофе с мороженым! – Безапелляционности моего сообщения позавидовал бы любой начинающий ловелас.
– Кофе? На ночь?.. – Маша улыбается, но сдаваться пока не собирается.
– Хорошо, чай! Но не здесь. – Для подкрепления своих слов хоть каким-нибудь завалящим делом, я снимаю с вешалки куртку и протягиваю Маше. Обе руки – как вам это нравиться? – в одной – мокрый букет, в другой – куртка. То еще зрелище!
Ей ничего не остается, как согласиться со столь, мягко говоря, не слишком железной, логикой.
Мы выходим в вечер, наполненный неразличимой неземной музыкой летней грозы; запахами мокрого асфальта и цветущих деревьев; отсутствием людей и препятствий на пути к вожделенному огоньку кафе, различимого даже в полной темноте и тумане, укрывших улицу. Я держу ее теплую ладошку в своей лапе, и боюсь нарушить гармонию, снизошедшую на нас, каким-нибудь неадекватным словом или движением.
«Остановись, мгновение!» – кричит мое сердце. Мне удается остановить свой собственный отсчет времени до того момента, пока мое туловище не упирается-таки во входную дверь кафетерия.Пока мы протискиваемся к самому дальнему столику, малочисленные посетители «Приюта странника» бросают нам под ноги цветы равнодушного любопытства. Уставшая официантка с хроническим уже безразличием протягивает нам на меню – здоровенный такой талмуд.
Интересно, для кого они готовят такое количество блюд, если на всю внутреннюю площадь кафе, людей насчитывается не более десяти душ? Впрочем, какое наше дело…
Заказываем две чашки горячего шоколада – такой себе компромисс между чаем и кофе. Густая вязкая жидкость цвета безлунной ночи и холодный апельсин дольками – то, что нужно для разговоров вечером. Серьезных и не очень. О делах и о любви. О жизни и ее последствиях…
И в какую степь меня опять несет?..
Маша терпеливо ждет, пока я удосужусь оторваться от вредоносных микробов – мыслей и обратить на нее внимание. Целую ее ладони в знак того, что я вернулся, она отвечает мне ласковой улыбкой.
– Тебя не было несколько дней. Что-то случилось? – спрашивает она немного погодя.
– А, – вздыхаю, – потом как-нибудь. Лучше расскажи мне, как ты провела эти дни.
– Ничего особенного. Меня наконец-то отправили в отпуск и я все эти дни размышляла куда мне податься: или к морю, или в горы, или к родителям в деревню – выбор достойный философов древности! – начала рассказывать Маша с неизменной улыбкой Джоконды на личике.
– А ты так и не рассказала, между прочим, где ты работаешь.
– Можно подумать, большая тайна! Я преподаю литературу в школе.
– Как интересно… – Вид у меня, наверное, тот еще. Как у кота узревшего миску со сметаной. – Русскую? – спрашиваю.
– Не русскую, а английскую. В спецшколе с углубленным изучением европейских языков. А ты?
– А что я? Я – следователь в отделе борьбы с организованной такой преступностью…Что ты смеешься? Не веришь? – Маша действительно смеется таким заразительным смехом, что люди за соседним столиком невольно оглянулись и тоже начали улыбаться.
– Неа!
– Хорошо, а какие тогда твои версии? – спрашиваю.
– Я думаю, что мы почти коллеги, правильно? – спрашивает и довольная ждет моей реакции.
– Ну, можно сказать и так. Давай дальше.
– Что дальше?.. Я на сто процентов уверена, что ты писатель. Ну, то есть, если и не писатель, то обязательно когда-нибудь им станешь.
– И откуда у тебя такая уверенность? – спрашиваю удивленно. Вот это я понимаю, Шерлок Холмс в юбке – раскусила меня за несколько минут!
– А это как раз элементарно, – сквозь смех отвечает Маша и делает многозначительную паузу. – У тебя пальцы измазаны пастой шариковой ручки! – победоносно завершает она и смотрит на мое деланное возмущение с веселым вызовом в голубых глазах.
– Какая проницательная женщина мне досталась, подумать только!
– Да, я такая. Ну что, я права?
– Почти. Только я не писатель, а журналист. Правда последнее время я пишу редко и в основном для развлекательных журналов. У меня сейчас переходный период: или я действительно стану писателем, или найду себе какое-нибудь более интересное и полезное для общества занятие.
– Какое, например?
– Не знаю пока. Говорю же тебе, у меня переходный период. Может быть скоро выясниться, что я не писатель, а например, художник. Или ученый. Или прирожденный бизнесмен. Я же ничего в своей жизни не пробовал, кроме написания тематических статеек в газеты и журналы. Может быть, пора бы и попробовать?..
Задумался я в этот момент ни на шутку. К счастью, Машина улыбка и легкое касание ее ладони к моей щеке не дали мне возможности опять удалиться в неадекватное философствование.
Что-то я думать стал слишком много. Может, старею? Хотя с чего бы…
Играет тихая музыка, зал кафетерия наполнен искусственным светом множества маленьких лампочек инкрустированных под восковые свечи. Напротив меня девушка, без которой мне трудно в данную минуту представить свою дальнейшую жизнь и я болтаю всякого рода безобразия, без которых этот вечер считался бы обычным серым ужином с малознакомой женщиной.
Но это лишь одна сторона медали. Близиться ночь и я реально ощущаю холодное прикосновение Пустоты на своем затылке. Страх, казавшийся побежденным после моего (утреннего) променада в Вечность, постепенно и уверенно проникает в мое тело своими особыми давно протоптанными дорожками. Вместо приятной расслабленности великовозрастного ловеласа, чувствую штормовое предупреждение, перед тем как ужас, словно цунами, разрушит и разнесет вдребезги мгновения моей недолгой светлой радости.
Маша делает вид, что ничего не происходит, но после нескольких обоюдных натужных улыбок, мы все-таки перестаем претворяться перед самими собой, будто мы обычные праздные посетители кафе без особых заморочек. Осталось только удивляться, что нам удалось-таки некоторое время побыть радостными и бессовестно счастливыми влюбленными. Меня не покидает надежда, что когда-нибудь мы и вправду такими станем. Я этого хочу больше всего на свете, честно-честно.
А пока рассказываю Маше по ходу дела, о своих приключениях стараясь выразить с помощью слов то, что в принципе не подлежит описанию. Пытаюсь пробудить в ней надежду на то, что возвращение из цепких лап Пустоты – событие не такое уж и невозможное, хоть и призрачное. Маша согласно кивает но… Как выражаются наши далекие братья по разуму – no comments. Я не вижу в ее глазах уверенности. Ее взгляд последние полчаса напоминает прямо как у приговоренной к закланию овечки – полный немого страха и смиренного равнодушия одновременно.Ночь опустилась на крыши многоэтажек. Мы наблюдаем это великое событие сквозь немытые стекла больших окон кафе, обрамленные шторами цвета красного вина. Официантка на пару с барменом последние полчаса обжигают нас многозначительными взглядами, потому что кафе закрывается, а мы так и не удосужились его покинуть. Беру Машу за руку и увожу в полночь полную лунного сияния и комаров.
До ее дома мы доходим в полном молчании. Расстояние-то – всего – ничего. Не слишком много времени на то, чтобы понять, куда делась моя радость? Зачем опять эта серая муть не дающая жить спокойно и радоваться каждому мгновению собственной неповторимой жизни, вместо того, чтобы каждый раз тайно воровать кусочки чужого счастья?
Впору падать на колени и просить у несуществующих богов еще одного кредита на другую, более простую и радостную жизнь. Ведь бывают же такие: легкие судьбы, не отмеченные особыми событиями, но и серьезных потрясений лишенные – судьбы-мотыльки. Их обладатели бегут по жизни, едва касаясь реальности кончиками ступней, в полном недоумении оттого, что другие не могут жить так же: радоваться любой мелочи; наслаждаться каждой секундой; ловить за хвост удачу и сажать ее в свою собственноручно сплетенную из солнечных нитей клетку и не отпускать до тех пор, пока отпадет надобность…
Спотыкаюсь о подлючий камень, лежащий на дороги – слава богу, это событие выводит меня из состояния ненужной философии и я безудержно хохоча, сидя на мостовой, хватаюсь за свою ветреную голову и возвращаюсь в Настоящее и Приятное.
Вот же загнул… Ну чего ты, дурень, на жизнь свою сетуешь, лучше бы к девушке на чашечку кофе напросился – и то толку больше!
Маша меня опередила, спрашивает, тихо так:
– Зайдешь?..
Ну что я сам себе враг?.. Согласно киваю – слишком энергично, конечно, но разве можно рядом с Машей вести себя по-другому…
В ее доме пахнет молотым кофе и ванилью. Можно было бы и не заходить, чтобы убедиться – она и сама вся пропитана этими волшебными запахами, вызывающими во мне ощущение возвращения в детство; к маме, которая каждое воскресенье пекла ванильные булочки. Я просыпался, тихонько подходил к ней и пытался поймать руку, белую от муки. Она уворачивалась до последнего, но потом проводила по моей щеке своими теплыми пальцами, оставляя белый мучной след, и тихо смеялась. И я вместе с ней.