Валентин Бадрак - Чистилище. Книга 1. Вирус
Лантаров посмотрел на собеседника таким растерянным взглядом, как будто стоял у доски, и его поймал на невыученном материале учитель. Его лицо выглядело сейчас особенно заостренным и болезненным.
– Да я… мне вообще такой вопрос представляется лишним и ненужным. И я не помню, чтобы кто-нибудь из моих знакомых заморачивался подобными проблемами.
– Ясно, – будто для себя констатировал Шура, – но к чему-то ты все же стремился? О чем-то вообще мечтал в детстве, в юности, во взрослой жизни?
– Ну, да, мечтал, – чуть смелее подтвердил Лантаров, неожиданно вспомнив фразу Влада Захарчикова: «Чтобы жизнь удалась, надо меньше работать и больше трахаться».
– Так о чем же? – Чем-чем, а непреклонной настырностью Шура мог добить кого угодно. Лантаров поглядел на его сложенные на груди руки – вены на них вздулись, придавая Шуре воинственный вид.
– Ну, я хотел стать богатым, мечтал, чтобы у меня была крутая тачка, чтобы вокруг меня телки крутились… Но… разве это плохо?!
Кирилл взглянул на своего собеседника и тут же втянул голову в плечи, как испуганная черепаха. В глазах Шуры он заметил непривычный стальной блеск, какой бывает, когда кинжал на свету вытаскивают из ножен.
– Да нет, не могу сказать, что плохо, – сказал Шура, но тут же сдержанно продолжил: – Это – никак. Это твой выбор, но ты был машиной. Биологиче-ской. Частью большого, загнившего стереотипа. Представь, что все твои мечты сбылись. У тебя – несколько домов, десяток автомобилей и телок – полон двор. Эдакий гарем. И вот ты уже стар или даже умираешь, – ведь все мы смертны… – Лантаров нехотя кивнул, представление собственной смерти его не очень воодушевляло. – И что дальше, что ты оставляешь, уходя? Телки разбегаются, ведь им ничего, кроме денег, от тебя не нужно. Ты не давал им тепла, и они тебе его не возвратят. Ведь до их душ тебе дела нет. А машины и дома остаются – тут еще проще. Все это барахло куда-нибудь пристроят, но уже без тебя. Нет ни одной заинтересованной в тебе живой души… Что о тебе скажут: он был классный чувак, поимел много телок, вволю покатался на тачках? И все? Не обидно?
Лантаров, потупившись, молчал. Наброски своей кончины ему были неприятны. Но тут он нашелся:
– Ну не всем же быть героями и праведниками! Буду умирать с приятным чувством, что насладился вволю.
Но Шура его раскусил.
– Не лукавь! Ты смердящую палату не перевариваешь, а утверждаешь, что переживешь печаль прощания с миром. Ты ведь даже сейчас уже знаешь, что секс и барахло забываются и исчезают быстро. Иначе ты не твердил бы, что тут тебе плохо.
На этот раз Лантаров предпочел отмолчаться.
– Ладно, – примирительно продолжил Шура. – Я ведь тоже когда-то был биороботом. И чтобы изменить мышление, мне потребовалась серьезная болезнь. За которую я сегодня благодарен судьбе. И тебе потребуется время, да и каждому из нас. И еще – усилия. Ты хотел бы попробовать… другое будущее?
Признание на короткий миг сблизило Лантарова с этим суровым, почти непреклонным человеком, постичь которого он не мог. И которого он почему-то все еще боялся. Шура казался ему каким-то сценическим образом, вышедшим из дремучей чащи кудесником. Слишком многое он улавливал и интерпретировал так, что ему, Лантарову, становилось неуютно.
– А если бы хотел? Что тогда? – с неожиданным вызовом воскликнул молодой человек.
– Научись думать. Возьми ответственность за свое будущее. Ты – автор своей дальнейшей судьбы.
– Ну, я считал, что и так хозяин жизни. И если что-то получается не по-моему, это случай, мы над ним не властны.
– Случай, Кирюша, приходит как следствие. Как результат определенного, часто невольного мыслеобраза. Новая жизнь начинается в тот самый момент, когда ты принимаешь решение жить по-другому, меняться!
Кирилл поежился. Ему снова показалось, что кто-то величественный и незримый неусыпно наблюдает за ним, глядя отовсюду. От этого недавно появившегося ощущения было страшно, ведь этот наблюдатель просвечивал его нутро, знал все его слабости и как бы требовал поступков, к которым он чувствовал себя не готовым.
– Ну, я готов меняться… Меня только одно мучает… Почему это, – он с горечью кивнул на свой металлический корсет, источник ежедневной боли, – почему это… именно со мной? Все люди, которых я прежде знал, жили так же беспечно… так же бездумно, как и я. Шаманили с чем угодно, и я уверяю, среди них я не худший был. Почему именно я оказался тут?!
– Но, может, тебе просто больше повезло?! Может, в тебе есть Божий задаток все преодолеть и измениться? Тогда это – небесный дар, которого, возможно, нет у твоих прежних товарищей, которые живут, как растения.
Лантаров сжал губы. Эти мысли казались ему хитро расставленными силками. Шура же невозмутимо продолжал:
– Я много наблюдал за животными. За косулями или белками. Вот они при рождении уже состоявшиеся, завершенные существа. Им не нужно себя преобразовывать. А вот нам, людям, это необходимо. Без этого мы обречены на жизнь растений или гибель. Ты, как мне кажется, жил жизнью растения или животного. Пил, ел, опорожнялся. А признать свою болезнь, свое патологическое несовершенство – половина победы.
На душе у Кирилла стало муторно и тоскливо.
– Я еще жил нормальной жизнью. Учился, работал, даже книжки умные иногда читал… И мне Бог ничего особенного не дал, чтобы я стал, скажем, поэтом или музыкантом…
– А с чего ты взял, что Бог тебе должен? Это мы должны, причем не кому-нибудь, а себе! Даже если у кого-то обнаружится голос или слух, это еще не все. Только воля, беспредельная воля способна довести Божий замысел до завершенного продукта. А вот ты продукт какой-нибудь произвел на свет? Конечно, для простого нужно меньше усилий. Скажем, посадить дерево, произвести на свет и воспитать ребенка. Построить дом и создать семью – очаг душевного тепла и уюта. Труднее вылечить больного ребенка от смертельной болезни, спасти кого-то при пожаре, постичь милосердие, испытать сострадание. Вообще как-нибудь себя проявить. Прокрути любой из своих прежних дней, ведь ты наверняка жил в безумном напряжении – я вижу это по твоим глазам. Тебе сейчас не за что зацепиться, ведь так? Но, по-моему, самое главное для любого человека – это вовремя выяснить, чего он на самом деле хочет в жизни…
Слова Шуры, выговариваемые совершенно спокойно и тихо, с суровой четкостью и твердостью, были подобны обвинительному приговору.
2Хотя Лантаров втайне страшился встречи с Вероникой после корпоративной вечеринки в «Стелс-Инфо», ее выразительная и бесовски коварная улыбка все расставила по местам. «Может, все не так уж и плохо, раз она так реагирует?» У них отныне не случалось совместных проектов, и контакты на виду у других она решительно прекратила. Зато за пределами компании события стали развиваться с неотвратимой поступательностью.
Вероника уже вила из него веревки, Лантаров охотно демонстрировал рвение прилежного ученика. Впечатления его были двойственны: то он ощущал себя податливым материалом для лепки, эдаким разогретым куском глины, то юным богатырем, освобождаемым от заклятий.
Прошло немного времени, и ученик перестал бояться свою учительницу. Вообще, его безудержный, безотчетный, трепетный страх перед женщинами, как у туземца перед цивилизованными пришельцами, начал незаметно испаряться. Каждая новая встреча с обольстительницей его воодушевляла, придавая все больше уверенности. Его влекло неудержимо, гигантский магнит был встроен в маленький изящный пальчик Вероники, которым она его шаловливо призывала время от времени. И его внутреннее зрение фиксировало: она, очевидно, расшифровала причины его бессилия. Однажды Вероника шепнула ему с милой улыбкой: «Тебе просто надо больше практиковаться – только и всего». И вслед за словами нежно провела рукой по его волосам. Она расколдовывала его, Кирилл это явственно чувствовал. Оброненная ею фраза прочно засела в его голове, а каждое новое прикосновение к Веронике будто бы снимало чары заговора, размагничивало ленты старых, запечатленных, может быть, в глубоком детстве, записей. Кирилл готов был стать ее рабом! Или хотя бы просто находиться подле нее при ее здравствующем где-то в иной реальности супруге.
Их встречи скорее были редкими и спонтанными, нежели размеренными и четко спланированными. Ее дерзкая, уверенная ворожба и постоянная смена декораций сначала усыпили бдительность Лантарова. В неустанном контроле за своей мужской реакцией он уже перестал панически бояться отсутствия этой самой реакции. Затем ушло напряжение, и через некоторое время как бы заново родилась на свет его мужская сущность. Все произошло настолько незаметно и с поражающей естественностью, будто мужских проблем у него никогда и не было.
В то время они встречались раз или два в месяц. Но Лантаров и не настаивал на большем и даже на эти редкие встречи тайно молился, как безнадежный больной на сеансы целительницы. Да и вожделение молодого человека только нарастало и к моменту встречи достигало такой пиковой силы, будто кто-то хлестко проходил кнутом по его спине, оставляя боль и холод между лопаток, распространяя томное жжение во всем теле. Каждый раз место и способ встречи оказывались иными – невиданная, поистине виртуозная конспиративность Вероники Лантарова восхищала, изумляла и порой забавляла. Они даже из офиса никогда не выходили вместе, встречались только тайком, будто бы случайно, где-нибудь в кафе – там, где всегда предостаточно народу. Воспрянувший духом герой поражался, с какой легкостью у Вероники возникал в голове какой-нибудь совершенно авантюрный план. Непредсказуемость стала экзотическим ферментом их отношений и вводила преуспевающего сотрудника «Стелс-Инфо» в состояние такой умопомрачительной экзальтации, что весь мир становился головокружительной волшебной сказкой.
