Владимир Качан - Опять ягодка (сборник)
Однако эта категория людей распространилась повсюду, как эпидемия, и совершенно неудивительно, что именно они ежедневно превращали живописное озеро и красивый пляж в привычную для себя помойку, в которой они чувствовали себя хорошо.
Риторический вопрос мучает время от времени пытливый мозг автора: и отчего это люди испытывают странное удовольствие от того, что сами гадят себе на голову? Почему надо осколки разбитых бутылок бросать в прибрежный песок? Почему арбузные корки им нужно разбросать по всему пляжу? Что это им дает? Для чего им это нужно? Почему все их полиэтиленовые пакеты должны быть непременно брошены в воду? Почему рыбные кости им тоже нужно бросить в песок и даже не закопать? А-а! Ну это как раз понятно… Чтобы кто-то напоролся на них, когда будет здесь идти босиком, чтобы кровь пошла, чтобы отдыхающий, этот дачник сволочной, заорал и схватился за ногу, а потом плюхнулся на песок и заорал еще раз, напоровшись задницей еще на одну рыбью кость – то-то будет ржачка! То-то будет кайф! И никому из них не приходит в чумную от бухого азарта голову, что, быть может, завтра вернется сюда и сам напорется на рыбью кость. Неважно! Главное – сейчас, сегодня получить большое удовольствие скромными средствами. Ну и конечно, пищевые отходы, объедки – тоже разбросанные по всему пляжу. Особенно гадко было тут после выходных дней, когда контингент оттягивался за все бесцельно прожитые дни. «О, люди! Жалкий род, достойный слез и смеха!» – вспомнил слепень Аркадий строку из любимого своего поэта – Пушкина. – Допрыгались тут уже до того, что обширный кусок песчаного пляжа оказался оккупированным земляными осами и потому усеян дырками, ведущими в их норы. Ну а как же! Если для осы «под каждым ей листом был готов и стол, и дом», – призвал на помощь еще одну цитату, теперь уже из басни Крылова, высокообразованный слепень. «Гадить себе на голову» – очень типично для нашего народонаселения, но еще острее и злее пошутил кто-то из соотечественников, сказав, что одна из любимейших забав нашего человека – это насрать в вазу, то есть испоганить красивое. Говорят, в этой жутковатой шутке есть доля правды, что после взятия Зимнего дворца в 1917 году революционные матросы и солдаты так и сделали.
И вот представьте себе, что следующим днем оказался как раз понедельник, и пляж утром представлял собой не такую уж ужасную – но все-таки мусорную – свалку. И что еще интересно: на нем – то тут, то там, находя для себя более-менее чистые островки – загорали люди, дачники или местные – неважно, но они лежали, и интерьер, по всему, их вовсе не смущал. Но посреди мусорных кучек, отбросов и объедков бродил недавний знакомец Аркадия с пластиковым мешком и… собирал в него оставленный мусор. Затем он отходил к контейнеру, стоявшему здесь же, невдалеке, опорожнял пакет и шел собирать дальше. Интересно было еще и то, что мусорный контейнер стоял действительно недалеко, метрах в двадцати в сторону от пляжа, но был совершенно пуст. Народ предпочитал свой мусор раскладывать вокруг себя! Так что отношение Аркадия ко всему человеческому роду было вполне объяснимо. Еще удивительнее было то, что лежащие на пляже люди спокойно лежали между отбросами, и никто из них даже не обернулся, никто даже не заметил скромного, будничного такого подвига пляжного рыцаря. Никто! Никто, кроме Аркадия, который оценил еще и то, что этот странный мужик собирал мусор без гнева, без раздражения, без злости на всех нерях, напакостивших на пляже. Больше того, он… улыбался! Опять беззаботно и благостно лыбился, совершенно не вписываясь в стандартную схему людского поведения, которое Аркадию было слишком хорошо известно. И Аркадий, увидев эту сцену, передумал окончательно и бесповоротно. Он уже твердо знал, что эта человеческая особь ему не враг, не неприятель, а очень даже симпатичный субъект всей этой федерации, добрый и достойный уважения. Казалось бы – родовое, на генетическом уровне, неприятие, непримиримая вражда видов, – и вот, на тебе! Исключение из правил, да еще какое! И Аркадий решил как-то, по возможности красиво, попрощаться с человеком. И пусть человек этого даже не заметит, но так, для души, для внутренней гармонии, для сердечного спокойствия Аркадий собрался исполнить свой прощальный долг. Пусть это будет его личная благодарность за то, что человек показал ему: мол, не все человечество так безнадежно; за то, что он разрушил его слепневый пессимизм, да и просто, если уж на то пошло – улучшил настроение. Ведь Аркадий небезосновательно считал себя частью природы, пусть маленькой, но все же ее частичкой, крохотным, но необходимым звеном в длинной цепи отряда насекомых, и даже фрагментом, если угодно, мироздания. А человека Аркадий представлял себе только ошибкой природы, случайным сбоем в программе Создателя. Более того, за все последние десятилетия человек стал не просто ошибкой, а насильником природы, грубо попирающим ее простые и мудрые законы. Но пляжный знакомец всем своим поведением заставил Аркадия думать, что при наличии и распространении таких людей апокалипсиса можно будет избежать. И он решил напоследок послать человеку привет из мира насекомых. Как теперь говорят, месседж. Послание человечеству. У НЛО не получилось, так, может, у него получится, хотя бы на уровне своего микрокосма.
Аркадий покружил вокруг человека, демонстрируя ему фигуры высшего слепневого пилотажа в надежде, что тот заметит, оценит и поймет. А человек стоял как вкопанный, не отмахивался, как все другие люди, а следил глазами за полетом Аркадия и… улыбался, будто вступая со слепнем в какой-то совершенно невозможный диалог. Он все смотрел и смотрел на фантастические выкрутасы Аркадия возле своего лица, на котором красовалась совершенно, казалось бы, неуместная улыбка. А Аркадий, почувствовав одобрение и нарастающее вдохновение, совсем как артист на сцене, вытворял немыслимое: он зависал в воздухе над головой человека, а потом бросался вниз, обрушивался в крутое пике с угрозой врезаться в песок всем своим тельцем, но в миллиметре от песка вновь взмывал вверх и делал три круга над головой человека. Именно три, так как проделал этот трюк ровно три раза и делал всякий раз ровно три круга, чтобы человек успел прочитать это цифровое сообщение и, может быть, даже понять, что оно адресовано и ему, и неумелому изображению Христа на его плече. Триединство, все ведь знают: Бог Отец, Бог Сын и Дух Святой. Послание, как полагал Аркадий, должно было намекнуть человеку, что все едино, что все мы – части одной Природы и одной Вселенной, что нельзя убивать и обижать. Но, похоже, человек об этом и сам знал и потому вел себя так, а не иначе, и рисунок на плече был тому подтверждением. Аркадий, в последний раз сделав свою фирменную мертвую петлю, стремительно полетел с пляжа, но на прощанье решил сделать еще один кружок и заодно посмотреть на своего, теперь уже бывшего, врага. И вдруг увидел, как он смотрит ему вслед, смеется и… машет, да-да, Аркадию показалось, но он был в этом почти уверен, что человек именно ему помахал рукой на прощание. И тогда Аркадий вновь взлетел в небо, как ракета или фейерверк, и опять провалился в штопор к земле, к ногам странного человека, у земли выправился и улетел уже окончательно. Чем же еще он мог выразить свою внезапную симпатию к тому, кого еще совсем недавно считал всего лишь белковым соединением, безмозглой протоплазмой. В прощальные секунды Аркадий думал: «И все же… Он мне помахал или не мне… Может, просто увидел кого-то знакомого на пляже… Значит, показалось… Нет, определенно мне! Но ведь это же невозможно!.. И все-таки…»
Аркадию окончательно захотелось убедиться в том – прав он или не прав в своих умозаключениях. Поэтому, уже метрах в двадцати, он сделал еще круг и увидел: да, конечно, теперь уже все было окончательно ясно – человек смотрел ему вслед и именно ему, ему и никому другому, махал рукой изо всех сил. И… улыбался… Махал и улыбался… и улыбался…
