Денис Драгунский - Пять минут прощания (сборник)
Агеев взмахнул рукой.
Из боковых дверей вышли люди в военной форме. Их было много. Они подходили к министрам, довольно грубо выдергивали их из-за стола и уводили.
Повернувшись к телекамерам, Агеев сказал:
– Все члены правительства, их заместители и члены их семей арестованы. На всякий случай приглашаю здоровых мужиков быстренько собраться у Кремля. Начинаем формировать народную гвардию. Трусов и слабаков прошу не беспокоиться. И не мешать!Через пятнадцать лет репрессий и чисток, внезапных отставок и показательных процессов, национализаций и конфискаций – Агеев вдруг заявил, что страна готова к демократии, и провел свободные выборы.
Естественно, его ставленник проиграл в первом туре.
Агеев уехал из Кремля на дачу. В подмосковный поселок Загорянка.
Скоро за ним пришли. С ордером на арест.
– Пристрелил бы на месте, – сказал офицер, надевая на него наручники.
– Нет уж, – сказал другой. – Мы его будем судить в прямом эфире.Когда Агеева ввели в зал и усадили в куб из бронированного стекла, судья спросил его, как положено:
– Ваше имя, отчество, фамилия, год и место рождения, место жительства?
– Неважно, – ответил Агеев.
– Почему?
– Потому что я вам всем приснился, – сказал он.
Улыбнулся своей гагаринской улыбкой.
И перестал сниться.этнография и антропология НАРОДНЫЕ ЛЕГЕНДЫ О ЛЕОНИДЕ ИЛЬИЧЕ
№ 1. Орехи
Однажды Брежнев ехал по Кутузовскому проспекту. Как положено, кортежем: сначала машина ГАИ, дальше «Волга» с охраной, дальше две главные машины: ЗИЛ сопровождения – левее и на полкорпуса впереди, а за ним уже брежневский ЗИЛ. Дальше вторая «Волга» с охраной, ну и сзади еще одна машина ГАИ.
Всего ничего, по нынешним-то временам.
Вот. Едут они, мчатся. Вдруг его ЗИЛ – р-р-раз! – и резко к тротуару.
Все остальные пронеслись мимо и потом задним ходом – вж-ж-жых – обратно.
А Брежнев вышел из ЗИЛа, зашел в гастроном, подошел к прилавку и спрашивает:
– Орехи у вас есть?
Продавец честно отвечает:
– Нет орехов, дорогой Леонид Ильич.
– Очень жаль, – сказал Брежнев.
Вышел из магазина, сел в машину и уехал.
С тех пор в этом магазине всегда были орехи. Грецкие, фундук и арахис. Вся Москва туда за орехами ездила.
А в булочную, что в этом же доме была, мама Брежнева ходила…
С тех пор хлеб там всегда свежий и без всяких вредных разрыхлителей!
№ 2. Третий кран
Брежнев жил вообще-то скромно. У него была обычная трехкомнатная квартира. Правда, в сталинском доме на Кутузовском.
Но не совсем обычная. У него на кухне был третий кран. Там был такой секретный подземный водкопровод, от гастронома напротив. Кран с водкой. То есть горячая вода, холодная вода и водка. Подойдет он, бывало, нальет себе полстаканчика, выпьет – и на работу.
№ 3. Одинокая смерть
Брежнев как умер? Утром, как всегда, позвонил на работу, в ЦК КПСС, сказал, что выезжает. Но ему плохо с сердцем стало. В общем, час его нет, два часа нет, три часа нет. Наконец, в ЦК КПСС хватились – где Леонид Ильич? Три часа назад сказал, что выезжает, а куда-то пропал. Стали ему звонить по телефону. А там никто не подходит.
Приехали к нему на квартиру. Звонят в дверь, никто не открывает. Ну, позвали милицию, сломали дверь, а он там на полу лежит, мертвый.
№ 4. Тайные гастроли
В 1967 году к Брежневу секретно привозили битлов. Потом они написали песню Back in the USSR.
этнография и антропология НАРОДНЫЕ ЛЕГЕНДЫ ОБ АКАДЕМИКЕ САХАРОВЕ
№ 1. Забастовка
Академик Сахаров часто вытаскивал зеков с зоны. Не всех, конечно. Тех, которые за правду сидят. Вот, допустим, узнал он, что кого-то за правду посадили. Звонит Брежневу: «Надо одного мужика выпустить». Брежнев, конечно, посылает его на три буквы.
Тогда Сахаров спокойно свое кресло от стола отодвигает и сидит себе, нога на ногу, курит, в потолок дым пускает. Сидит, ничего не делает. А тут новые атомные испытания на носу, надо американцам показать новую бомбу. А Сахаров, значит, забастовал. А без Сахарова не будет новой бомбы. Брежнев побесится-побесится и прикажет того мужика выпустить. Бомба-то важнее. Ну, тогда Сахаров снова за работу.
№ 2. Магазин «Березка»
Один раз академик Сахаров пришел в магазин «Березка». Там продавали разный импортный дефицит. Торговля была на особые чеки. Но цена была все равно обозначена в рублях.
А тогда деньги были двух типов. Рубли, трешки и пятерки назывались «казначейские билеты». И на них было написано: обязательны к приему на всей территории СССР во все платежи для всех лиц, учреждений и организаций по нарицательной стоимости. А десятки, четвертаки, полтинники и стольники назывались «банковские билеты», и на них ничего такого не было написано.
Вот приходит академик Сахаров в «Березку», набирает разного товара, подходит к кассе. Считают. «С вас сто двадцать рублей», к примеру. Он дает пачку пятерок. Ему говорят: «Да вы что, товарищ! Здесь торгуют на особые чеки!» А он говорит: «Прочитайте, что на деньгах написано. Мы на территории СССР? В советском учреждении? Цена в рублях? Давайте, не задерживайте очередь».
Пришлось им отпустить товар. Конечно, если б это кто другой был, его бы живо в кутузку или в дурдом. А с Сахаровым шутки плохи!
№ 3. Опохмелка
У одного друга был сосед. Этот сосед рассказывал, про одного своего знакомого.
Один раз этот мужик выпил как следует. Утром встал, голова трещит, надо опохмелиться, а денег ни копейки. Все вчера прогудел.
Вышел во двор, видит – навстречу идет человек. Рост метр восемьдесят, пальто драповое нараспашку, волосы русые, буйные такие. И глаза синие-синие – смотрит, прямо в душу заглядывает.
– Что, – говорит, – мужик? Душа горит, а денег нету?
– Так точно, – отвечает этот, ну, знакомый соседа друга.
– Держи, – говорит человек и дает ему трешку. – Пойди поправься. И запомни: я – академик Сахаров.
Этот мужик потом говорил: «Водка не подорожает! Академик Сахаров не допустит!»
письма из нашего экзерцицгауза НУ, ИЛИ ВОТ, НАПРИМЕР, ТАК
Молодой, только что получивший звание, еще не проветривший голову от двух стаканов водки, которые, по новейшей традиции, надлежало ему выпить до дна, ухватив напоследок зубами полковничьи звездочки, после чего друзья его Рассудихин и Беспоповцев навинтили эти звезды ему на погоны, сделав его уже несомненным полковником – молодой полковник Родион Порфирьевич Васин приехал на фронт, на тот его участок, по которому фельдмаршал Китцлер уже третий месяц с баден-вюртембергской методичностью долбил из всех гаубиц своей 348-й армии, ибо именно там генерал армии Крюков сосредотачивал силы для прорыва немецкой обороны, о чем с ноющей пунктуальностью дантиста еженедельно сообщал в ставку фюрера агент Макс из Москвы.
Была ли это типично русская оплошность, помноженная на типично немецкую аккуратность, или же это была циническая игра двух разведок, в которую оные разведки заигрались, – полковнику Васину было, в сущности, неважно. Голова его, постепенно ясневшая после вчерашнего пиршества, была занята иными проблемами: он приехал на фронт со своей молодой женой.
Молодая она была с точки зрения загса, потому что расписались они позавчера; в смысле же возраста это была капризная дама старше тридцатидвухлетнего полковника на четыре года, два месяца, три недели и один день. Дело усугублялось тем, что красивый и ухватистый полковник Васин увел ее у мужиковатого широколицего генерала армии Крюкова – того, который и командовал всем, что происходило на этом участке фронта с русской стороны.
Полковницу, бывшую генеральшу, звали Аглая Цикк, отчества у нее не было, потому что она была немка, из знаменитой семьи Цикк: один ее брат был лично пытан и расстрелян Гиммлером, другой переводил «Майн Кампф» на санскрит и аккомпанировал на фортепьяно Герингу, когда тот пел арии из «Волшебной флейты» в узком кругу асов люфтваффе; единокровная же сестра ее Амалия была женой фельдмаршала Китцлера и, скорее всего, была вместе с ним на этом же участке фронта, но со стороны немцев.
– Глаша, – сказал полковник Васин, бросившись ничком на скрипучую, зато двуспальную пружинную кровать. – Нет ли у нас пирамидону? Башка трещит.
– Ду бист зовьецки воин унд оффицир, а не кизейны парышня, нихт вар?! – возмутилась Аглая, но стала рыться в своей сумочке.
В дверь постучали.
– Кто там? – простонал он.
Аглая отворила.
На пороге стояла нищенка; из-под грязного платка выбивались свалявшиеся белесые волосы.
– Христа ради! – запричитала она. – Помогите, православные!
– Гони в шею, – сказал Васин. – Бога нет, а ты лютеранка.
Но Аглая внимательно всматривалась в изможденное, неумытое, синякастое и чирьястое лицо старой попрошайки…team spirit and corporate loyalty РЕМЕНЬ И ДИСЦИПЛИНА
Вчера я пошел в большой-пребольшой торговый центр по соседству. Там много разных магазинов, киосков, кафе и прочего. Включая кино и супермаркет.
