Мария Метлицкая - Дневник свекрови
Когда мама вышла на пенсию, поменяли эту квартиру в центре на двухкомнатную на выселках. Тоже на первом этаже. У мамы тогда уже отказывали ноги, и Валечка выносила ее на улицу на руках.
Валечка поступила в техникум связи. Работала телефонисткой на АТС. Хороша была – глаз не отвести. На улице познакомилась с молодым человеком. Стали встречаться. Виталий жил с матерью, актрисой Театра эстрады. Дама она была светская и своевольная. Валечку признавать не желала – слишком простая, не их поля ягода. Но они поженились. Переехали к Виталию. Парень он был неплохой, не злой и не вредный. Молодую жену-красавицу очень любил. Но ИМЕЛАСЬ у него одна паршивая страстишка: Виталий был игрок. Играл на деньги – в карты, нарды и даже в домино. По воскресеньям пропадал на ипподроме. Валечка умоляла его бросить эти привычки. Куда там! Он проигрывал. Она отдавала ему все свои деньги. Он каялся и обещал завязать. Но, понятно, не мог. Недаром сейчас игромания признана болезнью. Тогда про это никто не знал. Считалось, что это глубокий порок. Валечка сильно мужа любила. И очень страдала оттого, что не может ему помочь. Свекровь, конечно, об этом знала. И даже сама отчасти была к этому причастна. Собиралась с подружками и по ночам играли в преферанс. Тогда сыночек к игре и пристрастился. Скандалила с ним, конечно. Кричала, рыдала в голос. А что толку? Потом Виталий начал поддавать. Не до скотского состояния, но все же пил.
Валечку свекровь как будто не замечала. Даже здороваться забывала. Семейных обедов и ужинов не было. Валечка покупала продукты, готовила, а сама есть стеснялась. Схватит хлеба с колбасой и к себе в комнату. Свекровь скандалила с сыном. Валечка не встревала. Сидела, как мышка, у себя и дрожала, как осиновый лист.
А однажды у свекрови пропал золотой браслет. И в краже она обвинила Валечку. Кричала, что та ничего в жизни, кроме дерьма, не видела, вот и польстилась. Валечка клялась, что она ни при чем. Что в жизни не взяла чужого – ни рубля, ни нитки. Что скорее умерла бы с голоду, чем позарилась на чье-то добро.
Свекровь объявила, что воровку она в доме не потерпит. Валечка дрожавшими руками собирала в старенький чемодан свои нехитрые вещички.
Виталий курил у окна и вяло мямлил что-то типа: «Мам, ну хватит». Валечка вышла в коридор. Посмотрела на мужа и спросила:
– Ты тоже так думаешь?
Он пожал плечами:
– Да нет, не думаю. Но браслет-то пропал! А в доме чужих людей не было…
Ей вслед свекровь кричала страшные вещи. Посылала проклятия. Назвала «нищей подзаборной тварью». Попрекала, что Валечку вытащили из помойного бака.
– Так и подохнешь нищей! И золото мое тебе счастья не принесет! – брызгала ядом свекровь.
Валечка выскочила из квартиры. На улице ее вырвало. Накануне врач поставил ей шесть недель беременности.
Валечка вернулась к маме. Через четыре месяца она случайно на улице столкнулась с Виталием. Он увидел ее живот. Она прибавила шагу. Почти побежала. Он бросился за ней. Догнал. Признался, что браслет взял он, чтобы покрыть карточный долг. Сказал, что побоялся объяснить матери правду. Что страшно мучился и терзался. Умолял его простить, обещал, что больше играть не сядет. Говорил ей, что очень ее любит. Страшно по ней тосковал. Что счастлив оттого, что будет ребенок. Клялся, что теперь у них будет совершенно другая, нормальная жизнь. Целовал ей руки. И обещал, обещал, обещал…
Валечка не проронила ни слова. Потом вздохнула, с жалостью посмотрела на него и удивленно спросила: неужели он думает, что после всего этого она сможет ему поверить? Простить? Жить с ним дальше? Как будто ничего не было?
Он растерялся и сказал, что все имеют право на ошибку. Что даже преступников прощают.
Она кивнула:
– На ошибку да. Но это – не ошибка. Это называется другим словом. Это предательство.
Она вырвала свои руки и пошла прочь.
Он приходил к ней в течение месяца. Каждый день. Умолял, клялся, божился, обещал. Плакал под дверью. Она дверь не открыла. Ни разу. А однажды ночью ей стало плохо. Вызвали «Скорую». Увезли в больницу. Той же ночью она родила мертвую девочку.
Больше она замуж не вышла. Да что там замуж. Больше она не встречалась ни с одним мужчиной. Не могла и не хотела. Потому что больше никому не верила.
Умница Валечка. Красавица Валечка. И истончилась, истаяла Валечкина красота. Без любви.
Такая вот судьба.
* * *У мамы юбилей. Вообще-то она свои дни рождения не любит и не справляет. Но я настояла. Умолила просто. Сказала, что все приготовлю сама. На ресторан, разумеется, денег нет. Обсудили меню и количество гостей. Родни осталось не так много. Но есть мои подружки, которые маму обожают и тоже считаются ее подружками. Все – и Сонька, и Лалка, и Танюшка, и Милочка.
Слава богу, есть Валечка, и я могу заниматься маминым юбилеем. Валечка, кстати, обещает напечь своих волшебных пирогов. Мы закупаем продукты, и я еду к маме с ночевкой. Валечка остается с Илюшкой на сутки.
Мама нервничает и сетует, что поддалась на мои уговоры. Что все это не надо ни ей, ни всем остальным. Кокетничает, короче говоря.
Она уже успела сварить холодец и приготовить свое фирменное сациви. Остаются салаты, язык в желе, печеночный паштет и заливная рыба. Это на мне. Здорово выручат Зоины банки – грибы, лечо, маринованные огурцы и помидоры. На горячее – баранья нога.
Торт привезет Лалка. Из какой-то «сумасшедшей французской кондитерской». Сонька звонит три раза и просит «огласить весь список». В смысле, меню. Сообщает, что мы больные на голову. И даже выражается в наш адрес еще покрепче.
Танюшка тоже звонит и предлагает помощь. Я долго отказываюсь, но потом сдаюсь и прошу приехать пораньше и накрыть стол. Потому что с утра мы поедем с мамой на кладбище. Так как в этот день еще и годовщина маминой и папиной свадьбы. Так вот получилось. И, несмотря на все мои уговоры поехать в другой день, мама решительно сказала, что мы поедем именно завтра. Точка.
Спорить с моей мамой бесполезно. Мама по профессии судья. Со стажем работы в тридцать лет.
Папа похоронен вместе с бабушкой. Кладбище старое и, если можно применить к нему такое слово, уютное. Густая тень деревьев, старые памятники, узкие дорожки. Помню, как я пришла в ужас от нового кладбища за Кольцевой. Безразмерный, до горизонта, бескрайний город мертвых.
Папа лежит под соснами. Мы убираем могилу, сажаем цветы. Молчим. Потом мама что-то шепчет и гладит ладонью папин портрет. Я отхожу в сторону.
Дальше мы идем по аллее к выходу. И опять молчим. Я смотрю на маму и думаю – бедная! Выпала ей любовь, которая случается одна на миллион. Выпала всего на три месяца. И все. Дальше – сплошное «устройство» жизни. Сплошная проза. Разум и логика.
Я обожала отца. Лучше человека не встречала. Но мне всегда казалось, что это – тот самый случай, когда мама просто позволила себя любить. А его и это устроило. Бедная мама и бедный, бедный мой папочка!
Словно услышав мои мысли, мама вдруг сказала:
– Знаешь, Ленка, какая я счастливая женщина! Ведь с Марком я испытала настоящую страсть. Яркую вспышку. А вспышка не бывает долгой. А с папой я поняла, что такое любовь. Истинная, глубокая, всепрощающая. Я никогда не боялась предательства, да что там предательства. Банальный обман был просто невозможен. И при всей его, казалось бы, мягкости последнее слово, решающее, всегда было за ним. По мелочам я не спрашивала, бытовые вопросы решала сама. А он в них и не лез. Как настоящий мужик. А вот жизнеопределяющие вопросы и проблемы решал он.
Для меня это было открытием. Абсолютным, почти непостижимым откровением. Оказывается, я совершенно не знала отца. Не понимала. Хорошая дочь! Ничего не скажешь.
Дома уже были накрыты столы. Танюше помогала Сонька, хватавшая с блюд куски. Танюшка на нее покрикивала, Сонька не реагировала.
Аргумент ее был прост и лаконичен – жрать хочу!
Танюша восстанавливала разруху на блюдах и осуждала нетерпеливую Соньку.
Потом мы сели на кухне попить кофе. Сонька рассказывала киношные байки – кто с кем и почем. Сонька забросила прежнюю профессию и с удовольствием работала гримером на «Мосфильме».
Мы заливались от хохота – в Соньке пропала большая комедийная актриса.
А дальше «косяком пошел гость» – Сонькино выражение.
Первой пришла моя свекровь, Тамара Аркадьевна, с горшком герани и коронным подарком в виде ночной рубашки. Мы с мамой переглянулись. Потом завалилась Анеля – как всегда, шумная и восторженная. Сокрушалась, что у метро не было цветов. Ха-ха! И эта в своем репертуаре. Приехали мои – Павел и Данька с Илюшей. Наконец все собрались, и мы расселись за столом. Все было очень вкусно, гости искренне нахваливали. Мама встала и произнесла тост за отца. Сказала, что благодарна ему за все годы жизни и что сегодня главный праздник не ее юбилей, а годовщина их с папой свадьбы.
Илюшка уминал Валюшины пирожки и веселил публику. Все умилялись. Говорили, что Илюшка – вылитый Данька.
