Ева Ланска - Жена пРезидента
– Ты не забыл о матери? – Лора Моисеевна как обычно делала контрольный звонок в голову.
– Забыл. Но еду, – честно ответил Давид, окончательно успокоившись.
Глава 22
Пирожками пахло уже на лестнице. Давид с удовольствием втянул носом знакомый вкусный запах и нажал на кнопку звонка.
– Ты опоздал на пятнадцать минут! Я уже волновалась. А позвонить не могу, руки в тесте! – Лора Моисеевна впустила сына в квартиру, подставив щеку для поцелуя.
Она была в новой золотистой блузе, в фартуке с петухами, с прической и густо накрашенными губами.
– Какая ты красивая, мамуля! Так что там за гость? – спросил Давид, проходя на кухню.
– Имей терпение! Он приедет попозже.
– Он? Ты решила познакомить меня с мужиком? Всё? Не осталось больше правильных еврейских девушек? – засмеялся Давид.
– Ничего смешного! Представь себе, не осталось! Дочка Зои Ароновны, Леночка, такая хорошая девочка, тебе не понравилась. Усики у нее, видите ли! Племянница Петра Абрамовича, Роза, помнишь? Слишком скромная, ты сказал. А Лариса? Чем она тебе была не такая?
– Какая Лариса?
– Во! Он уже не помнит! Дон Жуан! Лариса, то ли филолог, то ли геолог, помощник ученого секретаря из Академии наук, Венечкина сестра. Хорошая женщина, серьезная, ну старше чуть-чуть, подумаешь! Зато из какой семьи!
– Так. Я понял. Ты напекла пирожков для конспирации, чтобы соседи не поняли, что здесь пытают.
– Давид, Давид… – покачала головой Лора Моисеевна. – Это не нами придумано. Господь создал мужчину и женщину, чтобы они были вместе. Так положено, так правильно…
– Мам, ну честное слово, дня не проходит, чтобы я не был с кем-то вместе. И это чаще всего женщина. Клянусь! А что делать с помощником ученого секретаря, то ли филологом, то ли геологом, кроме как перечитывать реферат, я даже не представляю. Ты хочешь развить во мне комплексы?
– Очень хорошо! Вот очень хорошо! – Лора Моисеевна уперла руки в бока. – Тогда объясни наконец своей отсталой матери, почему из всех женщин, которые рядом с тобой каждый день, ни одна не хороша? Ладно, не нравятся те, с которыми мать тебя знакомит. Мать старая, отсталая, ничего не понимает! Но ты ведь и сам никак не остановишься! А тебе не двадцать лет, между прочим, а уже скоро тридцать! И твоя несчастная мать хочет дожить до внуков! И я сегодня специально позвала тебя пораньше, чтобы услышать наконец от тебя что-то вразумительное по этому поводу!
– Что-то вразумительное? – переспросил Давид, вздохнув. – Ты испачкалась в муке, мам.
– Давид! – крикнула Лора Моисеевна срывающимся голосом и строго поджала губы.
Эти поджатые губы и нервный голос Давид помнил с детства. Он не предвещал ничего хорошего.
– Хорошо… Я объясню. Только обещай мне, что не будешь перебивать и становиться несчастной!
– Ну! – Лора Моисеевна села напротив и приготовилась слушать.
– Все дело в том, мама, что я не настоящий мужчина. Я понимаю, тебе неприятно это слышать, но это так.
– В каком смысле не настоящий? – встревожилась женщина.
– В самом что ни на есть осязаемом. Я сам это понял относительно недавно. Я понял, что разрушаю детскую мечту всех без исключения девушек и не отвечаю их главному требованию! Наши девушки прекрасны! Они умны, тонки и изобретательны, они сами зарабатывают, умеют так одеться и наложить макияж, чтобы заставить даже меня на минутку перестать думать о твоих пирожках, мамуля! Но только на минутку!
– Подхалим! – отрезала Лора Моисеевна.
– Да! Так вот. У всех этих прекрасных девушек есть один недостаток, который перевешивает их многочисленные достоинства. Этот недостаток – вечная и неразделенная любовь к Настоящему Мужчине. Каждый, кто имел сомнительное счастье родиться на просторах нашей Родины с членом в штанах, прошу прощения, но ты этот факт моей анатомии должна помнить, слышит с самого детства: «Не плачь – Настоящий Мужчина так не делает!»; «Не играй с пиписькой – Настоящий Мужчина так не делает!»; «Как Настоящий Мужчина и честный человек, ты просто обязан жениться на этой бедной девушке!»; «Настоящий Мужчина не лежит на диване, а идет и зарабатывает больше денег!» А если твой сын когда-нибудь, не дай бог, женится, то, еще не отработав медовый месяц, он непременно услышит: «Если бы ты был Настоящим Мужчиной, у нас была бы сейчас не эта развалюха, а вон та “Ауди”!» и «Если бы ты был Настоящим Мужчиной, летали бы мы отдыхать не как лохи, в Хургаду, а на Бали! И лицо я накрашивала бы в салоне “Жак Дессанж”, а не в малюсенькой ванной, опираясь на унитаз!» Ну, а зачем ему это? У него и так перманентный медовый месяц. Да, с разными девушками, и что? Зато, как только очередная открывает рот, чтобы сказать «Если бы ты…», ее уже не помнят, как звали. И что самое интересное, никто не может толком объяснить, что это за монстр такой «Настоящий Мужчина»? Какие террористы из какого говна его слепили в своем вонючем подвале, чтобы убить рождаемость в стране? Никто его никогда не видел, но каждая нормальная мать в свое время говорит дочери: «Ты, доча, обязательно встретишь Настоящего Мужчину, а не такого мудака, как твой папаша драгоценный! А делать ничего для этого ты не должна! Настоящий Мужчина полюбит тебя такой, какая ты есть!»
– Матери всегда хотят лучшего своим детям, – вступилась за матерей Лора Моисеевна. – А мужчина все-таки должен развиваться, он не должен стоять на месте…
– Ну вот. Опять «должен», «не должен». Некоторые, знаешь, пытаются. Рвут свою мужественную попу, стараясь превзойти Его в крутизне и джентльменстве. Зарабатывают вагоны бабла, покупают «Астон-Мартины» и футбольные клубы, становятся кумиром миллионов, совершают безумства и подвиги. Но когда усталый герой, на которого дрочит полмира, падает в свою кровать, что он слышит? «Как же ты, Вася, пукаешь во сне! Что за скотские выходки! Настоящий Мужчина должен уметь как-то сдерживаться!»
Лора Моисеевна молча присела у плиты, достала двумя прихватками противень из духовки. Румяные кругленькие пирожки наполнили своим запахом небольшую кухню.
– Ма, я заслужил пирожок? – спросил, улыбаясь, Давид.
– На, клоун. Осторожно, горячие, – устало проговорила женщина, поставив перед сыном тарелку с пирожками. Она снова села напротив и укоризненно посмотрела на сына.
– Вкусно! – Давид уминал угощение, облизывая крошки с пальцев. Он потянулся за следующим пирожком, виновато добавив: – Ну, мам… Ну, не сердись на меня. Я же не виноват, что девушки бывают трех видов – или умная, или красивая, или добрая. Смешение этих качеств приводит к еще большему недоразумению: умная и красивая – стерва, умная и добрая – страшная, добрая и красивая – тупая. А если и умная, и добрая, и красивая, значит, живет с идиотом, который ее не ценит… Это не я придумал. Но точно ведь…
– Мальчик мой… – Лора Моисеевна погладила сына по черным кудрям, таким же, как у нее были когда-то, и, вздохнув, посмотрела на часы. – Должен уже подойти…
В этот момент в дверь позвонили. Женщина охнула и побежала открывать, сорвав с себя фартук с петухами. Два соседних петуха, сложившись вместе на спинке стула, слепились в огненном поцелуе.
– Шалом, хозяюшка! В доме, где пекут хлеб, живет бог! – услышал Давид из прихожей и, сунув в рот еще один пирожок, пошел встречать гостя.
Пожилой сутулый мужчина, построив ступни эскадрой из двух кораблей, стаскивал с ноги один ботинок носком другого. Справившись с этим трудным делом, он протянул руку:
– Здравствуйте, юноша! Я дядя Арон.
– Давид, – представился Давид и сунул кусок пирожка за щеку. – Очень приятно.
– Глотайте пищу, Давид, и пойдемте знакомиться, – улыбнулся дядя Арон.
– Проходите, пожалуйста, к столу, Арон Генделевич! – суетилась Лора Моисеевна. – Мы вас давно, давно ждем!
В большой комнате был накрыт стол, украшением которого служило большое овальное блюдо с фаршированной рыбой.
Дядя Арон потер руки от удовольствия, приговаривая: «Ах, какой стол, ах, хозяюшка…», – и уселся во главе стола, словно других мест не существовало. Пристально посмотрев на Давида умными, чуть прикрытыми глазами, он спросил:
– Вы давно были в синагоге, Давид?
– Никогда не был, дядя Арон. Я как-то чужд религии.
– Вы думаете, у вас есть выбор, юноша?
– А разве нет? Разве не я решаю, идти в синагогу, в католический храм, в церковь, в клуб, в цирк, в Дом культуры? Или не идти?
– Вам кажется, что вы что-то решаете, юноша. Есть только две дороги – к Богу или от него. Вторая, по сути, тоже дорога к Богу, но более длинная. Заходите вы в перечисленные заведения или нет – вы всегда идете одной из двух дорог. Как-то Баал-Шем-Тов, я вам потом расскажу, кто это, сказал ученикам: если ветер перевернул лист, значит, на то есть воля Бога. Ученики не поняли его, но через некоторое время увидели, как маленький листик, перевернувшись, накрыл своей тенью червяка, погибавшего на солнце… У Бога, как у хорошей хозяйки, нет случайных вещей, все имеет свое предназначение и место.