Инна Тронина - Постумия
Я очень хотела курить. Видела, что дядя тоже страдает. Но два Геннадия вели здоровый образ жизни, и мы при них сигареты не доставали. Михону повезло больше. Он в любой момент мог выскочить из-за шторы на балкон.
– Геннадий Григорьевич, как вы считаете, кто это ночью на мосту отметился? – осведомился Петренко. – И вообще, как это называется? Теракт?
– Несомненно, – кивнул Старик. – Статья 277 в чистом виде, а никак не 105, даже если брать пункты «з» и «л»…
– Сто пудов! – подхватил дядя. – Как вы считаете, откуда ноги растут? Кому выгодно?
Старик молча махнул рукой в сторону окна, которое выходило на юг.
– Думаете? – Петренко сразу всё понял. – Кто же Чечня или Донбасс?
– Это мы скоро узнаем, – так же невозмутимо пообещал Старик. – Те и другие умеют убивать. Они же имели счёты с покойным. Он ведь за словом в карман не лез. И у кавказцев, и у уголовников такие оскорбления даже хуже угроз и опасности. Месть за неуважение, презрение – вполне вероятный мотив. У меня так ценный агент погиб. В питерском клубе «Голден найтс» по пьянке позволил себе лишнее – и через неделю на воздух взлетел. Козлом кого-то из них назвал. А это слово на зоне – табу. Даже при игре в домино его не произносят. Сами на уровне палки-копалки, а смотри, какие чувствительные! А что касается выгоды… Бенефициарием политического убийства не всегда является тот, кто его организовал. Бывает, что кот, в благодарность хозяину, задушенную крысу ему в постель приносит. Вряд ли хозяину это приятно, но сильно он любимых котов не накажет. А то ведь вообще перестанут охотиться и «поляну держать» на Кавказе. Я, конечно, старый циник, и стрессам не подвержен. Но считаю, что монополия на насилие должна оставаться у государства. И не терплю, когда этим от имени власти занимаются разные бандиты.
– Жаль, Березовский повесился, а то бы на него свалили, – ухмыльнулся Петренко и отпил немного кофе. Он сидел, прикрыв глаза и закинув одну длинную ногу на другую.
– Ничего, ещё Ходорковский остался, – успокоил дядя. – Да ещё СБУ приплетут до кучи – ведь рядом была киевлянка. Конечно, только полный прах такой след оставит. Но вряд ли это чеченцы. Те в спину не стреляют. Обязательно окликнут, чтобы жертва лицом повернулась…
– Это смотря какие чеченцы, Всеволод, – возразил Старик. – Ты, конечно, кавказские обычаи хорошо знаешь. Там такую мразь даже убить нельзя, чтобы руки не испачкать. Но те, в ком совесть ночевала, ныне в Чечне не в почёте. Все вопросы подобного рода на раз решаются в гостинице «Украина» и в Президент-отеле». Интересная деталь, верно? Надуют щёки, подтянут треники и назовут цену. Между прочим, я сразу после Нового года почуял, что готовится какая-то акция. Не знаю пока, эта или другая. Но «решалы» собирались в своём любимом ресторане, нервировали охрану. За ними установили наблюдение. Точно известно, что именно эти ребята занимались оказанием коллекторских услуг. Да что лукавить? Скажем прямо – киллерских.
– А, по своим сведениям, сейчас в Москве находится Скопа. Бывшая чемпионка по биатлону воевала в Донбассе. Это её позывной, – вспомнил Петренко. – Прекрасно владеет пистолетами всех марок. Рослая, крепкая. Вполне могла сойти за мужика. С фронта пропала внезапно, опасаясь мести нацгвардейцев…
– Самое ужасное даже не это! – разгорячился дядя. Смуглый румянец враз прилил к его щекам. – Что вообще топальщики делают около Кремля? Там высморкаться нельзя – сразу личность в штатском подходит. А тут банда убийц суетится под Кремлём – и всем начхать! Получается, как в анекдоте: «Наводи и стреляй!»
– Вопрос – в кого стрелять, – печально промолвил Петренко. – Многие «полезные идиоты», что раньше смотрели «Санта-Барбару» и другие сериалы, теперь смотрят другие эпопеи. Многие из них путают антироссийские и антивластные настроения. А таким не жить. Тогда – «Руки в пене, ноги в мыле, мы работаем на ЗИЛе!». Полный аврал! Мочи направо и налево…
Геннадий Иванович, размышляя, складывал кораблик из салфетки, которую заначил в столовой. Мы все молча смотрели на него. Речь журчала негромко, как ручеёк, но слова рвали мне душу.
– Горько, конечно, при этом присутствовать. И ещё тяжелее из-за того, что сам ничего сделать не можешь. Раньше на Балакиревском переулке разобрались бы. Быстро или нет, другой вопрос. А сейчас отметелят какого-нибудь бедолагу и заставят взять мочилово на себя. Или найдут какого-нибудь «полосатика», пообещают свободу лет через двадцать. Да мало никак можно увести следствие в сторону! Предъявят чей-то труп и скажут, что именно этот гражданин сам всё придумал, организовал и исполнил. А потом пего совесть замучила. Или ещё вариант: злодеи свалили из страны, и дотянуться до них невозможно. Это ведь не Литвиненко и не Яндарбиев. Но уж во что я твёрдо не верю – в то, что их действительно найдут…
– Насколько я помню, погибший собрал миллион подписей против войны в Чечне, – напомнил Ерухимович. – И, между прочим, испортил себе карьеру. Это, Всеволод, тоже не похоже на горцев. Обычно они адекватно реагируют на добро и на зло. Но у любой нации есть свои выродки. Давай потерпим немного. Ну, примерно недельку. У нас не Европа. Расстояния большие, дольше бегать приходится.
Я вдруг почувствовала, что сейчас потеряю сознание. Перед глазами на несколько мгновений всё поплыло. Поспешно протянув руку, я схватила дядю за запястье. Правильно сделала, что поделилась с ним. Теперь, по крайней мере, он меня поймёт.
– Что с тобой, Марьяна? – Старик тоже отметил, что меня повело в сторону. – Ты явно не в форме, барышня. Пойди, проветрись немного, а уже вся зелёная. Всеволод, проводи племянницу на балкон – пусть отдохнёт. А мы с тёзкой пока обсудим кандидатуру, которую он предложил. Но, смотри, Марьяна мне нужна как воздух! Я на неё очень рассчитываю. Не подведи меня, девочка, умоляю. Другая дама репетировала эту роль, да случилось несчастье. Сожитель из ревности задушил, а труп сжёг в бочке с бензином. Прости, но из песни слова не выкинешь. А всё уже готово, надо действовать. Уважь меня сейчас – я не забуду…
– Сейчас приду. – Я вцепилась в дядин локоть. Из зеркала на меня смотрела бледная, совершенно незнакомая особа с расширенными зрачками и спутанными волосами. – Действительно, мне немного нехорошо. В поезде всю ночь не спала, и перед этим тоже. Дядя Сева, пойдёмте пока на балкон. Я одна боюсь – голова кружится. Со мной такого давно не было…
Действительно, я один раз ещё в школе, на уроке, прямо в проход упала. Меня в больницу увезли с подозрением на сотрясение мозга. Я как на физкультуре головой ударилась. А оказалось, что причина другая…
– Смотри мне! – Дядя погрозил пальцем, но, скорее, из принципа. – Я, конечно, виноват. Заездил тебя совсем. Ничего, потом отоспишься. Ночь впереди долгая.
– Ты же помнишь, что мне завтра рано вставать, – шёпотом сказала я и первая вышла из библиотеки.
Вернулась я через полчаса, держа в руке вазочку с джелато. Михон, балдея совершенно по-детски, лакомился у себя за шторой. Я шла по толстенному персидскому ковру и не ощущала своих шагов. Но шатать меня перестало, и тошнить – тоже. Я приободрилась. Наверное, выкарабкаюсь – к удовольствию Старика.
– Влад звонил, – сообщил мне Михон, аппетитно причмокивая и облизывая ложечку. В отсутствие отца он становился собой, сразу избавляясь от излишней брутальности и сдержанности. – Говорит, завтра заедет в десять утра. Ведь мы его поздравить должны. А потом все вместе двинемся на марш…
– Как, и ты тоже? – удивилась я.
– А почему нет? Чем я от вас отличаюсь?
– Да ничем. – Я мимолётно улыбнулась. От Влада он, конечно, ничем в данном случае не отличался. А вот от меня… Впрочем, надеюсь, Михон ни о чём никогда не узнает. Тем более что он скоро женится и, наверное, уйдёт из группы.
– Что, очухалась? – довольно неласково спросил дядя Сева. Судя по витающему в воздухе запаху дорогих сигар, он приятно провёл время. – Мороженое у Женьки стащила?
– Почему стащила? – обиделась я. – Она нам с Михоном сама дала. Знает, что вы нас продержите до ночи…
– Ну-ну, не скули! Ты же у нас железная леди. Садись вон и слушай. Тебя это тоже касается. Твоего же будущего шефа обсуждаем. Что, Иваныч, думаешь, потянет?
Дядя повертел в руках смартфон. Видимо, Петренко показывал им с Ерухимовичем снимки. На пальце генерала я заметила новое обручальное кольцо. Такое же было сегодня и у Евгении. Очень милые колечки – из чистого золота, с платиновыми вставками посередине. Не дотерпели до «фарфоровой» свадьбы, до мая. Кажется, так называется двадцатилетие супружеской жизни.
Самое интересное, что пара до сих пор не обвенчалась. Во-первых, не очень-то и хотели. С матерью Михона у дяди был церковный брак, но счастья он не принёс. Лилия скончалась от сердечного приступа, не дотянув и до «тридцатника». Во-вторых, четвёртый брак в православии не допускается вообще. Это не зависит от того, какими были предыдущие три. Тёща, конечно, переживала – ведь у Жени всё было впервые. А дяде, оказывается, даже в алтарь входить нельзя, хоть он и мужчина.
