Иван Диго - Бумеранг желаний
12
12.1
Звонок будильника застал Леру за чтением где-то на трети книжки, той самой «Эффект Холла», которой папа до этого зачитывался. Она нехотя захлопнула ее.
Выключила будильник. Муж все так же мирно сопел на кровати.
– Котятки, подъем…
Все как обычно. Все как всегда… Только Катя удивила. В ответ на стандартную побудку она посмотрела на маму своими изумрудными глазами и произнесла:
– Мама, ты не плачь…
И залезла с головой под подушку. На вопросы Леры, что значит ее фраза и когда она уже встанет, ответы были абсолютно стандартными – Катя сидела на кровати, спрятавшись головой под подушкой, торча попой кверху, и молчала.
В общем, все как всегда, все как обычно…
12.2
Леонид проснулся позже обычного, посмотрел в окно. Небо было хмурым, в сизых тучах, солнце где-то потерялось.
Леонид побрел умываться. Лицо было сильно помятым. Он попытался сосредоточиться на откручивании крышки тюбика с зубной пастой, но перед глазами прокручивались сцены вчерашней попойки и секса с Леночкой. В этот момент Леонид коснулся щеткой десны под больным зубом.
– Черт! – скривился от боли Леонид и со злобой бросил щетку в раковину. Вода смывала разводы от зубной пасты. Челюсть ныла. Леонид с ненавистью посмотрел на свое отражение. – И что теперь?
На работу не хотелось. Что там делать? Одни неприятности кругом. Теперь еще с Леночкой как-то разобраться надо. Она же живой человек и, наверное, что-то там себе уже придумала, как все молодые девушки в ее возрасте. Наверное, уже придумала, как они вместе растят их детей. Сил не было. На работу не хотелось. И зуб? Может, выдрать его к чертовой матери?
– Леня, я хотела с тобой поговорить, – раздался неожиданно голос Леры.
Вот женщины, ты, может быть, впервые за всю супружескую жизнь подумал о другой, и в ушах тут же голос: «Милый, нам надо серьезно поговорить». У Леонида по спине пробежал неприятный холодок.
– У тебя все в порядке? – спросила Лера.
Все ли у него в порядке? Да ни черта у него не в порядке. И в глаза жене смотреть нет никакой мочи. Хочется спрятаться или потеряться, стать таким маленьким-маленьким или прозрачным, как вода. Только утекать было некуда.
– Да, все в порядке.
– Неприятности на работе? – спросила Лера.
Женщины, они сами нам подсказывают, как правильно надо соврать. Все же близко, именно на работе все и случилось.
– Угу. – Поднять глаза от пола не было сил.
– Понятно, – сказала Лера. – А почему в гостиной заснул? Устал очень?
Ну вот опять, вопрос и сама на него отвечает. Леонид кивнул.
– Понятно, – снова сказала жена. Развернулась и направилась к выходу, но остановилась. Подумала и спросила: – Я вот одного не могу понять: а мылся ты зачем среди ночи, ты же обычно по утрам душ принимаешь и только в выходные днем – ванну.
Хотелось прямо так и спросить: а где ответ в вопросе? Или второй вариант, типа, ну вот сама задала трудный вопрос, сама теперь и выкручивайся.
– Хотел усталость с себя смыть.
– Понятно, – сказала Лера и вышла.
«Что понятно?» – хотелось крикнуть вслед. Уши Леонида горели пунцовым огнем. Слава богу, что жена не видит. Или давно уже все увидела?
12.3
Катя пришла с занятий. Леонид слышал, как она бухала снятыми ботинками об пол. Сам он за прошедшие четыре часа не сделал ровно ничего. Он только что выпил таблетку обезболивающего и уселся в кресло у себя в кабинете. И ничего более. Он пытался читать, но не мог. Мысли не хотели отвлекаться от страха и теперь еще от чувства вины. И еще было ощущение, что он теряет свой дом. Это уже было раньше. Один раз в жизни он уже потерял свой дом. Не важно, кто в этом был виноват. Факт в том, что он остался один. Долгие годы он был «ничьим из ниоткуда». А теперь у него появилась семья. Близкие люди, которыми он так дорожил, хотя и боялся это показать. Боялся показать свою любовь, потому что боялся быть уязвимым. И теперь он боялся снова потерять свой дом.
Катя появилась на пороге. Она не зашла. Она просто стояла в дверях и смотрела на отца. Он смотрел на нее. Она молчала. В ее изумрудных глазах отражался он сам. Ему на миг показалось, что она все знает и все понимает. Все – это значит все.
– Ты дома, – констатировала Катя факт и продолжила смотреть на папу лучистыми изумрудами глаз. – Ты только не расстраивайся. Все зависит от тебя – расстроишься ты или нет, – продолжила Катя.
– А что делать-то? – Леонид услышал себя как со стороны, такой идиотский извечный вопрос «что делать».
– А ты поиграй на бильярде, и все пройдет, – произнесла Катя.
– Да, кисонька, если бы все так просто было. Не хочется что-то папе играть, не до бильярда сейчас, – вяло произнес Леонид.
Катя пожала плечами, развернулась и пошла к себе в комнату. Леонид кисло посмотрел на открытую перед ним книжку, на пустую кружку. Зубная боль отпустила.
– Чаю надо попить, что ли…
12.4
Катя, как обычно, рисует, а мне грустно. Папа не ходил сегодня на работу. Мама печальная. Все дома, а все равно грустно. Никто не радуется. Селентий тоже сидит на моей подушке и чистит крылышки. Я к Кате подошла, а она рисует и рисует. И играть не хочет. А я так хотела тогда, давно, чтобы все вместе играли и были дома. И вот все дома. И папа дома, и на работу он не пошел. И даже мама дома. И я дома. И Катя. Все дома. И никто не радуется. Никто не играет. А Катя сказала, что это я во всем виновата. И что мне надо все исправить. А что я? Я только хотела, чтобы папа был дома.
Да, это я пожелала, чтобы папа не пошел на работу. Это было тогда, давно. В тот день, когда Борька разбил голову. Я пожелала, чтобы папа был дома. Я умею желать. Если я захочу что-нибудь, то это так и будет. Только мне надо развеселиться хорошенько и захлопать в ладоши. И надо, чтобы Селентий летал. Надо, чтобы он летел, было весело, хлопать в ладоши и желать, чего хочешь. И все сбудется. Я хотела, чтобы папа был дома, и теперь он дома. Я не знала, что все так получится. Я хотела как лучше.
Да, я специально хлопала в ладоши вслед за эльфом. Он летал передо мной, а я хлопала в ладоши. Я всегда так делаю, чтобы сосредоточиться. Иначе желание не исполнится. Так вот, тогда, давно, я нахлопала себе желание и пошла в садик. Я же хотела, как лучше. Я хотела, чтобы папа был дома. И все… А потом, в садике, я почувствовала, как папе плохо, как не ладится у него что-то, как он злится – и настроение у меня испортилось, а тут этот драчун Борька. Он злой. Он мою подругу Лизу за волосы дернул, пока воспитательница не видела. Дернул и бежит мимо меня.
А мой Селентий, ну, эльф, как раз сидел на полу около моей ноги и показывал, как правильно туфельку застегивать. А Борька на него бы ногой наступил. Вот я и подвинула ногу вперед, ну, чтобы эльфа защитить. Вообще-то они верткие, и, наверное, он бы ускользнул от Борькиного ботинка. Но моя нога сама потянулась наперерез. Ну, я не знала, что Борька так упадет и о батарею головой стукнется. А там еще этот краник на трубе. Все не так – и Селентий устал, и папа там злой, и Борька здесь сначала злой, а теперь еще и с пробитой головой. В общем, смотрю – Борька не двигается, и кровь…
Я эльфа в руки взяла, держу, к лицу его поднесла и на Борьку смотрю. И одна мысль: неужели это я сделала? А тут суета – воспитательница подбежала, смотрит на Борьку – побледнела, только и говорит шепотом: «Боже ж мой, боже ж мой». И до Борьки дотронуться боится. Тут няня подоспела. Она быстрее Борьку на спину перевернула, пульс щупает, загородила собой все. Я в сторону отошла. Все как во сне. Мне бы пожелать, чтобы Борька очнулся и чтобы с ним все хорошо было, а я не могу. Оцепенела – и мысль одна, это я, это я, это я сделала. А еще я по-прежнему злилась на него – он всегда такой, то меня, то Галку, то за волосы, то пнет. Так ему и надо. Пусть теперь подумает. Вот.
Потом приехала «скорая» и отвезла Борьку в больницу. Потом «скорая помощь» приезжала еще раз, чтобы увезти Надежду Ивановну – нашу воспитательницу. У нее плохо с сердцем стало. А я все еще в своем оцепенении была. Чувствовала, как папе моему плохо. Потом мы все поели, и нас в кроватки уложили. Из соседней группы воспитательница пришла, чтобы нянечке помочь. Потом приходила директор садика и о чем-то шепотом разговаривала с нянечкой. Лицо у нее было бледное и испуганное и, по-моему, заплаканное. Она ушла, и все было тихо.
Потом я почувствовала, что папе лучше, что он с людьми разговаривает и не злится больше. И мне стало легче. Это давало силы тоже не злиться. Я начала думать о Борьке. Где он сейчас? Как он там? Сначала туман был какой-то и свет сквозь туман. Затем звуки начали доноситься, металлическое такое лязганье, клацанье, пиканье приборов каких-то и голоса. И один голос главный, но негромкий такой. Живой, значит, живой – подумалось. Тогда я стала думать вперед, но ничего не происходило, все те же голоса. Я уснула, и мне снился Борька, который бегал вокруг нас с Лизой и дергал нас попеременно за косички. А мы радовались и смеялись. И только эльф не смеялся и крутил пальчиком у виска и на меня смотрел. А я смотрела на Борьку и хотела, чтобы он еще раз меня за косичку дернул. Потом всех разбудили и перед полдником спрашивали, кто видел, как Борька упал. Никто не видел. И я сказала, что не видела. Дальше все пошли на прогулку, и все как-то начало забываться. Нас с Лизой мальчишки заперли в игрушечном домике и не хотели выпускать. А мы готовили им обед понарошку. Вот.
