Саша Кругосветов - Бывальщина и небывальщина. Морийские рассказы
Поэтому они всегда нервничают из-за времени. По пустякам. Если, например, часы трусляка ушли на пять минут вперед, он переживает, что в сравнении с другими он потерял пять минут из прошлого. За эти пять минут он мог сделать так много. Бедный, несчастный трусляк. Плачь, плачь. Эти ужасные часы китайского производства, почему китайского? – китайского, китайского, уж я точно знаю, эти китайцы так и хотят украсть у нас самое дорогое, что у нас есть, – время, ведь время отмерено нам раз и навсегда, а если у нас украли кусочек, так его уже не вернешь. А ведь в это время могло произойти самое, что ни на есть, самое интересное, самое важное, может быть, я, бедный трусляк, встретил бы свою единственную, любимую, может, она пришла в назначенный срок, а меня там нет, меня нигде нет в это время. Потому что у меня это время украдено. Вот она и ушла.
А я остался один-одинёшенек. Никто уже не сможет меня понять так, как поняла бы она. И все из-за китайцев. Сюда, на Морию, их не пускают. Правильно. Так они часы свои шлют. Поэтому-то у них, у китайцев, столько лишнего времени. Украли у каждого по пять минут. А получилось, что у них времени вдвое больше, чем у других. Вот и размножаются сверх всякой меры. А что делать? Ведь это украденное время ничего им не стоит. Растранжиривают это время направо и налево. Им не нужны мои пять минут, во время которых я мог бы встретиться со своей любимой. А мне бы вернуть хотя бы мои пять минут. Но на моих часах на пять минут позже. И со службы в Иоанновском соборе я приду домой на пять минут позже. И кофе, что приготовит мне домашняя балбейка, я получу на пять минут позже. И он будет совсем холодный, этот кофе. И грелка, что будет положена мне в постель, к этому моменту остынет, а ночь будет короче на пять минут. Ведь на работу в свою контору я должен прийти вовремя. А если я буду спать как обычно, у меня не останется времени для завтрака, и я буду одеваться впопыхах и обязательно что-нибудь перепутаю. И опоздаю на утреннюю конку. И придется бежать по Рейнскому проспекту. Буду на работе неопрятно выглядеть, буду помятый, взмыленный. И получу нахлобучку от начальства. Ведь они не знают, что во всем виноваты китайцы.
А если часы трусляка отстают… Да, я вижу: на Домском соборе часы показывают на пять минут больше, чем мои. Теперь, конечно, я обязательно приду туда, куда мне следует прийти. Но я приду на пять минут позже. И моя суженая опять уйдет, не встретив меня. Потому что я еще не пришел. Опять у меня украли пять минут.
Но уже не из прошлого, а из будущего. Ах, я бедный, несчастный трусляк! Нет мне покоя. Каждый самый никудышный китаец норовит украсть у меня время, то из прошлого, то из будущего.
Эффект Кирдиана
Морийцы давно уже научились наблюдать движение всемирного духа, который обитает в каждом живом теле. Они придумали специальные приборы, с помощью которых можно наблюдать свечение живого тела. Потому что в процессе жизнедеятельности всемирного духа из тела человека, животного или растения во все стороны разбрасываются всяческие корпускулы и быстро вращающиеся разноцветные маленькие кусочки света. В более поздние времена в Европе переняли достижения морийцев, присвоили себе, как водится, лавры первооткрывателей этого эффекта и назвали его «свечением Кирлиана».
Один трусляк сумел за огромные деньги приобрести такой прибор. Чтобы испытать аппарат, пригласил на обед своего друга бывалого, а также прославленного поэта-патриота Дижа Быжа в качестве, так сказать, интеллектуальной закуски. Дижа Быжа никак нельзя посчитать бывалым. Трусляком – тоже. Тем более, никак не назовешь его балбеем. Диж Быж – во всех отношениях не дурак, хотя и старается казаться таким. Вряд ли можно считать дураком того, кто публично заявляет, что он дурак. Хотя уж кому-кому, а Дижу Быжу никак не откажешь в его морийском, а следовательно – дурацком происхождении. Да ведь всем известно – не такие уж дураки эти морийские дураки.
Вот они, трусляк, бывалый и Диж Быж, едят, пьют, – кушают, одним словом. А блюда им подает балбейка, которая работает прислугой у этого трусляка.
Как хорошо, что мы пригласили Дижа Быжа, думает трусляк. Поэт-патриот соловьем заливается. И говорит, и говорит. Всё-то он знает лучше всех. И о том, и об этом. Да все больше о материи говорит, о сознании и даже о бессознательном. Да еще о внутреннем и внешнем. А также о попытках познания, о возможности познания и, наконец, о понимании. О причинах и следствиях. Трусляк, что пригласил бывалого и Дижа Быжа, – очень неглупое существо. Точно неизвестно, человек ли, но существо неглупое. Слова Дижа Быжа звучат для него подобно музыке. Ничего не понять, а удовольствия – выше крыши. Бывалый, конечно, тоже не молчит, рассказывает бывальщины. Для балбейки слова Дижа Быжа и бывалого звучат как шелест листьев и слабый ветерок в дальнем конце сада. Балбейка, снующая между столовой и кухней, – она тоже имеет свое мнение по каждому вопросу – успевает вставить несколько слов в беседу Совсем не в тему Трусляку очень нравится, что завязался непринужденный общий разговор. Он все время поглядывает на прибор и даже не замечает, что каждый говорит о своем и не слушает другого.
Потом Диж Быж рассказывает о тайнах Тайного Писка (psk, политсыска, – Примечание автора). Тоже очень высокие материи. Он говорит о матерщине, о сознанке и несознанке. О нутрянке и наружке. О пытках, о признании и о понятиях. О следствии и о следаках. Все слушают, затаив дыхание. Очень хочется почувствовать себя хоть чуточку причастным к работе великого ведомства, позволяющего каждому жить спокойно в родной стране. Бывалый тоже, конечно, обо всем этом имеет свое мнение и вываливает ворох бывалыцин. Балбейка, которая считает: «Что-что, а в мужчинах-то я разбираюсь», – с придыханием рассказывает, какие душки эти ребята следаки, ребята из наружки, рассказывает о куме и уж конечно – об очаровашке-сексоте.
Прибор показывает, что бывалый – это гипержизнь, Диж Быж – ультражизнь, балбейка – псевдожизнь, а трусляк, увы, недожизнь, очень слабое проявление жизни (свечения почти совсем нет), да и свечение-то в одной только области, в музыкальной сфере.
Гипержизнь без конца произносит «смешные» тосты, сам себе наливает, сам с собой чокается, сам смеется своим шуткам и смачно закусывает (шутки, то бишь) соленым огурцом. Шутки, кстати, тоже довольно соленые! Он буквально светится в лучах испускаемого им всемирного духа.
Недожизнь перемалывает рождественскую индейку со скоростью молодого мустанга, догоняющего любимую кобылу.
Очень хочется достигнуть более яркого свечения. Балбейка успевает отхватить лучший кусок, пока несет блюдо от кухни до стола. Ультражизнь, Диж Быж то есть, не отстает ни по части выпивки, ни по части закуски, ни по части ущипнуть балбейку за мягкое место, заполняя ее псевдожизнеутверждающими балбейскими взвизгиваниями небольшие паузы между собственными философскими пассажами.
Всё сожрали – сыр, рыбу, огурцы, выпивку, жалкие обломки ненужного уже, недавно еще живого биологического материала, отбросы жизнедеятельности всемирного духа.
После десерта беседа сама собой увяла, гости разошлись, оставив на столе разрозненные кусочки нежизни уже. Совсем уже не жизни. Эффект Кирлиана.
Трусляки – плохие друзья
Молодые трусляк и балбей – неразлучные друзья. Решили друзья вместе поехать в отпуск. На южный берег Мории. Покупаться, позагорать. И время хорошо провести. Устроились, осмотрелись. Решили подружками обзавестись на время отпуска. Балбей – мечтатель, романтик. Лежит в тени под тентом, мечтает, что будет у него подружка – красотка, такая, как Таша Кралия или как Анфиска. А если повезет – так не хуже, чем женщина-лебедь. А труслячок тем временем шастает по пляжам и пляжикам, по бухтам и заливчикам. То около одной балбейки якорь поставит, то около другой. Со всеми перезнакомился. Пойдем, говорит он, милая барышня, с другом своим познакомлю. Тебе он понравится – офигительный балбей. Не нравятся, однако, балбею знакомки трусляка. Ни та. Ни другая. У этой голос грубый. У той – попа вислая. У одной ноги некрасивые, у другой – руки. А вот та – красотка, нет слов, мне кажется, не слишком образованна. Из простой семьи, видимо. Правда, я почти не говорил с ней, но и так заметил. После каждой такой встречи с претенденткой достает балбей любимый бутерброд с ветчиной – в утешение себе, чтобы не расстраиваться. Идет время. Молодые люди подружками так и не обзавелись.
– Тебе не угодишь, – говорит трусляк другу. – Я должен о себе позаботиться.
Вскоре находит симпатичную девушку-балбейку. Представляет ее другу.
– О! – радостно встречает их балбей, – это как раз то, что надо.
– Ну, уж нет, – возражает трусляк, – это моя балбейка. Тем более что я ей тоже приглянулся.
– Не зря отец с матерью говорили мне – не водись с трусляками, трусляки – плохие друзья, – бубнит балбей. И достает очередной бутерброд, чтобы скрыть досаду.
