Андрей Красильников - Санитарка
Одного взгляда на корпус родильного отделения было достаточно, чтобы понять, что обстановка серьёзно изменилась. Из форточки ближнего к выходу окна наполовину торчала истошно вопящая фигура. Конечно, это была Светка. В два вздоха-выдоха преодолев расстояние до злополучного окна, я смог более детально оценить обстановку. Светке непостижимым образом удалось протиснуть верхнюю часть своего тела, включая огромный живот, через форточку наружу, а вторая половина осталась внутри. Тело заняло равновесное положение на хрупкой перекладине форточки и плавно покачивалось под выразительный мат беженки.
Приблизившись к окну и пытаясь как-то помочь несчастной, я совершил первую ошибку. Оказавшись в пределах досягаемости Светкиных рук, я тут же получил увесистый удар в глаз. Не встретив должного понимания, я решил зайти с тыла. Каково же было моё удивление, когда входная дверь оказалась наглухо закрытой.
Я решил идти напролом и со всех сил рванул дверь на себя. Из-за неё с визгом вылетела повисшая на ручке санитарка, которой было поручено охранять выход. Оказывается, она так вошла в свою героическую роль, что на всякий случай удерживала и вход.
Внутри отделения акушерка быстро обрисовала мне картину, которая, впрочем, была понятна и без слов. Светка совсем вышла из-под контроля. В больничном белье пыталась бежать прочь, но застряла в самом неподходящем месте. Крайне неприятным было то, что роды в таком подвешенном положении роженицы были невозможны. Перекладина, передавив Светке низ живота, мешала продвижению плода. А тут ещё, как назло, стали отходить околоплодные воды.
Светка от непонимания происходящего завыла ещё сильнее. Я же под влиянием экстремальных обстоятельств совершил вторую ошибку, оказавшись в радиусе вращения болтающихся ног. Мощный удар Светкиной пятки в другой глаз с грохотом поверг меня на пол.
В это время, привлечённый необычным шумом, в отделение заглянул больничный плотник дядя Коля. Осмотрев поле битвы, он удручённо заметил, что рамы-то очень старые и если, не дай бог, деревяшка треснет… Я мгновенно представил, как осколки стекла разрезают беременное тело насквозь, лужи крови, части тела… И тут мне стало совсем плохо. Мысли лихорадочно бились в голове, но ни одной стоящей среди них не было.
Так и не придумав чего-то определённого, я решил подготовиться к худшему. В душе надеясь, что, может быть, Светку разрежет не сразу и не напополам. И уж если повезёт, то потребуется срочная операция. Значит, мне нужен анестезиолог. А он почему-то сегодня не вышел на работу. Дав поручение срочно готовить операционную, я выскочил на улицу, чтобы выяснить ситуацию.
Отсутствие анестезиолога на рабочем месте не было чем-то исключительным. Исключительной была роль этого врача в коллективе больницы. Вячеслав Иванович, так звали коллегу, привлекался как специалист по обезболиванию и наркозу во всех случаях хирургического вмешательства. Без него не могла состояться ни одна плановая, ни одна экстренная операция. Такое положение дел быстро сделало Славика, как мы его за глаза называли, звездой районного масштаба. А звезда могла позволить себе многое. Когда позволяла больше, чем могла, как правило, следующий день был нерабочим.
Препятствовала развитию звёздной болезни у редкого специалиста не только администрация. Большую роль играла жена Славика Надежда. Эта семейная пара была наглядным примером единства противоположностей. Он – анестезиолог. Она – офтальмолог. Он – у операционного стола на переднем рубеже ежедневного спасения жизней. Она – в тихом кабинете с безобидными подслеповатыми бабушками. Он – маленький, но чрезвычайно задиристый. Она – крупная и флегматичная.
Когда Вячеслав, по мере увеличения дозы выпитого, приходил в боевое расположение духа, для него не было более подходящего объекта для нападок, чем собственная жена. На Надежду сыпалась гора упрёков – от никчёмности работы офтальмолога до непонимания величия личности супруга. Надежда слушала это всё с отрешённым безразличием. И уж если Славик совсем её доставал, могла встряхнуть его так, что тот замолкал уже надолго.
Хорошо зная все эти обстоятельства, я не стал рыскать по больнице и прямиком рванул к Славику домой.
Когда я оказался на пороге Славиной квартиры, явных признаков присутствия хозяина в доме не было. На мой нетерпеливый вопрос, где же он, Надежда с грустью взглянула на диван и порывисто вздохнула. Посмотрев туда же, я никого не обнаружил. После некоторой паузы явно смущённая Надежда рассказала, что утром не вполне трезвый Славик был как-то особенно резок в своих выражениях и чем-то сильно её обидел. Ослеплённая праведным гневом, она, мол, всего лишь крутанула пару раз охальника и швырнула его на диван. Но, к несчастью, тело отклонилось от цели, и Славик оказался не на, а под диваном.
Далее начались всхлипывания, что он там уже около часа, самостоятельно выбраться не может, потому что плотно зажат, и пугает её рассказами о каком-то синдроме длительного сдавливания, от которого люди умирают. Смерть единственного в районе анестезиолога в преддверии срочной операции была бы крайне некстати, поэтому его освобождение заняло считаные секунды.
Через минуту мы уже бежали в сторону больницы и обменивались мнениями, что же делать. Славик предложил радикальный вариант: не вступая в переговоры, с ходу заехать Светке по физиономии и разом прекратить этот балаган. На вопрос, как он это себе представляет: два врача на глазах у сочувствующих избивают беременную женщину, – Славик лишь досадливо покачал головой и сказал, что без крайних мер шансов спасти её нет.
К моменту нашего прихода перед окном собрался народ. Вновь пришедшие пытались узнать у тех, кто уже стоял, что же такое теперь творят в роддоме с жёнками, если те уже в окна сигают.
В то время как Славик уже примеривался, как бы половчее осуществить свой первоначальный план, я краем глаза увидел приближающуюся к месту событий Прохоровну. Словно не замечая толпы, она спокойно подошла к окну. Ловко перехватила летящий ей в лицо кулак и, подтянув к себе Светку, что-то тихо сказала ей на ухо. Затем она так же невозмутимо скрылась за дверью отделения. Следом произошло невероятное: мгновенно затихшая Светка самостоятельно убралась внутрь.
…Ни сразу после происшествия, ни много позже ни под какими предлогами нам так и не удалось узнать то заветное слово. На все наши расспросы Прохоровна лишь хмурилась и говорила, что, мол, с людьми работать надо.
На удивление, роды у Светки прошли успешно. Да и сама Светка как-то изменилась. Вскоре вышла замуж. Выучилась на швею. Стала работать. Но обидное прозвище Выкидыш так навсегда и прицепилось к ней.
Нарколог-новатор
To, что алкоголизм – это болезнь, знал ещё Гиппократ. Он же определил, что в малых дозах алкоголь – лекарство, а в больших – яд. С тех пор как человечество осознало пагубность пристрастия к алкоголю, придумываются разные способы лечения этого недуга.
Правда, в доисторические времена не существовало крепких спиртных напитков. Народ тогда всё больше налегал на виноградные вина. Соответственно, градус напитка был значительно меньше и алкоголизм развивался в массах пьющего населения медленно.
С момента появления водки, коньяка, виски и прочей сорокаградусной продукции уровень алкоголизма в государстве стал стремительно нарастать. Этому не могли помешать революции, войны, смены государственного режима и разные другие социально-экономические катаклизмы.
Стоит сказать, что руководители нашего государства отдавали себе отчёт в том, какие проблемы для общества таит его алкоголизация. А так как совсем недавно мы строили светлое будущее, в котором не должно быть места порокам, принимались соответствующие меры по обузданию негативного явления. В медицинских институтах готовили специалистов-наркологов, которые профессионально должны были помогать злоупотребляющим людям.
Одним из таких был Борис Исаевич Хайкин. Работал он в центральной районной больнице, название которой ничего не скажет читателю. В то время как личность Бориса Исаевича заслуживает куда большего внимания.
Ростом он был выше среднего, сутуловат, без лишнего веса. Голову его венчала выдающаяся лысина, обрамлённая чёрными курчавыми волосами с лёгкой сединой. Пронзительный взгляд и стильные «штабные» усики. Таким его знали коллеги и обожали пациенты.
Необычайно своеобразно вёл он свой приём. Помешивая чай в стакане с ажурным подстаканником и громко гоняя во рту карамельку «дунькина радость», он пристально вглядывался в пациента. Иногда задавал вопросы. Чаще был задумчив. Реже что-то напевал про себя. Когда казалось, что доктор ушёл глубоко в себя, он одним махом выпивал остывший чай. Отчётливо и категорично формулировал диагноз. Затем уже более размеренно и спокойно диктовал медсестре то, что следовало записать в амбулаторной карте.
