Мария Метлицкая - Ее последний герой
Рассуждений после секса – гораздо больше, чем самого секса. Недовольство всем окружающим – властью, политикой, просто жизнью. Но интересно, что менять ничего они не желали – и все бурчания заканчивались, едва начавшись. Плохо все. В России – бардак. Европа загнивает. Америка накрывается. В общем, будем доживать, о-хо-хо, свою жизнь, и только. Жениться они боялись, обряды и традиции презирали. Детей не хотели. Моральные импотенты, одним словом.
Приезжие были противны другим – вечной жаждой ухватить, урвать, пристроиться. Опередить, обогнать, объехать.
Словом, «героев» не было. А женщины любят героев! Получалось, что мужчин своего поколения Анне оставалось только жалеть и презирать. Женщины почему-то вызывали куда меньше раздражения. Им хотя бы надо думать о детях. Это многое оправдывало.
Уснуть так и не удалось. Захотелось пить. Она тихо спустилась вниз и налила в чашку воды. Услышала негромкий храп отца, больше похожий на всхлип, и его приглушенное бормотание.
Сердце снова сдавила жалость к отцу и злость на мать. Хотя… Так хоть один из них счастлив. Точнее, одна.
А отец… Мать всегда говорила, что он человек конченый. Потому что все его в жизни устраивает. Всем он доволен и ни к чему не стремится. Но отец искренне считал, что быть всем довольным и есть большое человеческое счастье. Счастлив не тот, у кого много. А тот, кому достаточно.
Она снова легла в кровать и стала думать о новом задании, похоже безнадежно сорванном. Глупость, конечно. Нашли тоже новую фишку – вынимать из нафталина оставшихся в живых художников, режиссеров, актеров, поэтов, когда-то популярных, отряхивать их от пыли и выставлять героями. Все они (забытые, скорее всего, несправедливо) потерялись в новых реалиях, были бедны, убоги, несчастны – те, кто не умер от нищеты, болезней и пьянства. Как правило, доживали они свои дни в одиночестве, обиженные на весь мир. Их выволакивали на федеральные каналы, заставляли вспоминать былое величие, громкие успехи. Внимательно выслушивали жалобы, разыскивали взрослых детей и родственников и призывали их к совести. Корили бывших супругов. Подробно снимали жалкое жилище былых знаменитостей. В который раз удивлялись мизерной пенсии. Дарили огромные букеты, похожие на клумбы, на которые получатели смотрели с плохо скрываемым ужасом: цветы в убогих квартирах смотрелись издевательски нелепо, к тому же старики подсчитывали в уме их немыслимую стоимость (лучше бы деньгами дали!).
Все возмущались, качали головами. Как же так! Заслуги этих людей неоспоримы! Как несправедливо устроен мир! Как жестоки соотечественники! Как глухи и равнодушны власти! И через день-другой, как водится, забывали, словно их и не было. Свои заботы, своя жизнь…
А герои прайм-тайма обрывали сухие лепестки на засыхающих букетах, доедали богатые торты и конфеты и, постепенно теряя надежду на изменение своей одинокой жизни, грустили еще больше. Как дети, которым показали игрушку и снова припрятали на антресоли – уже навсегда.
Спрос на подобные сюжеты был огромен. Простые зрители, вперившись в экран, наблюдали за жалкой жизнью кумиров молодости и облегченно вздыхали: ну, если у них так, что говорить про нас, простых смертных? Нам по ранжиру положено. Женщины у телеэкранов жадно подсчитывали морщины и килограммы бывших красавиц и красавцев – кумиров своего поколения, а мужики кидали косые взгляды на жен, сидящих рядом на диване в потертых халатах и бигуди на голове: ну а моя-то еще вполне. Если уж та, мечта юности…
И пресса не отставала от телевидения – тоже «рыли» и «нарывали» героев.
Илья Городецкий, тот, кто грубо послал журналистку Левкову, был как раз из тех. Знаменитый и успешный в семидесятые режиссер и сценарист. Умница, признанный талант. Красавец, бонвиван, баловень судьбы. Ему приписывали романы с первыми красавицами. И даже с иностранкой, итальянской кинозвездой, такой далекой и недоступной, что даже сейчас в это верилось с большим трудом. Звезда сохранилась по-западному – ей, семидесятипятилетней, и сейчас можно было дать не больше пятидесяти. Она по-прежнему мелькала в светской хронике, меняла мужей и увлекалась скульптурой в стиле ню.
Городецкий снял около десяти фильмов, из них восемь несомненно удачных, известных всем до сих пор.
Исчез он в девяностые, когда кино приказало всем жить долго и счастливо. До дешевой халтуры и невнятных спонсорских денег не опустился – что было в дальнейшем оценено окружающими. Его просто «не стало»: был человек – и нет. Обычная история.
Анна долго рылась в Интернете, изучая своего героя. Получалось, зря. Герой идти на контакт не собирался, послал ее грубо и конкретно. Впрочем, и такое случается. Иногда, правда, «герои» шли на попятную после гонорара, предложенного им за интервью, обычно смехотворной суммы, долларов сто или двести.
Фотографии молодого Городецкого имелись в изобилии. Вот он – на фестивале в Берлине. Вот – на встрече с голливудскими мастодонтами. Было в его биографии и приглашение туда, на «фабрику звезд». Разумеется, не воплотившееся в жизнь. Некоторые его фильмы Анна знала наизусть, как и вся страна. Фильмы были сентиментальные, нежные, слегка наивные и добрые. С надеждой на светлое будущее. Героини были чистыми и прекрасными, герои – верными и мужественными, а любовь – светлой и вечной. Словом, все то, что в наши дни презирают и высмеивают. И потому кино казалось трогательным и щемяще-наивно-светлым.
В биографии Городецкого было много черных дыр и белых пятен: трагически бросившие его жены, оставленные и неудачные дети. Законные и нет. Мелькала информация, что он пил и, как следствие, спился. Писали, что он совсем опустился и периодически лежит в клиниках для душевнобольных. Где-то упоминали, что он сожительствует с пожилой дворничихой, которая его поит и кормит. Словом, мутная и грязная информационная пена, верить которой нельзя. Но, похоже, нет дыма без огня.
Анна открыла ноутбук и снова набрала в поисковике данные. Открыла фото и вновь стала их внимательно рассматривать.
Он был определенно красавец. Понятно, в молодости. Скуласто-мужественное лицо. Ямка на подбородке, так любимая женщинами всех поколений. Густые брови, слегка сросшиеся на переносице. Яркие, внимательные, цепкие светлые глаза. Упрямый, жесткий, красиво очерченный рот. Прямой, крупный, «мужской» нос. Вьющиеся, густые темные волосы. Сигарета в больших и сильных руках. Она подумала, что сейчас таких лиц почти не осталось. В моде – утонченные хлипкие мальчики с тонкими волосами, узкими губами и нервическими повадками. Мужская красота все чаще приближается красоте женской; никого не удивить выщипанными бровями, маникюром и искусственным загаром. Нередки у мужчин «конские хвосты», кольца, браслеты и серьги. Мужчины словно признаются в своих слабостях и даже бравируют этим.
Итак, Городецкий. Наверное, пьяница, не без этого. Маргинал, опустившийся тип. На таких она насмотрелась. Наверное, придется раскошелиться. Но ста долларами не обойтись: запросит тысячу, а обрадуется – до сладкой дрожи – и трем сотням. Но, разумеется, будет торговаться. Потом начнет «гнуть пальцы», пыхтеть, как самовар, вспоминать о былом величии. Бравировать сегодняшней свободой, мол, сериалы не снимаю, ниже моего достоинства. Конечно, деньги пахнут. В эти минуты он благополучно забудет, как канючил гонорар за интервью. Станет обливать помоями всех: бывших коллег, и покойных, и ныне живущих «деятелей». Споет песню о погибшем и продажном кино, как без этого? Обвинит во всех несчастьях бывших жен и подруг, понесет по кочкам детей-сволочей. Покричит, поразоряется, покапризничает, может, даже поплачет. Натуральными крокодильими слезами. Вполне возможно, немножко попристает – прихватит за коленку, прибавив масла в равнодушные и давно остывшие глаза.
Но всем этим ее не проймет. Плавали, знаем. И все же он – величина. Патриарх, мастер. Свидетель тех лет и их летописец. Да и правда – истинная, настоящая – ей не нужна, так же как руководству и читателям. А нужны сплетни, чуть поджаренное или слегка потушенное, остренькое, приправленное соусами – это уже ее работа, и в ней она профи: и все в рамках приличий, такой формат. И все это надо тоже подать. Вкусно, ненавязчиво, не пошло, не пересолить, не переперчить. Читатель у них интеллигентный. Чуть что не так – сморщит нос и упрекнет в «желтизне». Нет, здесь не о том, здесь разбитая судьба, потерянное поколение. «Оттепель», «застой», «перестройка», суровые будни липового капитализма. Акулы-продюсеры, продажные актеры. Бесталанные сценаристы. Словом, творческая жизнь для честного и талантливого человека нынче невозможна. Ну и забывчивость зрителя, хамство чиновников, некомпетентность коллег и холод властей. Последние герои, где вы? Ау! А вот мы, тут! Это вы, коварные, нас забыли! У вас новые кумиры и новые предпочтения. Это вы променяли нас на других героев: киллеров, наркоманов, геев, предателей родины и любви. А мы – здесь, рядом. Живем плохо, трудно, но живем! А то, что плохо и трудно… зато вместе с вами, вместе с народом. А вы нас – на помойку! Нехорошо! И всем станет стыдно и обидно за прошлое поколение. И глаза нальются светлыми слезами воспоминаний и раскаяния. Что и требовалось доказать.
