Сергей Головачев - Напиток богов
Перед глазами её от напряжения появились белые точки. Не мигая, Майя продолжала смотреть сквозь его прозрачное лицо в небо до тех пор, пока мельтешащие белые точки в синеве, находящиеся в непрерывном движении, не стали соединяться друг с другом. И вот в небесах просто из ничего возникли белые пушинки, из которых затем образовалась крошечная дымка.
Усилием воли Майя заставила её уплотниться, и вскоре рядом с солнцем появилась на безоблачном небе маленькое белое облачко.
Жива хлестнула двоюродную сестру по щеке, приводя в чувство. Будь Майя в сознании, ей наверняка было бы больно от такого удара. Но по лицу Майи проскользнула едва заметная улыбка. Как будто ей понравилось то, что её ударили по щеке. На самом деле, ей доставляло удовольствие нечто другое. То, что её желание исполнялось. Облачко накрыло солнце, давая передышку её глазам, но вскоре пёрышко уплыло, и небесное светило вновь заслепило ей в глаза.
– Ещё! – беззвучно потребовала в мыслях Майя. – Хочу ещё облачко! – попросила она. – Хочу много облаков! – приказала она.
И они не замедлили явиться. Весь небосклон покрылся тончайшими перистыми облачками, которые, видоизменяясь, стали превращаться в пуховые, ватные, барашковые облака.
Невыразимое счастье охватило Майю. Она почувствовала в себе опьяняющее чувство власти над природой. Безудержная радость перекатывалась в ней словно пузырьками шампанского.
Жива этого не замечала. Она испуганно приложила ухо к груди Майи и прислушалась. Услышав, как оглушительно бьётся её сердце, она с облегчением вздохнула, и в это время Майя пришла в себя. Ресницы её вздрогнули, сжатые губы раздвинулись и первое, что она произнесла, было слово:
– Морок…
– Что? – не поняла Жива, но всё равно обрадовалась. – Ну, наконец-то! Что это с тобой было? Почему ты не отвечала?
Майя приподнялась на локтях.
– Я не могла. Я всё слышала, всё видела, но не могла произнести ни слова. Он всё время смотрел на меня.
– Кто?
– Морок.
– Он и сейчас смотрит? – замерла Жива. У неё почему-то не возникало желание его снова увидеть.
– Нет, – с сожалением покачала Майя головой, – сейчас нет. Его больше не видно.
– Это хорошо. Вставай!
– Я не могу встать. У меня всё тело будто онемело.
– Я тебе помогу.
– Мне не хочется вставать.
– Со мной было то же самое, когда я впервые увидела его. В тот раз земля, как магнит, притягивала меня к себе. И до сих пор притягивает. С тех пор земля даёт мне силы. Иногда мне хочется просто зарыться в неё, и вообще не вылезать оттуда.
Майя вдруг хихикнула.
– Ты чего?
Майя засмеялась в ответ.
– Я не вижу в этом ничего смешного, – недовольно пожала плечами Жива.
Не обращая на неё внимания, Майя продолжила заливаться неудержимым звонким смехом.
– Прекрати, – не поняла её веселья Жива.
Но Майя смеялась совсем не потому, что ей было весело. Она чувствовала, как к ней возвращаются силы. Вернее, она чувствовала, что в неё входит другая, совершенно неведомая ей сила. Теперь она могла всё.
Она попыталась встать. Жива помогла ей подняться. Майя сделала шаг, словно это был первый шаг в её жизни.
– Вот это да! О! О! – воскликнула она. – Ничего себе!
Она словно прислушивалась к себе, к тем новым ощущениям, которые происходили в её теле, и гримасы улыбки, радости и восхищения своим новым состоянием сменялись на её лице одна за другой. Её пошатывало. Подставив ей плечо, Жива обняла её за талию и помогла выбраться из траверза на насыпь.
Некоторое время сёстры, обнявшись, шли молча по Бастионному шляху. Неожиданно Майя остановилась. Расправив плечи и выпрямив спину, она дала понять Живе, что больше не нуждается в её поддержке.
Майя вдруг поняла, что только что благодаря Мороку она получила и свой дар.
23. Сгори, ведьма, в пламени идолов!
Воодушевлённый победой над зелёным змием и удавшимся изгнанием бесов из одержимых людей, о. Егорий решил завершить намеченное и поспешил туда, откуда, по его мнению, исходило первоначальное зло и распространялась по всему миру пагубная зараза.
Он отправился к языческому капищу, чтобы на корню уничтожить находящихся там идолов. За всё время пребывания на Лысой Горе, ему никак не удавалось попасть туда, поскольку там постоянно кто-то находился. На этот раз ему повезло. Убедившись, что поблизости никого нет, о. Егорий перекрестился перед канавкой, ограждавшей капище, и переступил её.
Затем он ещё дважды осенил себя крёстным знамением: перед дубовым истуканом с ножом в руке и перед вырезанным из осины божеством песиголовцев – вздыбленным из земли оскаленным псом.
Он напрямую пересёк огороженное свежестёсанными брёвнами кострище и решительно направился к грозным идолищам, чтобы рассмотреть их поближе. Задрав голову, он предстал, наконец, перед четырьмя изваяниями Перуна.
Вид у них был жутковатый. Вырезанные из цельных дубов, все четыре идола были похожи друг на друга. У каждого на голове были шлемы, грудь они прикрывали мечами с непонятными рунами на клинке, сбоку же они заслонялись щитами, на которых также были изображены какие-то символы.
Обходя идолов вокруг, дьякон обратил внимание, что все они были на одно лицо. У всех были длинные узкие носы и густые усы подковой, но отличия среди них всё же были. Один выделялся нахмуренными бровями, другой – глубокими мешками под глазами, третий – морщинами на лбу.
Четвёртый идол стоял с надутыми щеками и с открытым ртом, готовый в любую секунду выдуть из себя не просто ветер, а яростный вихрь, способный в одночасье обложить ясное небо чёрными тучами, а затем, напугав обидчиков раскатистым громом, поразить их внезапной молнией.
Словно заподозрив недоброе, налетел вдруг ветер и начал раскачивать верхушки деревьев, окружавших поляну. Дьякону почему-то показалось, что ветер исходил из открытого рта, нависавшего над ним Перуна.
Заглянув во внутреннее пространство между идолами, он заметил, что все четыре изваяния изнутри обуглены, и туда вполне мог поместиться человек. Злорадная улыбка проскользнула по его угрюмому лицу. «Как видно, не я первый уже пытался это сделать. Мне предстоит завершить начатое!» – самодовольно подумал он.
Чернобородый дьякон беспокойно оглянулся. Не заметив никого вокруг, он присел на корточки и раскрыл чёрный саквояж. При новом порыве ветра буйно цветущая рядом груша тут же осыпала его чёрную спину белыми лепестками.
Из саквояжа он вынул двухлитровую пластиковую бутылку со «святой водой», уже ополовиненную в борьбе с зелёным змием и при изгнании бесов из одержимых людей. Но оставшейся жидкости вполне ещё хватало, чтобы довести задуманное дело до конца.
– А что вы тут делаете? – неожиданно раздался чей-то голос за его спиной.
Инквизитор оглянулся и заметил выходящую из-за цветущей груши женщину в красном сарафане.
Та самая ведьма!
– Я? Да вот, – потряс он бутылкой, – место сие освятить хочу.
– Святой водичкой? – догадалась Навка.
– Именно, – зыркнул на неё чёрными глазами дьякон, но тут же, смилостивившись, спросил, – а это не вы тут, случайно, ищете свою дочку?
– Я. А вы что… видели её?
– Да.
– Где? – подошла она к нему поближе.
– Вон там! – показал он бутылкой направо. – В той яме.
– В яме? – ужаснулась Навка и бросилась в ту сторону.
И тут же упала, оглушённая сзади этой самой пластиковой бутылкой по голове.
Пришла в себя она от резкого запаха бензина. Попыталась закричать и не смогла: рот её был залеплен липкой лентой чёрного скотча.
Навка попробовала избавиться от него и поняла, что это невозможно: руки её были чем-то связаны. Более того, она сама была привязана скотчем к одному из чуров.
Широко раскрыв от ужаса глаза, Навка заметила безумного инквизитора, который обходил идолов по кругу и широко, крестообразно хлестал на них горючую жидкость:
– Во имя отца… и сына… и святого духа…. Аминь.
К счастью, до идола, к которому она была привязана, он не успел дойти: бензин в бутылке закончился. Когда на дне её не осталось ни капли, инквизитор отбросил пластиковую бутылку в сторону и осенил Навку крёстным знамением:
– У-у, чертовка, – злобно произнёс он. – Будь проклята ты, наложница дьявола, невеста сатаны.
Навка что-то замычала в ответ и в изнеможении покрутила связанными за спиной руками. «Что делать? – суматошно думала она. – Отсюда мне не вырваться! И никого, ни одного человека рядом. Ну, где они? Куда они все подевались? Неужели никто мне не поможет? Нет, никто! Ведь я даже на помощь не могу никого позвать!»
Оказавшись в безвыходном положении, Навка обратила свой взор к небу. Закатив глаза, она с мольбой обратилась к солнцу. Теперь только оно могло ей помочь.
Дьякон заметил, как Навка, глядя на верхушки деревьев, колеблемые ветром, что-то зашептала про себя. Как ни странно, ветер начал усиливаться, и на синем небе появились серые облачка. Они росли и темнели прямо на глазах.
