Ната Хаммер - Школа. Точка. Ру
На кладбище приехали все наши, даже наркоманы Клещинский и Сутягин, не было только Кулаковой. Были все учителя (кроме Адольфовны). И многие родители. И многие выпускники. Было много цветов и венков с черными лентами. Мы долго ждали на площадке перед залом траурных церемоний. Оказывается, у покойников тоже очередь, и к тому же даже там кто-то умудрился влезть без очереди, и всё сдвинулось на час. Родственники покойников, которые были по записи, сначала начали возмущаться, но когда узнали, что вне очереди хоронят какого-то криминального авторитета, сразу все как-то успокоились и даже всхлипывать стали тише. В итоге, чтобы нагнать упущенное время, прощание с каждым покойником сократили на десять минут.
Входить в зал было страшно: тряслись ноги и желудок ухал. Так, наверное, входят в преисподнюю. Зал такой серый, тяжелый, и музыка заунывная. Гроб сначала был закрыт, но потом его открыли. Полину я не узнала, я даже подумала, что нам подсунули какую-то другую покойницу. Но потом увидела её бородавку на щеке, и поняла, что это всё-таки Полина, но совсем не та Полина, которую я знала. И мне как-то стало легче. Вышел дядька-распорядитель и стал говорить ласковые слова. Я не слушала, что он говорит, потому что говорил он не от души, я думала о том, как люди выбирают себе такое занятие – целыми днями провожать на тот свет жмуриков, и пыталась представить его маленьким. Мне кажется, он в детстве любил хоронить мух и жуков. Не иначе. Представила, как он приходит домой, целует своих детей и рассказывает жене, скольких он сегодня отправил в последний путь, и как всунули без очереди криминального авторитета, и как он разруливал ситуацию и гасил конфликт среди очередников. Впрочем, речь его была очень короткой, и дальше развернуть картинку его личной жизни я не успела.
Потом стали говорить другие: наша директриса Маргарита, учителя, и даже моя мама как председатель родительского комитета. Хотел сказать ещё кто-то из выпускников, но распорядитель объявил, что церемония подходит к концу, и предложил попрощаться с усопшей. Все выстроились в очередь, подходили к гробу и отходили. Некоторые касались рук Полины своими руками. Я представила холод этих рук и не смогла. Просто подошла и мысленно попросила прощения. За себя и за всех остальных. И отошла, потому что за мной стоял ещё большой хвост, а распорядитель просил ускориться.
А потом гроб закрыли, позади гроба распахнулись дверцы, как в лифте, и гроб по рельсам въехал в тоннель, который показался мне бесконечным. Громко заплакала Катя, дочь Полины. Дверцы закрылись. Распорядитель предложил всем покинуть помещение. Мы вышли и почти ослепли. На небе сияло яркое солнце, и только какая-то странная бегущая тень отражалась на земле. Я взглянула вверх и увидела дым из огромной трубы. Спросила у мамы, что это такое. Она сказала, что это дым крематория. Значит, вот так в небо уходят наши материальные оболочки. Ну, это лучше, чем гнить в земле и быть сожранными червяками.
Потом мы сели в машину, и мама повезла меня домой. В машине у меня опять бесконтрольно потекли слезы, и мама начала говорить про бесконечность жизни, про то, что наши души переселяются в новые тела, и Полинина душа тоже переселится и будет жить снова. А потом немного помолчала и сказала, что скоро у меня родится брат. Я пристально посмотрела на неё и не заметила никаких признаков. Она уточнила, что мой брат родится не у неё, а у нашей бывшей учительницы физкультуры, Нины Рудольфовны Кох (!!!), и что он будет нам братом только по отцу. Когда я смогла это переварить и снова заговорить, то сказала, что надеюсь, что брат будет жить не у нас, потому что у нас и так жизнь очень напряженная, а младенец нам не даст спать. Мама ответила, что мальчик будет жить со своей матерью, но чтобы мы не расслаблялись, потому что она тоже РАБОТАЕТ над зачатием, и что рассчитывает на нашу помощь в воспитании нашего второго брата (или сестры, как получится). Я В ШОКЕ! Эти взрослые ведут такую беспорядочную и необдуманную жизнь!
Мы приехали домой, мама сдала меня на руки папы, а сама уехала на поминки. Папа обнял меня, а я никак не могла решить – прижаться к нему или ударить его в грудь, как когда-то бабушка Женя ударила бабушку Иру. Поэтому я просто освободилась от его рук, сказала, что мне нужно побыть одной, пошла в свою комнату, разделась и легла в постель. Ленке новость про братьев я решила пока не рассказывать. Она хоть и кремень, но ведь не железная, а ей назавтра сдавать математику, и она расстроится, если не сдаст её на пять. Пусть хоть у неё всё будет хорошо. Хотя бы временно. Пока не родились наши братья.
27 мая
Ленка с утра ускакала на экзамен. Я проснулась поздно, поела и целый день перечитывала свой дневник. Какая же я всё-таки была наивная и эгоистичная дура! Переживала по каждому пустяку и хотела многого от всех, а сама не особо напрягалась. Мне стало стыдно за себя и за свои мысли, и я решила сжечь дневник. Но не нашла места. В квартире нельзя – сработает сигнализация, во дворе тоже нельзя – сильный ветер, кругом летает тополиный пух, обстановка пожароопасная. Потом решила не жечь, а оставить дневник для будущего брата (или сестры); когда подрастет, дам почитать, чтобы понимал(а), что такое уже бывало. Чтобы стало понятно, что, как ни крути, но школу НУЖНО прожить, это как прививка для дальнейшей жизни. А полубрату я дневник показывать не буду, там написано много отрицательного про его родительницу. А кому нравится читать неприятные вещи про свою маму, какой бы она в действительности ни была?
