Ольга Новикова - Христос был женщиной (сборник)
Василиса поднимает руку и щелкает пальцами, подзывая официанта.
– Я водки закажу, – объявляет она и осекается: получается, что предлагает обмыть свою победу. Нет, так не стоит… – Выпьем, не чокаясь – помянем нашу грешницу. Даже свечку нельзя за нее поставить… Эх, Линка, Линка!
Почему?
Криста
По электронке зовут на вернисаж. Обычная рассылка. Раньше Криста такие сбрасывала, не открывая. Но их становится меньше с каждым днем ее без… не безработицы, а без приписанности к одному месту. Работы-то как раз выше крыши.
Для устройнения мыслей пишет в столбик:
«На пару сайтов пообещала написать о том о сем, в глянец.
Радийщики регулярно звонят.
В частном университете пригласили вести спецкурс, давно уже надо сочинить развернутую программу и им отправить…»
Со страху перед нищетой за все берется, в зоопарк даже съездила, чтобы рассказать про здешний День сурка…
В итоге – загружена как на прежней службе, а нервотрепки больше. Существенно больше. Одно пишешь, два задания в уме держишь. Ни малюсенького прогала. Сама себя распинаю… Некогда даже подумать: зачем живу? Чего я действительно хочу? Беспросвет… В такой темени можно по нечаянности ступить на дорожку, до конца которой дошла Лина…
Пишешь в одиночестве, читаешь-смотришь – тоже. Для начала просто бы поболтать… Не обговаривать объем, сроки, не интервью брать или что-нибудь разведывать, а просто общаться… Выкладывать все, что пришло в голову, не думая, зачем. Очищает.
Глаза пробегают присланный текст. «Природа отдыхает?» О чем это? А, фотовыставка… о детях знаменитых родителей… Портреты и вокруг…
Об этом легко будет настучать пару тысяч знаков…
И Ева среди спонсоров!
Куда она пропала? Как-то раз набрала ее – не отзванивает. Да в теперешней заморочке ни на кого же нет времени. Назначишь встречу, а тут как раз подвернется срочная работа. Не выручишь – больше не обратятся. Значит, платоническое свидание уступает прагматическому.
А Ева… Может, ездит-летает… Соскучилась по ней.
Вот на вернисаже и повидаемся.
Но уже через час начало. Все равно пойду.
Как всегда, опоздала. Народ греется под софитами телевизионщиков. Все сгрудились вокруг стоячего микрофона и, наверно, владельца галереи со свитой. За спинами не разглядеть. И не надо. Зато отлично видно то, что на стенах.
Румяная круглолицая малютка в платьишке Веласкесовой инфанты на руках у… Василисы! Так это выставка ее мужа… А казалось, она его скрывает. Вроде как стесняется…
«Ухожу!» – решает Криста, но тут же стыдится трусливого порыва. И интересно же, что наснимал Василисин подкаблучник.
Тем более что она (Криста мысленно накачивает негативом безобидное местоимение) – после того как меня схрумкала – по нескольку раз в день заходила в мой блог. Высматривала, что я про нее напишу.
Не дождешься!
Василисина суетливость – единственное, что грело в те дни. Не было у меня намерения пускать ее в свое личное пространство. Тем более под острым словесным соусом! Никаких филиппик в ее сторону! Она обо мне думает, а я о ней – нет! Моя победа.
Пристрастный взгляд Кристы с удовольствием констатирует, что муженек-то – весьма средненький фотограф… Крепкий ремесленник, но никак не художник…
Что хочет Криста, то и видит.
И вдруг…
В третьем зале-закутке на нее смотрит… Господи, как же не хватает такого вот сочувствия… И оно – во взгляде фотографа на портретируемую. Как он умудрился передать свое сострадание?..
Большой рот, распахнутые глаза… Если провести черту по линии носа и схлопнуть две половинки, то они совпадут. Над моделью изрядно поработали. Всю асимметрию, всю природную изюминку выжгли. Папаша-режиссер проговорился в интервью, когда в эпизоде снял дочь, еще школьницу: «Не знаю, какие у нее способности, но уж я из нее все выжму». И выжал. Убил человека, чтобы изготовить заурядную актрису. А по ходу бросил ее мать, женился на куколке, которая даже дочери его моложе. Из новой жены не выжимает, поскольку там нечего жать. Просто отдал ей очередную главную роль. Качество не важно – все равно на отечественные фильмы почти никто не ходит.
(Господи, зачем я все это знаю?)
Фотографу всех их жаль, всем он сочувствует – и красивенькой дочке с матового снимка, и тем, кого там нет, – стареющему папаше, бездарной мачехе…
А значит, и мне.
Если б художник жил с расправленными плечами…
Василиса подмяла под себя человека… Не она первая, не она…
– Ты что в одиночестве тут тушуешься? Не бойся – не съедят.
Криста вздрагивает. Неожиданность превращает в оплеуху легкий толчок в плечо.
Оборачивается.
Василиса как ни в чем не бывало.
– Писать о моем Георгии будешь? – говорит она с маловопросительной интонацией.
Опять приказывает.
Только бы не смотреть на нее! Сорвусь – а зачем?
Криста рыскает взглядом, на кого бы отвлечься? Несколько знакомых глаз шмыгают от нее в сторону, как мыши. Или ей только кажется? Мнительность?
Наконец видит Еву с Павлушей. Бормочет «Извини» в сторону Василисы – повернув голову, но не глядя ей в лицо – и бежит к ним.
Павлуша заулыбался, но Ева…
– …Вам бы пострадавших поснимать… – договаривает она высокому широкоплечему блондину. – Дошедших до дна… И оставшихся человеками. Чистое вещество сердечности, обнаженка души… У вас получится! – Все еще не поворачиваясь к Кристе, заканчивает она.
Не заготовленный, спонтанный совет.
Пока Криста всматривается в того, кому адресовано прозрение, Ева дотрагивается до ее плеча. Привет, мол, – и к выходу. Неторопливо, но решительно.
Куда-то надо, наверно…
Ну, конечно, потом позвонит, объяснится…
Звонка от Евы нет ни вечером, ни на следующий день…
Тогда Криста прячет самолюбие в загашник, где копятся все непродуктивные чувства, мешающие действовать, и все-таки пишет о выставке. Отмечает серию фотографий, на которых вместе и по отдельности Ева и ее дочь, очень взрослая девушка. Как сестры. И название триптиха точное: «Целеустремленность».
Времени уходит – уйма. Ведь расхваливать вроде бы не за что, разносить в пух и прах несправедливо. Значит, табу на все оценочные эпитеты, никаких «замечательный, удивительный, прелестный» или «глупый, заурядный, поверхностный», с помощью которых так легко имитируется страстное отношение к описываемому и камуфлируется полное невежество. Если уж взялась за работу, то хотя бы самой себе объяснить, что так задело в нескольких лицах.
Заметка получается необычной. Слишком содержательной для сайта, с которым Криста сотрудничает. Не формат. В итоге опус обкарнывают, про Еву сокращают… Полный вариант удается проартикулировать по радио и разместить в ЖЖ. Но и на него Ева не отзывается.
Не слышала, не читала?
Стучите, и отворят вам
Ева
У Евы до многого не доходят руки, в том числе и до откликов на Георгиеву выставку. Джазик собирал их в отельную папку на рабочем столе ноутбука, потом ему надоело напоминать, и он распечатал каждый журналистский чих и выложил стопку бумаги на кожу письменного стола.
Но и так не тянет взглянуть. Это все на такой периферии…
Даже диссертацией Ева теперь занимается из-под палки. Конечно, держит эту самую палку в своих руках, но все же… Столько сил уходит на то, чтобы доказать свои незащищенные прозрения, описать их научным, строго регламентированным языком… Зачем ей это?
Мысль все время гуляет налево от теории музыки в сторону никем пока не понятых глобальных процессов. Как? Что будет?
На практике же приходится заниматься спасением активов, думать, как обезопасить то, что удается выхватить из финансово-кредитного обвала… В процессе тактического маневрирования и идеи кое-какие наклевываются…
– Сокровище, чай готов. Тебе сюда принести или в столовой выпьем? – Тихий голос Павлуши попадает как раз в зазор между мыслями. Одна обдумана, вторая еще не пришла. Как это у него получается? По спине, что ли, угадывает, когда можно отвлечь?
Приятно…
За файв-о-клоком Павлуша пересказывает отзыв Кристы на выставку.
Говорит он, как всегда, сбивчиво, но так спокойно по отношению к автору, что Ева вдруг вспоминает науськивания Василисы. «Учти, он реагирует!» И ведь залезло в душу. Какая мура! Стыдно! Хорошо, что только отдалилась от подруги, а не выговорилась. Ведь даже на вернисаже Василиса что-то там вполголоса клепала на Кристу.
– Ха-ха-ха! – вслух подсмеивается Ева над собой.
Павлушины брови взлетают вверх. Откуда, мол, сарказм? Недоумевает, но молчит. И хорошо. Не станешь же ему объяснять, что чуть не приревновала. Ревность, недоверие портит мужчин и может навести ненароком на упоминаемую женщину. Присматриваться они начинают…
– Где трубка? – сердито спрашивает Ева. Негодует лишь на себя.
Павел и тут понимает. Несуетливо и безропотно приносит трубку стационарного телефона.
