Лидия Реттиева - Игра
Несмотря на то что мозг работал четко и я была до предела собранная, все эти дни я ощущала себя не совсем уверенно. Мне было плохо из-за незнания языка. Я не имела возможности получить интересующую меня информацию. Марко уехал, даже не предложив подвезти меня, хотя ведь понял, что я собиралась выйти в «свет». Я еще в первый раз заметила, когда он подобрал меня на дороге, что ему не нравятся мои походы в деревню.
Психологическое неуважение, реальное или воображаемое? Почему я именно так воспринимаю его действия и считаю, что они направлены против меня? Марко очень странно относился ко мне. Я болезненно отреагировала на его последнее выступление вечером, когда возле дома появился парнишка-мотоциклист. Он не приближался к воротам, а просто кружил на мотоцикле на площадке за воротами. Марко же счел своим долгом прогнать его. Побродив после обеда по дому, я вскоре вернулась к прежнему занятию.
Теперь, когда после ливней сильный ветер принес первый морозец, а за ними и первый снегопад, который длился почти сутки и поставил осени жирную точку, зима вступила в свои права резко и бесповоротно. Поэтому, не надеясь уже на потепление, смирившись с обстоятельствами, я решительно занялась уборкой снега во дворе и старательно вывозила снег к ограде, освобождая место для новых сугробов. Только бы не переусердствовать. Я грешу этим. Но просто бывают такие дни, когда и сама удивляюсь, откуда только силы берутся. И сегодня такой же день. Прилив сил как наступает резко, так и уходит быстро. И нет, чтобы красиво закончить работу, я всегда работаю до полнейшего изнеможения, а потом мне плохо. А потом ругаю себя, ох, как ругаю. И так до следующего раза. Но мне нравится убирать снег. Дома в это время я делала бы то же самое. Только если здесь такой обильный снегопад неожиданный, то у нас уже второй год подряд зима напоминает зимы моего детства. Настоящие, со снегом, с морозами, с фантастическими узорами на окнах домов и автобусов, с ледяными ветрами, освобождающими детей от занятий в школе, с метелями и снежными заносами, создающими авральные ситуации на автомагистралях, а не как раньше – с грозами в январе и с проливными дождями под Новый год. Как обычно, я работала сосредоточенно, совершенно позабыв главную причину моего приезда сюда и не вспоминая о главном действующем лице. А теперь, вспомнив, отставила в сторону лопату и огляделась по сторонам. Словно почувствовав на себе чей-то взгляд. Но насколько было видно взору, никого в округе не было. И все же что-то вызвало во мне беспокойство. Уже не работалось. Я быстро выровняла края дорожки. Лопату прислонила у двери под арочным входом к подвальным помещениям. Здесь было несколько дверей со старинными врезанными замками, ключи от которых должно быть похожи на амбарные. И действительно: войдя в дом с черного хода, я увидела на стене крючки с висевшими на них старинными тяжелыми ключами. Даже дверные ручки были неизвестно из какой эпохи; задвижки и кольца, за которые можно было крепить раскрытую дверь к стене, напоминали экспонаты исторического музея. Черный ход, где бы я ни входила через него – в старом ли доме в Таллинне, в старой части города с дореволюционными домами, или в старинных с прекрасными подъездами и фасадами домах на Московском проспекте в Питере или здесь, в родопской деревне, – всегда оправдывает свое название. Мне страшно нравятся потемневшие от времени двери, старинные навесные замки и ключи, крутые лестницы и особенный запах старины.
– Бог в помощь! – вдруг раздалось у меня за спиной.
Оглянувшись, я увидела перед собой деревенского парня лет семнадцати. В смешной каракулевой папахе, похожей на шапку деда Мазая, с добродушной улыбкой на миловидном лице, он нисколько не напугал меня своим неожиданным появлением, наоборот.
– Ты говоришь по-русски? – обрадовалась я.
– Не-е-е, – ответил парнишка. – Не говорю, – с ударением на второй слог произнес он.
«Жаль», – подумала я.
– А кто ты? – спросила я у него. Парнишка молчал. Видимо, не понял вопроса.
– Я Анна, а ты кто?
– Светлозар, – он показал рукой в сторону деревни, оттуда, мол, и начал мне что-то рассказывать, размахивая руками и показывая на снеговую лопату. Я поняла, что он хочет убирать снег. По очереди, всей деревней будут приходить и предлагать мне свою помощь? Мне стало смешно. Но видно было, что парень искренне хотел мне помочь. И видимо, что он был тип с явной склонностью к чрезмерному оптимизму. Он улыбался, даже когда я вежливо выпроводила его за ворота. Скорее всего, любопытство привело сюда этого юношу. Разумеется, интересно же узнать, кто будет твоим соседом, думала я, возвращаясь к дому. И вдруг Светлозар снова оказался рядом со мной. Он опять начал мне что-то объяснять. Бурно жестикулируя, то тыкая себя пальцем в грудь, то указывая на дом и крышу, он подошел к дровяному сараю и, набрав из поленницы дров, показал мне, что должен отнести эти дрова в дом. Я разрешила, распахнула пошире дверь и обнаружила, что молодому человеку дом внутри знаком. Он, не раздумывая, спустился вниз и положил поленья на пол рядом с большим камином. Я молча наблюдала за ним. Парнишка притащил еще пару охапок дров, а потом еще несколько бревен для большого камина.
«Может, он хочет подзаработать денег?» – подумал я. Почему бы нет. А у меня был бы помощник. Но Светлозар денег не взял. Он так ожесточенно отмахивался от них и опять что-то горячо пытался мне объяснить. Мне было непонятно его поведение. Я угостила его конфетами. Конфеты он с радостью взял, но есть не стал, а заботливо спрятал в кармане овчинного полушубка. Он продолжал улыбаться, но за его улыбкой я увидела глубокою обеспокоенность чем-то.
Видно было, что он не мог уйти, не сделав чего-то. Так и стоял в воротах. И вдруг он снял с головы шапку, провел пятерней через рассыпавшиеся роскошные светлые волосы и, достав со дна шапки записку, протянул ее мне.
«Анна! Хочу вам что-то сказать», – прочитала я на бумажке. Внизу стояла подпись – «Мама Светлозара». Ого! Это еще что?! Я вопросительно посмотрела на Светлозара. Он показал рукой в сторону деревни. Я поняла, что он зовет меня в деревню. Как удачно дано имя этому парню, подумала я, увидев, как он весь засветился от радости, когда я, кивнув ему, быстро заперла двери дома и калитку и, не переодеваясь, как была, в старом кожушке, в котором убирала снег, быстро зашагала рядом с ним по лесной дороге в гору, в сторону деревни. Хоть начинай верить, что имя определяет характер человека.
По пути я показала на спрятавшийся слева, за соснами, дом, который сама прозвала охотничьим домом.
– Хотел, – объяснил Светлозар. Он произнес это слово как отель. Когда по дороге в Родопы я видела вывески со словом «Хотел», я не сразу поняла, кто и чего хотел. Из сказанного Светлозаром я поняла, что это гостиница, она работает сезонно или по заявкам от групп туристов, желающих пройти по туристическим тропам и половить рыбу в быстрой речке. Так что я почти правильно определила предназначение этого дома. Но что же в нем было такое притягательное, я не могла понять.
Дом, в котором жил Светлозар со своей матерью и бабушкой, находился слева от развилки, по эту сторону шоссе. Здесь, на относительно ровной территории, выстроились в ряд небольшие двухэтажные домики, окруженные плодовыми деревьями, вскопанной под огород землей и невысокими заборами из жердей, красиво переплетенными ивовыми ветками. Мы вошли в узкую калитку и оказались во дворе, где было по-осеннему голо и грустно, только простыни и полотенца, как полотнища флагов, развевались на бельевых веревках, натянутых под большим навесом. Фальцетом залаяла собака: оказалось – это любимец Светлозара, полугодовалый пес Бой вышел встретить нас. Голос у собаки пока лишь еще прорезался. Щенок овчарки был довольно крупным, и можно было подумать, что он старше. Но ребенок есть ребенок. Увидев чужого человека, он не стал лаять, а лег на спину и пустил струю, как и подобает щенку в такой ситуации.
Вслед за щенком в дверях комнаты появилась мама Светлозара, худенькая, с очень грустными глазами миловидная женщина. Видно было, что она очень нервничает. Я внутренне затаилась в ожидании чего-то неожиданного.
– Иорданка Манова, – представилась она и пригасила пройти в большую комнату, похожую на кухню, поскольку здесь были и дровяная печь, и электрическая плита, и всякая другая кухонная техника. Меня посадили за большой обеденный стол, накрытый пестрой клеенкой. В стеклянном чайнике настаивался чай на ветках черной смородины. В корзинке лежали домашние плюшки. В стоявшей рядом с мельхиоровой сахарницей хрустальной вазочке на трех ножках было аккуратно разложено печенье. Светлозар, улыбнувшись мне, положил сверху на печенье полученные от меня конфеты. Вся обстановка остро напомнила мне нашу дачу осенью, когда во дворе было ненастье и холод, а в доме чересчур жарко от натопленной печки. Иорданка разлила чай по кружкам. Пододвинула мне корзинку с булочками, глубоко вздохнув, достала из ящика стола конверт и ключи. Положив их на стол передо мной она сказала:
