Фарид Нагим - Танжер
Как будто мальчик.
Он говорит: А чё ты, бля. Чё ты, бля, мол, а чё он у тебя маленький, чё он у тебя не встает. Матерится еще. Он одурел что ли?!
Так и есть, бля! Какая хуйня!
Пиздец, он сейчас у тебя встанет. Напряглась спинка. Чувствую. Сейчас встанет, и все! Он сейчас почувствует, что встает. А он у тебя всегда к утру встает, сам по себе. Возбуждается, как всегда к утру. А сейчас вот возбуждается. Уходи. Все, вставай. Вынимай его руку. Не резко. Пусть. Хуй с ним. Ладно. Не резко. Бывает. Что.
– Алексей Серафимович, я пойду… – отстраняю его руку, перелезаю.
– Я пойду… пойду в туалет.
Что-то говорит тебе. Одурел. Какое серое лицо. Пиздец ему. Бабку в деревне задавили.
…………………………Я бежал, бежал…
Мама: Ты что, сынок, смотри, как у тебя сердце стучит, сейчас выпрыгнет!
Гарник: Он, по-моему «голубой».
Да нет, Гарник, он литературу…
Усмехающийся Кирилл.
Огни Ялты. Закат. Скамейка. Море.
Пальцы, сжимающие член.
Аселька: Твой Суходолов «голубой!».
«Голубой» твой Суходолов, он ненавидит меня.
…………………………Стою в туалете. Да, было, бля. В туалете было светло и чисто, унитаз сухо сиял. Я вернулся и взял свою уставшую жидкую одежду. Приоткрыл дверь туалета и одевался в коридоре.
– Анвар?! Ночь… – он стоял в соседней комнате, я видел только его тонкие пальцы, обхватившие косяк.
Он казался обиженным.
– Надо идти мне… метро уже работает… я пойду, – «Фу, пиздец, бля, какой-то… Светает».
Он закашлялся и затрясся там.
– Я пошел.
– А в «Макдоналдс» пойдем?
– Да… пойдем, – я не мог открыть дверь. Одной ручкой открывал, другой защелкой закрывал.
Он очень сильно кашлял.
Я открыл дверь и вышел.
Двери лифта открылись. Потом закрылись.
ВНИМАНИЕ
Детям дошкольного возраста без сопровождения взрослых пользоваться лифтом запрещается.
Адрес завода-изготовителя: Москва, Ж-391, Рязанский пр-т, дом 2.
Я снова нажал кнопку, двери лифта открылись, я, оказывается, уже спустился и просто стоял в лифте. Наверное, долго стоял.
Я побежал изо всех сил. Бежал, стараясь что-то обогнать в себе. Собаки едва успели тявкнуть на меня. Так гулко отдавались в предрассветной тишине мои шаги, как будто за мной кто-то гнался.
Метро было закрыто. Я сел на корточки и обхватил голову руками.
Самое противное, что он рассказал, что они эту бабку в деревне задушили подушкой.
Сигареты там забыл. Я искал окурок, и мне показалось, что ничего не случилось. А потом все вспомнил заново. Нашел длинный окурок «Винстона». Хорошо. Опалил фильтр зажигалкой и закурил.
Зачем он рассказал? Какой это ужас и мрак, что они старуху задушили!
Потом нашел еще один окурок «Винстона». Здесь, наверное, компания пила пиво и какая-нибудь девчонка курила «Винстон». Только фильтр сильно изжеван. Димка так всегда жует фильтр. Ой, бля, эта бабка, фу, фу!
Милиционер открыл дверь метро. Он зевал. Болталась дубинка на поясе. Я посмотрел на него. Потом почувствовал, что смотрю на него с ненавистью и презрением. «Да, это со мной было, это я лежал, а какой-то…»
Ехал в пустом и потому, наверное, очень тряском вагоне.
«Здесь были Сушняк и Митя». «Здесь были рейверы». «REPPER» «HARDCORE» Миха SEPULTURA
«Какой ужас, бля!»
SULA, без сахара, впервые в России. SULA – вкус, о котором ты мечтал.
«Блядь, какой ужас! Лучше бы он не рассказывал этого!»
– Еб твою мать! – неожиданно громко сказал я.
ГЛАВМОСМОНТАЖСПЕЦСТРОЙ при Мосгорисполкоме.
Ну, чё ты, бля, а, а чё ты, бля… Это пиздец, бля, Анваринька. Анва-а-аринька. Анваа-аринька. Анварик. Я так замер, что даже не мог оттолкнуть. И почувствовал, что член начал напрягаться. А он у тебя всегда возбуждается к утру. Смешно, вот дурак!
Два парня в кожаных куртках, две большие сумки ADIDAS, и две коробки.
Какие большие и жесткие у этого парня колени… Твою мать, какой ужас, бля!
Электродепо Метрополитена объявляет набор на курсы машини…
Это значит, все, что он тебе говорил про твой талант, про твой гениальный рассказ – это обман, это только потому, что ему нравишься ты, а не то, что ты делаешь. Просто этот примитивный пидар хотел с тобой переспать. Блядь! Ну, неужели Гарник и Аселька оказались правы?! Сто раз правы, оказались они, а не ты, тупой ты человек! Ну почему все так?! Фу, и еще этот рассказ про задушенную старуху, о-о, какой кошмар, как грязно и мрачно, еб твою мать, сука! Ебаный ты в рот, пидар! Старый маленький пидарас! Болотников… Мороков… пиздун ты хуев! Это значит, что ему похуй твоя литература! Просто похуй. Он говорил о литературе, а сам думал о хуе, вот же…!
– Блядь, – сказал я.
Рыбак в резиновых сапогах читает «Спорт-Экспресс» «L&M представляет». Он странно посмотрел на меня, и я снова почувствовал на своем лице застывшую маску ненависти и боли.
«Ну, чё ты, бля… а, а чё ты, бля? Да, он так и сказал!»
Муж с женой решают кроссворд в газете «Мегаполис-экспресс».
Тысячи картин вспыхивали в голове, пролетали и скукоживались. И снова скукоживались. И то, что случилось ночью, странным и мерзким образом мешалось с этой задушенной в прекрасных тургеневских местах деревенской старухой.
«…ути Московского Метрополитена приглашает на постоянную работу в дневное и ночное время с двумя вых…»
И Суходолов превратился в того, кем он был на самом деле, мелкого, похотливого и бездарного человечишку, и вместе с ним обидно загибался и я, обыкновенный, как показывает жизнь, паренек, которого даже жена бросила. Все теряло смысл, сыпалось сквозь руки, казалось, я видел, как небо срывается со своих крючков, сминается, морщится, как старый рекламный плакат о счастливой жизни.
Мне хотелось встать и станцевать пляску смерти. Я смотрел на этот равнодушный мир, широко раскрывая удивленные глаза и не чувствовал себя в нем.
«Да, Анвар, он понял, что ты разведен, один, значит, можно»…
– Да, Асель, так и есть, выходит, ты оказалась права.
Электричка орала и сужалась и уносила меня в сужающуюся, мертвенно зияющую глотку, и я прижимался к поручням, прижимался изо всех сил, чтоб больно было.
Приехал домой, рухнул на матрас и со всего размаха ударился лицом об угол нового дня.
По телевизору шла уфологическая передача. Показывали Горбачева. Он говорил о космической угрозе.
Я с ужасом вспомнил задушенную бабку. Этот ужас нарушал что-то в моей жизни, опускал её, и я тоже был как-то связан с этой старухой.
Он всерьез продолжал говорить о пришествии инопланетян.
Я вдруг вспомнил, как колотилось его сердце об мои ноги, как будто хотело выпрыгнуть, и у меня что-то ослабло в душе. Как он обмирал.
Горбачев договаривался с Рейганом о взаимодействии в борьбе против космической угрозы. Это было смешно и грустно, и я с презрением смотрел на Михаила Сергеевича.
И вдруг я вспомнил, как он кашлял. И понял, что он не кашлял, а плакал, сжимая маленькой рукой косяк двери. И я подумал, как ему сейчас плохо. Он конечно же знает, что я думаю теперь о нем, и о его литературных разговорах, и он думает, что я никогда не приду к этому кинотеатру. В первый раз ушел к Асель на два года, а теперь уйду навсегда. И в этом уже будет его вина. Подтвердились самые блядские и примитивные предположения людей, над которыми я посмеивался и которым никогда не верил. О, тупой ты. Надо сделать так, как будто ничего не было. И этот мальчик будет меня ждать, у Суходолова, наверное, не будет денег. Будут стоять вдвоем, и ждать, а мальчик не будет знать, кого они ждут. Он что-нибудь соврет, и в «Макдоналдс» уже не пойдут.
Я пил чай. Мимо ходил бодрый Димка и выщелкивал языком мелодию.
– Тебе вчера опять Кирилл звонил.
«Да, он просто обезумел, когда говорил: а ты че, бля? Че ты, бля»?
– Я говорил с ним, мы потеряли его, окончательно свихнулся на голубой тематике, любит сперму…
«В тот момент он уже не соображал, что делал и говорил».
– Знаешь, Анварка, видел в книжном портрет какого-то поэта в юности, Байрона, наверное, и надпись такая: «Уже одинок»…
«Да, надо будет пойти к этому кинотеатру. Ты доброе дело сделаешь. Чтобы он себя не казнил там, но. Еще под машину бросится. Да, пойду».
– А сколько сейчас время, Дим?
– Третий час.
«Успеваю».
– А что одиночество? Самое поэтическое состояние, бля.
«Как же все-таки сильно и беззащитно колотилось его сердце».
– Да, самое прекрасное божественное состояние, бля!
«Не может так колотиться сердце у конченого человека, факт».
– А сколько сейчас время, Дим… а, да, я уже спрашивал…
«Он знал, что может все разрушить одним движением, все наши братские и такие мужские разговоры двух понимающих литературу людей, двух неподкупных людей, может быть одних во всей Москве. Он именно этого и боялся, что я все не так пойму. Ебаное тело».
– Так хочется любви, Анварка! – вдруг сказал Димка и бессильно засмеялся.
