Павел Рудич - Не уверен – не умирай! Записки нейрохирурга
Имеет вид сказочного дедушки: сухонький, седобородый, улыбчивый. Долго лечился от болей в коленных суставах. И всё – безуспешно. Потом пришел сияющий! Оказывается, будучи в одном из монастырей, он стал молить Бога об исцелении. И боли прошли.
Говорю:
– Вы бы сказали, в каком монастыре излечились. Я туда больных направлять стану.
Обиделся:
– Разве в монастыре дело? Вера нужна.
Не знаю. Вероятнее всего Бога все-таки – нет. А если и есть, то все равно не верю!
Но вот случай у меня был, от которого никуда не денешься. Удалял я опухоль головного мозга, исходящую из спинки «турецкого седла». Это – на основании черепа. Место – мерзкое! С обеих сторон – сонные артерии и венозные коллекторы. Букет из сосудов и черепно-мозговых нервов – пучком, как в вазе. И именно среди этих «стеблей» выросла опухоль.
Удаляю я, значит, опухоль, маленькими кусочками, бдя (опустим здесь букву «з»!) и потея, и – раз! – с основания черепа хлынула горячая кровь! Струей рванула! Аж зашипело. В этом месте такое кровотечение означает неизбежную и быструю смерть больного, и я это знал. Сунул я наугад в самое жерло кровотечения кусок гемостатического тахокомба и прижал рукой мозг, прущий из черепа, как тесто из опары. И я не прочитал, а взвыл про себя первую пришедшую на ум молитву. Как выстрелил ею!
Через пятнадцать минут, поливая мозг физраствором, осторожно убрал руку. Кровотечение – остановилось! Мозг принял обычный объем! Послеоперационное течение – гладкое. Больной выздоровел. Ничем другим, кроме как чудом, я объяснить этот сверхъестественный гемостаз не могу. Может быть, несмотря на то что я в Него не верю, Бог верит в меня?
Anamnesis vitae
Вчера Липкин пришел с консультативного приема и ржет. Осматривал он девочку с последствиями травмы шейного отдела спинного мозга. В ходе осмотра стал добывать у нее коленные и подошвенные рефлексы. Зорко бдящая мать устроила скандал:
– У ребенка шея сломана, а он ее по коленям стучит, за пятки щекочет и иголкой колет! Насажают неучей! За взятки выучился и над людя́ми издевается!
Поведав всё это, Липкин погрустнел и сказал:
– Всплывет теперь где-нибудь в Германии или Израиле и будет всем рассказывать, какие в России тупые врачи!
Лечение эвтаназией
По просьбе хорошего знакомого осматривал сегодня больного ребенка «на дому». Привезли меня за город в огромную домину с парком и охраной. Есть, наверное, и более богатые дома, не один же он такой, но я богаче – не видел. Голубые ели, как у Мавзолея, мрамор, хрусталь, мебель «ножки гнуты». Грешен – позавидовал: «Живут же люди!»
Но когда осмотрел ребенка – устыдился: в хорошей постели на шелковых простынях лежал парализованный злобный идиот с выпученными глазами и редкими рыбьими зубами.
Мама мальчика, обесцвеченная блондинка с выжженным лицом, сказала, стряхнув сигаретный пепел в чашку с кофе:
– Он раньше лучше был. А сейчас – как с ума сошел: орет, кусается. Представляете: нагадит, а потом говно по лицу размазывает!
Что тут скажешь! Растет мальчик. Половые гормоны в нем кипят и бунтуют. Там, где обычный подросток дерзит, предается онанизму и убегает из дома, подросток-олигофрен удовлетворяется фекальными масками и копрофагией.
Говорю об этом мамаше, советую показать ребенка психиатрам. Мамаша безнадежно машет очередной сигаретой:
– Смотрели его в Америке и Фейнголвд, и Тейлор! Бесполезно…
В хорошую же я компанию попал! Говорю:
– К сожалению, методами нейрохирургии помочь в этом случае невозможно.
Мамашка наливает себе в недопитый кофе коньяк:
– Вам налить?
Хороший коньяк, но лучше отказаться.
– Может быть, ему надо что-нибудь удалить из мозга? – снова за свое женщина.
Есть такая картина у Босха: «Удаление камня глупости». И сейчас есть специалисты по таким операциям. Только названия таким операциям придумывают более «научные».
Еще раз рассказываю об этиологии и патогенезе заболевания ребенка. Мамаша, не один раз уже все это слышавшая в США, Германии, Китае и ctr., окончательно теряет ко мне всякий интерес.
Прощаемся.
Мужественные родители! Вполне могли бы поместить мальчика в специализированное учреждение с хорошим уходом, но они предпочли сами нести свой крест.
Судьба большинства таких больных, как правило, – трагична. В больницах их долго не держат, а дома создать им нормальные условия чаще всего бывает невозможно.
Старуху после травмы головного мозга в одной семье держали в ванной. Клали на дно ванны сетку от гамака, потом – голую бабку. Больная так и лежала там сутками, справляя все свои надобности «под себя». Когда начинало уж очень сильно вонять, старуху приподнимали на этой сетке и обмывали душем. Как сами изобретатели обходились без ванной – не знаю.
В одной кубанской станице уже взрослого безумца держали при любой погоде во дворе дома. Не мудрствуя, посадили его на собачью цепь, надев ошейник. Больной выглядел очень здоровым: загорел, закалился. Имел отменный аппетит. Сердобольные станичники бросали ему съестное через невысокий штакетник. Мальчишки – дразнили.
Безумец рвался с цепи и кричал:
– Бучнень, бучнень!
Это означало, со слов людей знающих, «ячмень». Почему-то только это слово сохранилось в поврежденном мозге.
В этой же станице, в закутке курятника, держали бабулю, «выздоровевшую» после инсульта. Периодически любящие дети выводили ее во двор и отмывали от куриного и собственного бабусиного помета струей воды из садового шланга. Эта больная была достаточно адекватна. Но речь ее состояла только из слова: «динь-динь». Удивительно, но с помощью этого «колокольчика», мимики и жестов бабушка могла рассказать практически всё! В станице ее так и звали – «бабка Динь-динь».
Наше отделение, особенно его нейротравматологическая часть – надежный поставщик таких больных. Раньше мы могли пристраивать выживших травматиков в неврологические отделения и небольшие местные больницы. Теперь же, когда, идя навстречу пожеланиям россиян, наши организаторы все модернизируют, оптимизируют и всяко-разно улучшают, – больные остались за бортом здравоохранения. Не для них оно создавалось, это здравоохранение с социальным недоразвитием пополам! О реабилитации больных никто думать не хочет. Пилить деньги можно и без больных.
Короче, разбив лбы об стену, мы вынуждены теперь просто выписывать беспомощных пациентов домой. Там они и доживают в чуланах, дальних комнатах, курятниках и… Хорошо, если не в сортирах.
Отчаявшиеся родные, устав от вони, стонов и пролежней, периодически вершат над своими больными эвтаназию. Обычно с помощью подушки. Особенно она (подушка) эффективна в отношении детей.
А одна мамаша, долго не заморачиваясь, ввела в зонд больному сыну уксусную эссенцию. Все обнаружилось, и тетку посадили. Но сколько таких случаев остается «за скобками» правосудия! Возможно, когда-нибудь у нас создадут достаточное количество реабилитационных центров, интернатов и хосписов. Но я не сомневаюсь, что и они превратятся в предприятия для добывания бабла хамоватыми неучами.
Нет у меня причин надеяться на иное.
Anamnesis vitae
Закупили для лаборатории нашей больницы три компьютеризированных анализатора. Здоровые такие комбайны с лампочками. Сто пробирок, и все крутятся.
Молодым лаборантам – всё до лампочки, и разбираться с этой техникой они не захотели Два врача-лаборанта – обеим по 60 лет – освоили эту технику.
Ездили учиться на свои кровные. Сидели на телефоне, связываясь с поставщиками этой японской хрени, и т. д. Разобрались, наладили. Стали выдавать на гора́ анализы непостижимой точности.
Стоит ли говорить, что когда в ходе дальнейшего улучшения и модернизации медицины стали увольнять «лишних» врачей – уволили именно этих отличниц медицинского производства?!
Синдром сутяжника
Я совсем не против жалоб пациентов на врачей и медиков вообще.
Сам эти жалобы индуцирую, предлагая больным:
– Если вас что-то не устраивает, если вы видите наши недостатки – сразу обращайтесь ко мне.
Иначе и сестры, и врачи, при теперешнем уровне компетенции и старательности, быстро перестают мух ловить. Жалобы – хороший дисциплинирующий фактор.
Знаю одну среднерусскую область, в больницах которой на видных местах вывешены телефоны местной медицинской страховой компании с предложением больным сообщать обо всех недостатках работы врачей и сестер. Действует очень эффективно! Жалоб на работу медиков практически нет. Но и самой работы тоже – нет! Медики просто бояться делать что-либо активно. Новое – не внедряется, старое забывается. Сидят врачи и весь рабочий день тщательно оформляют медицинскую документацию. Вся работа заменена канцелярщиной.
У нас всегда так: что бы ни делалось хорошего – все ведет только к ухудшению.
