Ирина Витковская - Один рыжий, один зеленый. Повести и рассказы.
– Почему? – тихо спросил Илья, хотя прекрасно знал: спрашивать нельзя.
– Да потому что он – настоящий. Такой, какой есть. И не красится во всякие там… А ты – подменыш, вот кто ты! Давным-давно ты сам был настоящим!
– Каким – настоящим? – с трудом спросил Илья. – Таким, как Пы… как он, что ли?
– Другим, – Наташа успокоилась.
Теперь она тихо говорила, глядя в одну точку, располагавшуюся где-то в середине стола.
– Знаешь, в кельтской мифологии есть такая легенда: когда у женщины рождается младенец, вокруг его кроватки начинают виться эльфы. Если ребёнок не защищён каким-нибудь сильным родовым оберегом, они крадут его из колыбели и заменяют своим восьмисотлетним старичком, выглядящим почти так же и нуждающемся в постоянном уходе. До поры до времени мать ничего не замечает, кормит и поит его. А он ест и пьёт за пятерых, но не растёт и не развивается, а наоборот, желтеет и скукоживается… Так может длиться десятилетиями, пока мать не умрёт.
Илья потрясённо взглянул на Наташу.
– Да-да, – спокойно подтвердила она. Ты тот самый подменыш и есть.
– И кто меня подменил? – Илья кривовато улыбнулся.
– Не знаю, – вздохнула Наташа, – не знаю. Не знаю, куда делось всё то, что было между нами первые два года. Я уже и забыла, какой ты настоящий…
Наташа уехала в Бердышев той же ночью. Они с Пызей поселились в общежитии для приезжих строителей. Илья знает о её новой жизни очень мало – расспрашивать кого-то он по-прежнему не считает возможным. До него случайно, через тридесятые руки докатились слухи, что Наташа устроилась на работу в копировальный центр, а Пызя по-прежнему волен, как ветер, и носится на своём байке…
По непроверенным данным, Наташа беременна. При мысли о том, что она может катать в коляске или держать на руках маленького Пызю, позвоночник Ильи прошивает полярным холодом, но поделать ничего нельзя.
Наташа исчезла из его жизни в августе, а сейчас на дворе февраль. Бенито она увезла с собой (теперь, наверное, Пызя ласково называет его Беней и угощает пивом), хомяк давно умер, и вот теперь – Каштанка… В отсутствие Бенито она могла бегать по всей квартире, обедала рядом с ним, сидя на столе, спала на соседней подушке. Сегодня утром он нашёл её, едва живую, рядом со своим сапогом. Каштанка мелко-мелко дышала, вокруг мордочки на полу расползалась лужица белой пенки. Илья взял её в ладонь, грел и тихо покачивал, пока окончательно не застыло тельце и не остекленели глазки…
Илья похоронил Каштанку под их с Наташей любимым кустом белой сирени, забросав коробку мёрзлой землёй вперемешку со снегом, а потом надолго застыл по колено в снегу. В мозгу у него вдруг что-то щёлкнуло, картинка стала ясной, мысли и чувства впервые за полгода полно и осмысленно полились, не сдерживаясь.
– Это не я подменыш, – думал Илья, – это ты, моя маленькая принцесса, заколдована троллем… Это ты видишь теперь всё не так. В твоих глазах я – подменыш, но что делать? Ничего не поделаешь… Что мне в связи с этим остаётся? Только ждать. Жизнь – она ведь длинная…
«Поиграем в декаданс…»
Дожидаясь троллейбуса на остановке, Гном невольно стала свидетельницей омерзительной сцены.
Гном – это Иветта Когноми. Не спрашивайте, откуда такая фамилия. От папы, детдомовца-подкидыша и круглого сироты. Всё как в плохом романе – дребезжащий звонок глубокой ночью в дверь приёмного покоя больницы, свёрток с младенцем-мальчиком, внутри которого только записка с именем: Леон Когноми. Кто это, что это за когноми такое – можно было только гадать. Но младенец вырос, женился, сам обзавёлся дочкой, и – надо было соответствовать фамилии, поэтому жена придумала имя Иветта. Теперь-то, как будущий лингвист, Гном знала, что «когноме» – это по-итальянски «фамилия». Что за странный каламбур? Но Гном не жаловалась. Было в этом сочетании что-то безумно-цирковое, в нём слышались аплодисменты, гром литавр и голос шпрехшталмейстера:
– Иветта-а-а Когноми! Эквилибр и эксцентрическая езда-а-а!.. А также хождение по шпрунг-канату и упражнения на штейн-тропе!
Ну и всё такое. Однако – к делу.
Остановка муниципального транспорта – памятник мэрским амбициям – была опоясана рифлёным стеклом. Гном стояла внутри неё, а снаружи, прямо за стенкой, ссорились парень с девушкой. Лиц и фигур разглядеть не удавалось, угадывались только размытые силуэты, а вот голоса звучали отчётливо.
– Ну почему, почему, почему… – тоненько и отчаянно твердила девушка.
– Потому, – занудливо-гнусаво отвечал представитель сильной половины человечества (причём голос звучал с козлиной м-е-е-интонацией: «Э-э-э, пэтэму»).
– Я позвоню вечером, ладно? Может, ты передумаешь? – молил девичий голос.
– Не звони. Не передумаю. (Не звэни. Э-э-э… Не пэрэдумаю.)
Гном опустила глаза вниз. Там, где стеклянная стена заканчивалась, топтались ноги невидимых собеседников – две тонюсенькие обтянутые джинсами палочки в потрёпанных балетках и корявые, голые, волосатые, причём в несовместимых, казалось бы с ними, дивных хипстерских кедиках на тонюсенькой подошве и наглых чёрных носках, натянутых чуть ли не до колен.
«А зимой он, наверно, заправляет в них брюки, чтобы не пачкались, – ехидно подумала Гном. – Гопник».
А ссора всё не заканчивалась. В голосе девушки уже звенели слёзы.
– Ну пожалуйста, ну подумай ещё, ну вечером…
– Я сказал – нет. (Я скэзэл – не-е-ет.)
При этом чёрные носки стояли прямо и дубово как вкопанные, а маленькие балеточки нервно прыгали, переминались, притоптывали, выдавая крайнюю степень волнения.
– И… что? Ты хочешь сказать, у меня никаких шансов? – правая балетка в отчаянии притопнула, подняв маленькое облачко пыли.
– Никаких, – равнодушно ответили чёрные носки.
Теперь уже обе балеточки яростно прыгнули-притопнули, подняв два облачка пыли и на отчаянном всхлипе понеслись прочь от остановки.
«Да-аа… Любоф. Дурища», – подумала Гном. Девушку было жалко.
Между тем показался троллейбус. Из-за стеклянной стенки вышел парень лет двадцати пяти, телосложением напоминающий саламандру – плечи, талия и бёдра были у него приблизительно одного размера. «Мускулистый в животе и плечистый в жопе, – едко определила Гном. – И к такому любоф? А в общем, тьфу на него!» – решила она.
Парень вошёл в троллейбус и устроился на задней площадке. Гном с усилием протащила свои крахмальные, громыхающие, как листы кровельного железа, юбки через турникет, спокойно словив положенное количество изумлённых взглядов (как же: синяя в горох юбка с двумя нижними цвета слоновой кости ярусами, под которыми прятались белоснежные панталоны с завязками, а сверху – фигаро с оборочками, дерзкие серые глаза и шапка пышных тонких русых волос), и уселась недалеко от входа.
Троллейбус провёз её три остановки. У метро Гном вышла, направилась в Макдоналдс, отстояла очередь, взяла свои любимые креветки в хрустящей панировке и пошла с подносом по залу в поисках места поудобнее.
Зал был облицован стеновыми панелями и зеркалами. Гном быстро поставила поднос на свободный стол, подняла глаза и, как вы думаете, кого увидела в зеркальной стене? Героя-любовника. Чёрные носки. Саламандру.
Прекрасный незнакомец пожирал глазами отражённые в зеркале пышные юбки, гладкие руки, тонкую талию, прямо скажем, не самые худые ноги… Его губы застыли в букве «о».
«Ценитель форм», – определила Гном.
Тем временем сложенные в букве «о» губы раздвинулись в улыбке, явившей острые длинные зубы и обозначившей высокие скулы обладателя. Другими достопримечательностями были длинный нос, нависающий над тонкими губами и белобрысая кудря надо лбом…
«Трикстер, – обомлела Гном, – нет, скорее Джокер!»
– Можно к вам? – спросил Джокер и, не дожидаясь ответа, нахально втиснулся за её стол. Подноса в его руках не было. Гном неопределённо пожала плечами.
– Стас, – представился новый знакомый, хищно улыбнувшись.
«Матрас, – мысленно передразнила его Гном, – не сказать ишшо хужей…»
– Иветта Когноми, – церемонно произнесла она, справившись с раздражением.
– Ивэтта? – растерянно повторил Джокер её имя. – Фигасе. Э-э-э… учишься?
– Да. В МГУ.
Уголки его верхней губы синхронно поползли вверх.
– Чё, у-уумненькая, да?
– Нет, – жёстко произнесла она, – я умная.
Ей захотелось дико и неприлично завизжать, вызвать метлу, треснуть его черенком по башке и рявкнуть прямо в рожу совсем с другой интонацией: «Я не у-у-умненькая, козёл, я – умная!» – после чего моментально вылететь на этой метле в какую-нибудь печную или каминную трубу.
Джокер неуверенно барабанил пальцами по столу.
– Ф-ф-ф… В общаге живёте?
Гном высоко подняла брови и с весёлым удивлением посмотрела на собеседника.
