Елена Ронина - Культурный конфликт (сборник)
Антон появился на свет в 1984 году. Когда ему было несколько месяцев от роду, я краем глаза смотрела по телевизору передачу «Музыкальный киоск». Передача так себе, мне она никогда не нравилась, но как-то зацепила меня там одна фраза. Производился опрос на улице «Какую дети слушают музыку?».
И вот одна девочка говорит: «А я никакую не слушаю, у нас дома нет проигрывателя». Я схватилась за голову. Позор, у нас тоже дома не было проигрывателя! Я сразу в телевизоре представила своего сына через много лет, абсолютно неграмотного, обвиняющего в этом собственных родителей: «Когда я был маленьким, у нас дома не было даже проигрывателя, мне негде было слушать музыку, поэтому что это такое, мне неведомо!» Эта передача произвела на меня настолько сильное впечатление, что в ближайшие же выходные я понеслась в музыкальный магазин, обратно я вернулась с новеньким проигрывателем, несколькими пластинками и уверенностью в том, что своего сына я с сегодняшнего дня воспитываю правильно.
Вот! Вот где были зародыши наших талантов – мучений, волнений! То есть не зря мне этот «Музыкальный киоск» не нравился. Не нужно было реагировать на их сомнительные советы. Но очень хотелось сделать для ребенка как можно больше.
А ребенок за этот проигрыватель уцепился мертвой хваткой. Слушать мог часами, причем ему было абсолютно всё равно, современная это музыка или классическая. К году начал подпевать, мог смотреть по телевизору концерты классической музыки, а в два года по произведениям мог уже примерно определить авторов. В список избранных попали Чайковский, Вивальди и Свиридов. Слушая музыку, Антошка замирал, и я могла спокойно заниматься своими делами, зная: пока не дослушает, с места не сдвинется. Непроизвольно сама начала этой музыкой окружать нашу жизнь – покупала все новые пластинки, мы смотрели с ним хорошие музыкальные программы по телеку, ходили на концерты.
Первая опера, на которую мы попали, была «Мнимая садовница» Моцарта. Антоше было года три. К моему разочарованию, опера шла в концертном исполнении. То есть оркестр сидит на сцене, певцы по очереди выходят вперед и поют свои арии. Ну, думаю, наглость какая, ну хоть бы костюмы надели. И так ничего не разберешь, кто кем друг другу приходится! Да и музыка довольно сложная. Ребенок отсидел всё действо примерно, хлопая в нужных местах, а после спектакля всё нам подробно объяснил, про что была речь, кто плохой, кто хороший. На мои уверения, что вообще-то опера – это не совсем так, что это должно быть очень красиво – с декорациями, песнями и плясками, мой сын заверил меня, что и так было неплохо и он в общем-то готов и без декораций. Главное – музыка! Ну не знаа-аю…
Я свою первую оперу посмотрела в шесть лет. Это был «Борис Годунов» в Большом театре. Я сидела на первом ряду партера, вернее сказать, стояла – усадить меня было невозможно, я всё равно всю дорогу вскакивала от восторга. Мама, которая сидела рядом, и соседи сзади уже махнули рукой и пытались рассмотреть что-то сквозь меня. Действо было монументальное. Декорации старой Москвы, хор, от голоса которого мурашки бежали по телу, грандиозная музыка Мусоргского, пел сам Козловский. Всем этим я была оглушена. А уж когда на сцену выехала Марина Мнишек на настоящем коне, моим восторгам не было предела!
Любовь к опере я пронесла через всю жизнь. Думаю, «Борис Годунов» мне сильно помог, поэтому очень хотелось, чтобы сын испытал что-то подобное. Но смотри-ка же, ему не нужен антураж. Ему опера понравилась и без живой лошади. Он слушал музыку!
Было несколько попыток направить Антошку в другое русло. С пяти лет его можно было отдать в студию эстетического воспитания. Эстетически воспитанными детьми, по мнению педагогов студии, считались дети, которые рисовали, танцевали и знали основы музыкальной грамоты. Я была в принципе с ними согласна. Потом неизвестно же, может, мой сын станет великим художником или вторым Барышниковым. Пожалуй, Барышниковым бы не очень хотелось. Но всё равно пусть откроют в нем еще какие-нибудь таланты.
Таланты открылись везде – и рисовал что-то как-то, и двигался в такт музыке. Но то, что музыкальные способности явно есть, учительница по сольфеджио мне подтвердила уже как специалист: «Вам не кажется, мальчик способный». Ну что ж, значит, идем в музыкальную школу!
Интересно, что через много лет, разговорившись с одной новой приятельницей, выяснила, что именно она организовала эту студию эстетического воспитания для маленьких детей. Сколько ей инстанций пришлось пройти, чтобы всё срослось, – это был отдельный длинный рассказ. Студия просуществовала всего год, потом ее все-таки закрыли, посчитали, что детям это не нужно, помещение отдали под очередной магазин. Антошка именно в этот год и попал! На мой взгляд, студия была очень неплохая, люди работали с большой отдачей, любовью к детям. Моему сыну тогда просто повезло.
ЭКЗАМЕН НА БУДУЩЕЕИтак, мы идем на вступительный экзамен в музыкальную школу. Ближайшая школа к нашему дому оказалась не просто так, а достаточно известная. Поступить туда было сложно, нужно было выдержать конкурс. К такому раскладу я была не готова, думала: раз ребенок способный, его и так возьмут. Когда же увидела огромное количество детей и родителей, поняла, что всё здесь не просто и, видимо, одних способностей будет маловато. Тем более что родители постоянно вылавливали педагогов в коридорах и шушукались с ними.
Мой ребенок начал нервничать, но в основном ему, я думаю, передавались мои флюиды, потому что у меня от страха зуб на зуб не попадал.
Когда я закончила институт, подумала: Боже, какое счастье, мне не надо больше сдавать экзамены! Кто же мог подумать, что с детьми начинаешь сдавать экзамены по-новой, только здесь еще страшнее. Изменить ты ничего не можешь, помочь тоже, одни страдания.
На экзекуцию детей запускали одних – группами, родителям присутствовать было нельзя. Вместе с Антошкой в группу попала и наша подружка Сашенька. Сашенька не боялась вообще ничего. Для нее главное было не экзамен сдать, а себя на экзамене продемонстрировать. Пришла она в ярком платье, в бусиках и с сумочкой. На лице у Сашеньки сияла улыбка-вопрос: «Ну, все видели, какая я красавица, никто не сомневается?» Не сомневался, естественно, никто. Сашенька такая была одна, все остальные в принципе пришли поступать в школу и больше думали об этом. Сашенька как вплыла в комнату для прослушивания со счастливой улыбкой на лице и сумочкой на вытянутой руке, так и выплыла через полчаса с точно такой же умиротворенной улыбкой.
Антошка вышел сосредоточенный, с чувством, что сделал всё от него зависящее.
– Ну что, зайчик, как ты?
– Вроде нормально, на все вопросы ответил правильно. А вот у Сашки проблемы. Ничего не смогла сделать правильно!
– Как это, как это? – засуетились Сашенькины мама и бабушка.
– Да вот так это: и спела фальшиво, и прохлопала не в такт.
Смотрю, вокруг нас уже родители начали собираться.
– Мальчик, а Андрюша мой как?
– Это который?
Мамаша засуетилась и через минуту за рукав притащила упирающегося Андрюшу.
– Ну, он ничего, практически справился, – вынес свой вердикт Антошка, посмотрев на Андрюшку.
– А мой, а мой?
Смотрю, к нам выстроилась очередь. Мамаши держали за руку своих детей, показывали их Антоше, а мой крошечный сын давал им оценку, причем делал это очень конкретно, не оставляя никаких надежд.
– Нет, вашего не возьмут! А ваша молодец, ни разу не ошиблась.
Почему мамы верили моему ребенку, я не знаю. Не знаю, кстати, почему это я вдруг выбрала для экзамена песню «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед». С тем же успехом можно было бы и «Вот кто-то с горочки спустился» или «Шумел камыш», тоже достаточно сложные музыкально. Но при чем здесь маленький ребенок? Не поймешь нас, мамаш!
Вечером у Антона поднялась температура, он вдруг понял, что в школу его могут не принять.
В школу нас приняли, по возрасту Антон проходил в подготовительный класс, но как особо одаренного ребенка его взяли сразу с инструментом, причем рекомендовали флейту. Мы прошли колоссальный отбор, без всякого блата. С инструментом взяли совсем немного детей, и это была уже первая маленькая победа. Про флейту я не понимала ничего, в доме стояло пианино. Ну, про скрипку я еще что-то знала, но что значит флейта?
И началась у нас с Антоном совсем другая жизнь. Почему у нас? Да потому что я должна была присутствовать на всех занятиях, а по вечерам ежедневно заниматься с ним по правильным методикам. Про методики я соображала плохо, в основном кивала с умным видом. Да Антон и сам во всем хорошо разбирался, от меня требовалась только моральная поддержка. По выходным мы обязательно ходили на какие-нибудь концерты. Тяжело было безумно, но меня поддерживало то, что успехи у Антошки были конкретные: его выделять начали сразу, и сразу он начал выступать, принимать участие в конкурсах.
