Наталья Нестерова - Манекен (сборник)
Двойняшки испытывали чувства людей, приговоренных к смерти и помилованных в последние минуты. Словно их уже возвели на эшафот, накинули петли на шеи, а потом прочитали высочайший указ, по которому они будут жить свободно, долго и счастливо. Власть переменилась.
Некоторые от подобных перемен трогаются умом. У Федора Михайловича Достоевского, пережившего ситуацию с эшафотом один в один, обострилась эпилепсия, которая, конечно, не тяжкий психический недуг, но тоже не подарок. Достоевский – дальняя родня папочки. Вот бы удивился и порадовался папочка, если бы узнал! Не узнает и отцом их не станет.
Шура и Женя приходили в себя. Первой заговорила Женя, которая хоть и слабая, трепетная, но более выносливая.
– Как жить-то хорошо!
– Классно! – подтвердил Шура. – Особенно после того, как тебя чуть не прирезали.
– Хочется петь и танцевать.
– А мне – хряпнуть стаканчик водяры.
– Замечательно! Как будто не знаешь, скольких наших предков алкоголь погубил. У тебя дурная наследственность.
– Она же и у тебя.
Женя решила отойти от скользкой темы и переменить разговор.
– Не так уж дядя Ваня и плох, – сказала она.
– Да нам хоть черта лысого, если мамочке обязательно в браке рожать хочется. Лишь бы родила нас!
– А ты, Шурочка, о дяде Ване отзывался ужасно! – напомнила сестра.
– Когда он был сбоку припеку.
– А теперь готовимся называть его папочкой.
– Женька! Ты вечно меня готовишь! То внушила, что я девочка с бантиками – готовься, мол, Шурка, на пяльцах вышивать! А мне вышивание – как зайцу пианино. То заставляла…
– О тебе забочусь! Шура! Без подготовки ты можешь наломать дров. Представь, младший братик, у нас будет новый папа…
– Сама ты младшая! И я против дяди Вани не восстаю. Во-первых, ученый. Уважаю, а ты в науке ни бельмеса. Во-вторых, невредный и покладистый.
– А кто восхищается дедушками, которые вином под макушку заливались и в сражениях рубились направо и налево?
– Другая историческая ситуация! Если дядю Ваню накачать, неизвестно, какие фортели выкинет!
Они заспорили, что означало: вернулись в привычное состояние дружбы-состязания.
Перспектива иметь неродного отца двойняшек не радовала, но и не шокировала. Среди их предков не редкостью было, когда детей воспитывали чужие дяди и становились роднее всех родных. Бабушка Кайле всех детей родила не от дедушки Шлейме, верного иудея, хозяина скромной лавки и тайного миллионера, а от молоденького гуцула Остапа, младшего приказчика. Дедушка Шлейме вообще не мог иметь детей, а Кайле была у него третьей супругой. Наконец, сообразительной. Догадалась, как наследников на свет производить. Правда, когда детей уже пятеро было, дедушка Остапа уволил, прогнал со двора.
Викинг дедушка Орм, возвращаясь из трехлетнего плавания, обнаруживал у бабушки Сигрид годовалых детишек. И ничего, принимал как своих. Дедушка Орм был отличным мореходом и воином, а с биологической арифметикой у него обстояло плохо.
Любвеобильный дедушка Геккель, сочинивший про эмбрионов-рептилий, столько детишек наплодил! У них сейчас, если разобраться, в Германии сотни две родственников. А также пол-Монголии, Мексики, Норвегии, Израиля, Египта… Да, на любом континенте, кроме Антарктиды, плюнь – и попадешь в многоюродного дядю или тетю, брата или сестру. Хоть частицей крови, но родные.
– Общая тенденция, – сделал вывод Шура, – дедушки считали, что воспитывают своих, бабушки точно знали, что чужих.
– Да! – пафосно воскликнула Женя. – Многие наши бабушки выходили замуж за вдовцов и поднимали на ноги их детей.
– С такой гордостью произносишь, будто сама подвижница.
– Шура! Ты не понимаешь глубины закоулков женской души.
– И не хочу ваших закоулков понимать.
– Очень плохо! Это повредит тебе в дальнейшей семейной жизни.
– В какой-какой жизни? Мне еще до женитьбы лет тридцать наслаждаться, отдыхать. Лучшее время.
– Ошибаешься. Дедушка Сорль…
– Эскимос?
– Да, тоже так думал, а в пятнадцать лет его женили.
– У тебя, Женька, системная ошибка. Ты старые нормы переносишь на сегодняшний день.
– А ты, глупый, не пользуешься моментом! Мог бы сейчас, пока мы зачаточные, расспросить меня.
– Про загадочные женские закоулки?
– Вот именно!
– Ладно, – неожиданно согласился Шура.
И спросил о том, откуда женщина знает, от кого забеременела. Вспомнил древних бабушек, которые на языческих шаманских праздниках, в том числе на Ивана Купалу, совокуплялись с кем ни попадя. А потом заявляли, пальцем указывали: я понесла от… имярек. Как вычисляли?
– Это ощущение, – многозначительно ответила Женя.
– Чего? Ощущение чего?
– Что именно этот мужчина, его семя.
– Сперматозоиды ощущений не дают!
– Ага! – обрадовалась Женя. – А кто через день после зачатия, с десятью клетками в багаже, утверждал, что себя помнит? Что он старшенький?
– Это разные вещи!
– Ты можешь быть вещью, если хочешь, а я человек.
– Женька, юлишь! Когда не можешь дать научно обоснованного ответа, всегда хвостом мотаешь.
– Ничего я не мотаю. И хвоста у меня нет, загогулины внизу – будущие стройные ножки. А у тебя кривые будут! Как у дедушки Гаврилы.
– Так! Я делаю вывод. Если ты уводишь разговор в сторону, – значит, внятного ответа на поставленный вопрос не имеешь. Твои закоулки на самом деле – темные тупики!
– О чем ты? Я и забыла, про что спрашивал.
С редким для него терпением Шура повторил:
– Откуда женщина знает, от кого понесла? Примеры с бабушками повторить?
– Не надо. Во-первых, согласись, что в пятидесяти процентах бабушки указывали точно. Во-вторых, в оставшихся пятидесяти процентах выбирали достойного дедушку. Согласен?
– Да. То есть нет! Выходит, объяснения научного не имеется?
– Какая наука, дорогой мой младший братик, когда нас с тобой едва не казнили?
Глава 4
1
После ЗАГСа Нина отправилась на работу, на третью пару успела.
Гриша удивился: ты ведь просила подменить. Нашла другой путь решения проблемы, туманно ответила Нина. Работы твоих студентов проверила, но забыла дома. Как? У тебя еще целая стопка? Гришка, тебя надо штрафовать, вычитать из зарплаты. Хорошо, давай, проверю.
В коридоре столкнулась с Май Ноанг Лонгом. Золотой Дракон смотрел на Нину выжидательно и пугливо, как дворовая собачка, которая мечтает быть пригретой. Придется объясняться. Кажется, во вьетнамском языке нет прошедшего и будущего времен, отсутствуют рода и прочие трудности грамматики. Но с личными обращениями дело обстоит крайне сложно. Около двух десятков вариантов обращения к особе женского пола, использовать неправильное – нанести оскорбление. Лонг рассказывал, что когда его двоюродная сестра хотела пригласить в няньки к своему ребенку одну женщину, долго советовалась со старшими, как следует обратиться. Потому что та женщина была пожилой, вдовой с детьми и внуками, имела среднее образование, приходилась дальней родственницей и приглашалась на подчиненную работу. Каждую из характеристик следовало учесть. Не случайно и в письме к Нине Лонг назвал ее много сильно уважаемой.
Надо подсластить пилюлю, обратиться к вьетнамцу церемониально и возвышенно. Вряд ли он поймет значение, но по интонации легко догадаться, что употребляются слова высокого стиля.
– Достопочтимый и благородный Май Ноанг Лонг! – начала Нина, когда они отошли в сторону. – Я очень признательна вам за выражение ваших чувств, они меня глубоко тронули. Крайне сожалею, что не могу ответить взаимностью.
Нина замолчала. Лонг радостно вспыхнул и стал покрываться темно-розовыми пятнами.
– Я надеяся?
Перемудрила. Он решил, что Нина отвечает согласием.
– Нет, Лонг. Я могу вас только уважать, но не любить. Потому что люблю другого человека.
– Вы есть иметь невеста?
– Жениха, – автоматически поправила Нина. – Да, у меня есть жених. (Два часа назад появился.)
– Посему долго не отвесять? Вы думать моя надежда?
– Извините, Лонг, просто как-то не складывалось поговорить с вами.
– Можно я иметь пять копеек надежда? Потомусто осень плохой сердце?
«Откуда у него взялось «пять копеек»? Какое-нибудь новенькое молодежное выражение подхватил?» – мысленно удивилась Нина.
– Не могу вам запретить, – развела она руками. – Но лучше будет, если вы обратите внимание на других достойных девушек. До свидания, Май Ноанг! Успехов!
– И вы туда!
«Куда туда меня несет?» – попрощавшись, думала Нина. Состояние ее было странным. Настроение далеким от радости. Любит одного, замуж выходит за другого, носит детей третьего… Минуточку! Третьего не имеется. Это все тот же другой. Наверное, сидит сейчас в теплом кругу семьи, держит на руках свою дочь, улыбается ей. Или висит на каком-нибудь здании… Чтоб ты свалился! В лепешку расшибся. Чтобы от тебя осталась груда поломанных костей. А весь ты, здоровый и крепкий, никому не достался! Если не мне, то никому!
