Даниил Веков - Крымская весна. «КВ-9» против танков Манштейна
– А то! – произнес Иван. – Дают фрицам жару. Вот только трудно им, танков у немцев слишком много, да и пушек тоже. А о самолетах и говорить нечего – целый день висят. Да ты, пожалуй, сам все видел…
– Верно, – вздохнул Алексей, – видел. Прут со страшной силой, не остановить. Наш батальон в пыль раскатали. В живых, считай, никого не осталось. Лишь я да вон та сволочь…
И показал на Мустафаева, который как раз появился возле колючей проволоки с тремя другими хиви – им приказали вынести за ограду и похоронить нескольких красноармейцев, умерших этим утром. Тела бойцов лежали неубранными и уже стали разлагаться – крымское солнце припекало вовсю. Часовые недовольно морщили носы и, в конце концов, пригнали хиви – пусть уберут.
Алексей пояснил:
– Он сам к фрицам перебежал, добровольно. Руки, гад, поднял и пошел… А наши ребята в это время под фашистскими танками гибли…
– А ты как же? – поинтересовался Иван.
– Меня контузило, – вздохнул Сомов, – без памяти валялся, а когда очнулся, смотрю – фрицы. Дали сапогом в бок, подняли на ноги и погнали в плен… Я ничего сделать не мог – голова чугунная, ничего не соображаю, руки и ноги с трудом слушаются. А так бы ни за что не сдался!
Иван внимательно посмотрел на Алексея – можно ли ему верить? Легко соврать про контузию, проверить-то не получится. Однако выражение лица у Алексея было такое, что Иван решил, что все правда. Сомов искренне переживал свой плен…
– А что там? – Иван показал на аккуратные домики за оградой.
– Охрана, – пояснил Сомов, – рота, а дальше, в том каменном доме – их комендатура, начальство. А здание слева – больница. Для немцев, понятное дело. Ну, и наших тоже там лечат… Кого позволяют.
– Больница? – встрепенулся Иван. – А кто врачи? В смысле – наши или фрицевские?
– И те, и другие, – ответил Сомов. – Наших – четверо, тоже пленные. Из захваченного медсанбата… Гитлеровцы их отдельно держат, в левом флигеле. Стерегут – чтобы не сбежали: врачи и фельдшеры им очень нужны. Кормят, говорят, прилично, со своей кухни…
Иван посмотрел на больницу – похоже, там и находится Верочка. Как бы уточнить? Чтобы наверняка… И тут удача улыбнулась ему – на крыльцо вышла девушка в белом халате, достала сигарету. Стоявший рядом немецкий часовой тут же услужливо поднес зажженную спичку. Девушка кивнула – спасибо!
– Кто это? – спросил Иван.
– Хирург, очень хороший, – уважительно произнес Сомов, – Вера Александровна. Из пленных докторов…
Вера Александровна, похоже, только что закончила операцию и вышла на крыльцо перевести дух, на ее халате отчетливо виднелись свежие пятна крови… Иван присмотрелся – да, Верочка, как на фотографии у Михаила.
Только выглядит старше: лицо посерело и осунулось, под глазами – мешки, возле рта – жесткие складки, а на лбу – первые морщины. Да, война не делает женщину моложе и красивее. А учитывая, что ей пришлось пережить…
Вера сделала несколько нервных затяжек и бросила окурок с крыльца. Иван проводил сигарету жадным взглядом – очень хотелось курить. Немцы после допроса отобрали у него, как и у других пленных, все вещи, в том числе и пачку «Беломора», подарок капитана Вальцева.
Хорошо, что хоть крест оставили – бабушкин подарок. Надела на шею, когда он собирался в армию, еще три года назад. Сказала: «Крест особенный, семейный, убережет тебя! Его твой прадед носил, когда с турками воевал, целый и невредимый домой вернулся. Даст Бог, и ты воротишься!» Как будто чувствовала, что скоро война…
Иван перед пленением тщательно спрятал крест под нательную рубаху – чтобы не отобрали при обыске. Но толстый немолодой фельдфебель, проводивший допрос, заметил на шее тонкую цепочку и приказал достать.
Иван вздохнул – на, смотри. Крест старинный, серебряный… Думал, что фриц отберет (позарился на драгоценный металл), но оказалось совсем другое:
– Веруешь в Бога? – серьезно спросил фельдфебель.
– Да, – твердо ответил Меньшов.
Иоганну Груберу ответ очень понравился – он сам был из поволжских немцев и, несмотря на годы, проведенные при советской власти, сохранил отцовскую веру.
В середине июня 1941 года Иоганна послали в командировку на Западную Украину, и, когда началась война, он сразу же перебежал к немцам. Думал, что ввиду возраста его определят на какую-нибудь тихую работу в тылу, но пришлось стать переводчиком в лагере для военнопленных. Служба, конечно, не самая спокойная, но все ж относительно безопасная – в основном занимался записью и учетом русских пленных. И уже дослужился до фельдфебеля…
Грубер не стал больше допрашивать Ивана: обыкновенный деревенский парень, наверняка из какой-нибудь глухой деревни. Раз с крестом на груди – значит, не комсомолец и не активист. Чего тогда возиться, тратить время? Тем более что господин майор приказал поскорее закончить с этой партией – ожидалась следующая. И небрежно махнул Ивану рукой – иди, не задерживай! Вон еще сколько вас…
Так Меньшов оказался в Дальних Камышах. Первую часть задания он, считай, уже выполнил – нашел Верочку, разведал обстановку. Лагерь, по словам Алексея Сомова, охраняла всего рота гитлеровцев. Ночью часовые ходили вдоль «колючки» парами, сменялись через каждые три часа. Территория освещалась не слишком хорошо, всего несколькими фонарями. Гитлеровцы не боялись побега пленных – просто некуда.
Иван решил довериться Алексею Сомову – вдвоем легче осуществить задуманное. Рассказал о готовящемся налете на лагерь, о планах освободить медиков и всех военнопленных. Сомов без колебаний его поддержал – готов хоть сейчас! Уж лучше умереть в бою, чем гнить заживо в этом лагере. Или того хуже – работать на немцев в Германии. А если удастся вырваться…
Тогда он поквитается с фрицами, отомстит за погибших товарищей. Но в первую очередь расправится с Мустафаевым. Надо наказать гада!
* * *До вечера лежали на выгоревшей траве и разговаривали. Алексей рассказал о себе – о семье, школе, работе, службе в армии.
Родился в пригороде Горького, в рабочем поселке возле знаменитого завода «Красное Сормово». Отец трудился слесарем, мать заведовала заводской библиотекой – вполне обычная советская семья. У них был свой маленький домик на окраине, очень хороший – с двумя комнатами, кухней и стеклянной верандой. И еще – яблони и груши в саду, баня, дровяной сарай, птичник: куры, утки, прочая мелкая живность… Живи и радуйся!
Отец мечтал, что сын окончит ФЗУ и пойдет на завод, продолжит его династию. Но Алексей думал о военной карьере. Он, как и все мальчишки во дворе, хотел стать летчиком. Быть как Чкалов! В крайнем случае можно было пойти учиться на танкиста или артиллериста… Тоже неплохо!
Но в летное училище его не взяли – зрение, в танковое тоже – плоскостопие. Путь в армию оказался закрыт, пришлось идти в техническое училище. Он быстро освоил специальность чертежника и стал трудиться на заводе, в конструкторском бюро. Мечта отца, хоть немного и по-другому, но сбылась…
Когда началась война, Алексей одним из первых просился добровольцем на фронт, но его не отпустили – чертежники нужны в КБ. Завод перешел на военную продукцию, делает танки, а еще разрабатывает новые виды бронемашин. Хорошие чертежники – на вес золота.
Но Алексей проявил настойчивость и все-таки добился своего – вступил в дивизию народного ополчения в октябре 1941 года. И уже через шесть дней принял первый бой. Ему повезло – уцелел, хотя из его роты в живых осталось всего четыре человека…
Алексей получил небольшое ранение и контузию от взрыва, лежал в госпитале, потом вернулся на фронт. Его направили в 276-ю стрелковую дивизию, дислоцированную в это время на Северном Кавказе – после тяжелых боев в Крыму и отступления.
В феврале 1942 года дивизию снова перекинули на полуостров для усиления Крымского фронта. Так Алексей оказался на Акмонайском перешейке, где 9 мая его батальон угодил под мощный танковый удар и начал откатываться назад. Последнюю, отчаянную попытку задержать рвущихся к Керчи немцев бойцы 871-го стрелкового полка предприняли возле небольшого безымянного кургана. Кончилось тем, что почти все погибли, а сам он попал в плен…
Сомов сразу поверил Ивану – когда тот рассказал про налет на лагерь. Знал, что не всем удастся вырваться из неволи и спастись, но охотно согласился помочь – хоть маленький шанс, но есть. И все лучше, чем безвестно сгинуть в немецком плену…
Вечером в лагерь привезли воду – в деревянной бочке. К ней тут же бросились все пленные – очень хотелось пить. Началась драка, возникла свалка… Кружек было всего две, и каждый лез вперед, пробивался к спасительной влаге.
Алексей, как человек опытный, махнул Ивану – за мной! Надо успеть пролезть к бочке и получить свою порцию воды, иначе останемся ни с чем. А от жажды умереть гораздо легче, чем от голода. Помогая друг другу, протолкались поближе и получили полную кружку. Разделили ее по-братски на двоих…
