Ульяна Соболева - Пусть любить тебя будет больно
– Пожалел, Оксана, – пожал плечами, и я поняла, что показалось, не напряжен, а просто сильно пьян, – элементарно пожалел. Сам тебе жизнь испортил. Да, и дочь у нас. Ты же не думала, что мы поженимся и заживем до самой старости, Оксана? Ты ведь не наивная девочка? Или всё же – да?
Резко повернулся ко мне, а я закрыла глаза, считая разноцветные круги и биение собственного сердца в висках. Не нужно было приезжать. Не нужно было идти за ним. Надо было уходить, как только увидела его с ней. Бежать без оглядки. Чтобы не слышать, чтобы придумывать ему оправдания, чтобы искать причины не рвать до конца. А теперь их нет. Ни одной причины. Он мне их больше не оставил. Уничтожает одну за другой, с каким-то садистским наслаждением рвет их на моих глазах в клочья.
– Значит, думала. Именно поэтому и пожалел, Оксана. Мы с тобой разные. Тебе б дома сидеть, крестиком вышивать, а я жизнь люблю, адреналин, экшен. Мне скучно с тобой. Просто скучно, понимаешь? Это было неизбежно. Рано или поздно все так бы и случилось. Я разнообразия хочу, взрывов… а ты… Слишком хорошая для меня, Оксана. Зря я тебя…
Что зря? Любил зря? Обманывал зря? Это я зря…
– Понимаю, – едва шевеля губами, а сама не верю… это не может быть он. Только не Руслан. И вижу нас со стороны – его молодого, пьяного, после секса с Ларисой, все еще в расстегнутой рубашке, с трехдневной щетиной на скулах. И себя – бледную, жалкую в каком-то костюме, на каблуках с сумочкой в руках. Прибежала, как собачка, поверила. Боже, какое я ничтожество по сравнению с ним! И он дает мне это понять. Медленно открыла глаза, не веря, что слышу это от него, чувствуя, что еще несколько ударов – ия просто упаду к его ногам. Не вынесу. Это не больно. Это хуже боли – невыносимо настолько, что мне кажется, я внутри впала в состояние шока, в кому. Вроде он всё тот же, и пахнет от него так же, и волосы взъерошены… чужой рукой, не моей. Рубашку я дарила… и пуговицу пришила последнюю снизу, погладила перед его отъездом. Она расстегивала своими пальцами эти пуговицы? Сдирала с него эту рубашку? От боли потемнело перед глазами.
– Я решил, что хватит играть в эти игры. Ты же согласна со мной, что достаточно? Ты умная женщина, и я думаю, не станешь устраивать скандалы и разборки. Ты же не опустишься до этого уровня, верно? Не разочаровывай меня окончательно.
Говорит спокойно, безэмоционально. Как незнакомец. Вроде и пьян, а ведет себя, как совершенно трезвый человек. У меня диссонанс, словно картинка не совпадает со звуком, как в затертой видеокассете. Вижу одно, а слышу совсем другое.
– Согласна.
Как эхо… а внутри поднимается волна дикого отчаяния, и я понимаю, что меня сейчас разорвет на части. И мне хочется броситься к нему, тряхнуть за плечи, заставить смотреть себе в глаза. Это все неправда. Так не может быть! Он лжет!
После всего, что было. Зачем тогда все? Зачем приехал ко мне?
– Умница. А теперь иди, Оксана. Вот все бумаги, заберешь их с собой. Рассмотри, подумай, может, не додал что-то или сама хочешь чего-то, что я не включил в список. Пока что опасно выезжать из страны… ты помнишь, что было недавно. Я дам знать, когда можно спокойно выехать. Тебя будут охранять, как и раньше.
Он подошел ко мне, а я свое дыхание слышу, и как ребра болят от каждого удара сердца. Всунул в руки бумаги и наконец-то в глаза посмотрел. Меня холодом обдало, я никогда не видела у него такого взгляда – мертвого. Словно сквозь меня смотрит. Словно ни одной эмоции там больше не осталось. Мутные глаза, пьяные, но какие-то до ужаса холодные. Только я не могу взгляд отвести, и он не отводит. Наверное, в каждом происходит этот надлом, это стихийное бедствие внутри, когда отчаяние смывает в одну секунду все: и гордость, и боль, и самоуважение. На мгновения, на доли секунд, но этого было достаточно, чтобы я впилась в воротник его рубашки и прижалась к нему всем телом, вглядываясь в глаза, в какой-то жалкой попытке что-то воскресить. Вчера оно было еще живое! Всего лишь проклятые двенадцать часов назад.
– Как же так? Как, Руслан? Я не верю тебе. Вчера… позавчера… Ты не мог просто жалеть. Как же мы? Всё в никуда? Так нельзя лгать! Ты не умеешь ТАК мне лгать! Я слишком хорошо тебя знаю! Что с тобой?
Теперь он молчит, только запястья мои сжал сильно, но руки не убирает.
– Нееет, Оксана, ты меня совершенно не знаешь. Ты видела то, что сама хотела видеть. Нарисовала себе образ. Трахнуть я тебя хотел. Ничего больше. Ты всегда меня заводишь. Стоит на тебя всегда, понимаешь? Физиология. Чистая без примеси похоть.
– Нет! Не понимаю! – где-то на полу гордость корчится, кровью обливается, а я уже остановиться не могу. – Не понимаю, Руслан! Не пойму никогда! Ты же говорил, что любишь… ты же все делал для нас, ты… умолял поверить тебе. Для чего?
– Говорил. Может, и любил какое-то время, Оксана. Наверное, любил. Зачем сейчас каждое слово разбирать?
– А теперь что? Все? Вот так внезапно? Вчера любил, а сегодня уже нет?
Сжал мои руки сильнее, отрывая от себя, отталкивая, а у меня мир под ногами раскачивается:
– Я же просил без истерик. Не унижайся. Тебе не идет. Вчера любил тебя, сегодня ее. Мужчины иногда бывают любвеобильны. Это конец. Хватит тянуть резину. Я красиво хотел. Чтоб уехала и постепенно. А ты сама все испортила. Приперлась сюда! Кто тебя просил? Я? Нет. Давай уходи. Я устал ломать комедию. Хочешь вот так – пусть будет так. Не вынуждай меня послать тебя к такой-то матери.
Сказал, как ударил в солнечное сплетение, и стало нечем дышать. Я руки одернула, а потом порвала его бумаги и швырнула ему в лицо, а он даже не вздрогнул, и клочки бумаги медленно на пол полетели:
– Ничего нам от тебя не надо. Ни копейки. Не смей от меня откупаться. Боишься, что мешать тебе буду? Не бойся. Живи с ней. Знала бы, я бы сюда не приехала.
– Приехала бы. Сейчас ведь пришла! Знала, что я с ней, и пришла. Тебе в свое верить хотелось. А дом? Тебе не надо – детям надо. Что ты им дашь? Гордость свою? Ею кормить будешь? Я тебе пришлю второй экземпляр. Все, Оксана, мне некогда. Я и так кучу времени убил на все это дерьмо! Давай, сделай нам одолжение – уйди.
И вот сейчас мне захотелось его ударить! Вцепиться ему в глаза, драть его на части. Ненависть зарождалась где-то очень далеко.
– Дерьмо? Это мою жизнь ты дерьмом назвал? Да, ты прав. Полное дерьмо. Как и ты.
А потом опять это сумасшедшее безумие, когда ненавидишь себя же за свои слова, но я цепляюсь за него снова, до боли в пальцах, до кровавых отметин на ладонях:
– Ты лжешь! Скажи, что ты лжешь, Руслан! Не может все так быть! Я не верю! Зачем ты с нами так? Со мной! Посмотри мне в глаза и скажи всё это ещё раз! Смотри и говори!
Он смотрит, очень пристально смотрит, и я отражение свое вижу в черных зрачках.
– Может. Жизнь – сложная штука, Оксана. Это тебе не сериалы твои по выходным смотреть. Жизнь – боль.
– Ты – боль! – сорвалась на крик и тряхнула его. – Ты нас убил! Ты!
– Нас не было никогда. Помнишь, ты сама мне говорила? И была права – нас никогда не было. Страсть, похоть, увлечение, а мы просто повелись.
– Мы же были счастливы, – очень тихо, уже не сдерживая слёз.
– Срок годности у счастья истек, Оксана.
– У любви нет срока годности.
– Прости… значит, это была не любовь.
– А что это было? Ты наказываешь меня за то, что не верила? За то, что… сомневалась в тебе?
Понимаю, что бред говорю, что уже нет сомнений, а я цепляюсь за какие-то соломинки. Тонуть не хочется, а уже с головой накрыло и легкие разрывает. Я уже утонула… даже если на поверхность выдернуть – дышать не начну. Это смерть.
– Да, правильно не верила. Видела Ларису? Понятно ведь, что я с ней не о звездах беседую! Ты же не наивная дура! Или хочешь закрыть на это глаза? Мне вас по очереди трахать? Ты бы простила? Терпела? Я бы уважать тебя перестал.
Я сама себя уже не уважаю… Что мне его уважение, если я унизительно даю ему шанс за шансом, а он их топчет с изощренным удовольствием. Оторвал мои руки от рубашки и пошел к двери, а я до боли сжала пальцы, и чувство такое, что только что его потеряла. Что-то происходит. Что-то фальшивое и грязное, а я не понимаю и удержать не могу. Или он прав, и я настолько жалкая и готова закрыть глаза и унижаться? Ответ даже себе боюсь сказать. Нет пока ответов ни на один вопрос, только отчаяние дикое и ощущение пустоты. Хочется крикнуть «Не уходи! Не бросай меня! Я умру без тебя!»… но уже не могу. Голоса нет. Это не гордость. Нет. Просто уже нет веры в то, что можно этим удержать.
– К мужу возвращайся, Оксана. Самый лучший вариант для тебя. Он примет – я уверен. Вы идеальная пара с ним, жаль, я этого сразу не понял. Я скажу, чтоб тебя отвезли домой. Не звони мне. Сам наберу, или передашь через парней.
– А… Руся… ее тоже вот так? – снова еле слышно… сказала и тут же пожалела. Не надо дочкой. Это неправильно.
Остановился у двери, но не обернулся… на секунду снова показалось, что напряжен, как натянутая струна, готовая порваться в любую секунду.
