Сергей Таск - Лук Будды (сборник)
Где-то заиграли бодрый военный марш.
Эми сидела с ногами на постели, пепел падал на одеяло.
Раздался резкий свист с улицы.
– Ах ты, маленький засранец, – произнес мужской голос. – Ну погоди же!
Кто-то тяжело протопал под окнами. Эми разглядывала свои руки. Взяла с тумбочки лак, накрасила один ноготь.
Увидела на полу тетрадь. На обложке детским почерком было выведено по-польски: Эльжбета Эмилия Радович.
Эми нагнулась за тетрадью. Она листала ее, бормоча отдельные слова. Вдруг зашлась от смеха. Она откинулась на подушки и тут же скривилась от боли. Переползла на ковер и принялась что-то искать в груде бумаг. Нашла. Это была старая, с выпадающими страницами телефонная книжка. Эми раскрыла ее на букве «Р», надолго задумалась. Решившись, придвинула к себе аппарат, набрала номер.
Потянулось томительное ожидание.
– Алло? – Эми вздрогнула от собственного голоса. – Ты?.. – Ив сторону злобно: – Ну да, где ж тебе еще быть! – Потом снова в трубку: – Что ты шипишь по-польски, забыла, чему тебя в школе учили? Как отец? Когда это случилось? Я не знала. – Она все больше раздражалась. – Я ж говорю – не знала! Взрослым не задают таких вопросов. Алло? А что соседка, еще жива? Кто, я соскучилась? – у нее вырвался нервный смешок. – Скажешь тоже! Какие четки? Да? Сейчас проверю.
На полу валялась деревянная шкатулка. Эми все из нее вывалила, нашла детские янтарные четки и снова взяла трубку.
– Да, есть. Привезу. Часов в семь. Нет, вечера. Потому что ночью я работаю. Будешь много знать – скоро состаришься. Подожди, я закурю. – Она потянулась за сигаретами. – Алло?
В трубке звучали гудки отбоя.
– Вот сучка! – сказала она и стала одеваться. Приведя себя в порядок и сразу помолодев лет на десять, она выдернула из кашпо орхидею, весьма похожую на настоящую. На дне горшка лежал изящный браунинг.
Из дома она вышла как из салуна – в ковбойском кожаном костюме, села в серый «ситроен», закинула на заднее сиденье большую пластиковую сумку и резко взяла с места.
Вскоре она сидела в уютном бистро. Официант принес легкие закуски. За соседним столиком три молоденькие продавщицы бросали кости, выясняя, кому из них платить за кофе с пирожными. После третьего круга та, что набрала больше очков, выбыла из игры. Дело принимало серьезный оборот. Долетали фразы:
– Три и три. Шесть.
– У меня девять!
– Какие девять? У тебя две четверки!
– Девочки, не ссорьтесь.
Игра закончилась. Неудачница, расплатившись, направилась к выходу следом за подружками. Эми догнала ее у дверей.
– Можно вас на минуточку?
Девушка обернулась, вопросительно глядя на незнакомку. Эми протянула ей монетку.
– Позвоните, пожалуйста. Номер я вам продиктую.
– И что я должна сказать?
– Ничего. Просто послушаете, кто подойдет.
Девушка понимающе кивнула, не сомневаясь в том, что тут замешана другая женщина. Она взяла монетку, под диктовку набрала номер. Телефон не отвечал.
Эми облегченно вздохнула:
– Спасибо.
Окинув Эми беглым взглядом, девушка не сумела скрыть своего восторга:
– По-моему, вы можете не волноваться.
– Да?
– Если он, конечно, не слепой.
Девушка вышла из кафе, довольная собственной проницательностью.
Эми сделала шаг к своему столику, но затем вернулась к телефону-автомату и быстро набрала тот же номер. В трубке тотчас раздался детский голос, как будто на том конце провода ее звонка ждали.
– Алло? Я слушаю! – в голосе Эльжбеты звучал сильный акцент. – Алло? Это ты?
Рука с зажатой трубкой бессильно упала. Эми словно одеревенела.
– Эми? – долетало из трубки. – Почему ты молчишь? Я знаю, что это ты. Эми?..Серый «ситроен» попал в пробку. Ей удалось прижаться к обочине. Выйдя из машины, она увидела пестрое шествие – летний парад лесбиянок и гомосексуалистов.
Эми протиснулась вперед. В глаза бросился самодельный плакатик: «Кто не любит президента Республики?»
Манифестанты скандировали популярные лозунги, требуя мест в парламенте. Солидный господин с выщипанными бровями громко настаивал на «голубом портфеле» в новом кабинете.
Шли в обнимку два прелестных юных существа предположительно мужского пола.
Девица в костюме амазонки посылала толпе воздушные поцелуи. Толстяк с торжественно серьезным лицом приветственно снимал парик, обнаруживая под ним голый череп.
На противоположном тротуаре в толпе зевак затесалась влюбленная пара. Девушка, очень похожая на Эми, с поправкой на пятнадцать лет, была одета так, как одевались в середине семидесятых провинциальные французские барышни, попадая в столицу.
Эми не отрываясь смотрела на счастливую парочку. Все остальное потеряло смысл. Она начала пробираться сквозь ряды манифестантов. Кто-то попытался ее обнять, она отстранилась. И вдруг занервничала, потеряв девушку из вида. Влюбленные успели исчезнуть.
– Эмили! – закричала она. – Эмили!
Она бросилась в одну сторону, в другую, она заглядывала в лица молоденьким девушкам. Все эти ряженые глупцы больше ее не занимали. Сейчас она не испытывала к ним ничего кроме ненависти. Расталкивая толпу зевак, она устремилась к телефону-автомату. Кабинка была занята. Эми достала из кошелька монетку, постучала по стеклу. Из кабинки вышел мужчина, хотел сказать что-то резкое, но раздумал.
Эми набрала номер. Она уже плохо владела собой.
– Макс?
– Ты еще в ванной? – раздался в трубке насмешливый голос.
– Послушай, – перебила она его, – я сейчас видела Эмили с Кшисем. Они стояли…
– Кого ты видела? – вежливо переспросил Макс.
– Эмили. Позвони его матери! Сделай то, что ты уже сделал однажды! Ты меня слышишь? Позвони прямо сейчас!
– Ты меня что, за идиота держишь? Никому я не собираюсь звонить.
– Сделай это для меня! Я тебя прошу! Я тебя умоляю!
– не помня себя, она молотила кулаком по автомату, как будто то была грудь Макса. – Сделай это, и я исчезну из Парижа. Навсегда.
– Куда, интересно знать?
– Неважно. К Эльжбете в Вуа. Захвачу с собой Эмили и вместе туда махнем на…
– По-моему, тебе надо срочно махнуть в тихую палату. Успокоишься, подлечишь нервишки…
Эми взвилась:
– Издеваешься? Ладно, я сама позвоню, но ты еще об этом пожалеешь. В пять часов, Макс, ты не забыл? В пять!
Она повесила трубку и тут же стала набирать другой номер. Какая-то старушка деликатно постучала по стеклу. Эми на нее так окрысилась, что старушка поспешила убраться подобру-поздорову.Эми бродила как во сне по магазину «Мир детей». Взяла куклу, положила. Завела музыкальную подушечку, послушала мелодию.
К ней подошла миловидная продавщица.
– Мадам? Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Да… я еще не решила.
– Сколько лет вашей дочери?
Эми вспыхнула:
– Десять. То есть почти одиннадцать.
– Она играет в куклы?
– Она играет во взрослую.
– Тогда подарите ей Барби. – Продавщица сняла с полки хлорвиниловую красотку в облегающем серебристом платье. – Кроме вечернего туалета у нее есть деловой костюм, комплект спортивной одежды и вот такая веселая пижама. Это уже не просто кукла, это старшая сестра, которой хочется подражать во всем. Ну как, нравится?
Эми кивнула.
– Возьмете?
– Да, спасибо. И еще… где у вас «Татрах» для ее возраста?
– Вторая секция.
– И, пожалуй, три комплекта трусиков.
– Если не возражаете, мадам, я вам подберу разного цвета, а вы можете идти оплачивать.
Эми положила коробку в тележку и отправилась в другую секцию. На глаза ей попался блестящий игрушечный пистолет, очень похожий на ее браунинг. Она повертела его в руках, пощелкала курком – громкие сухие щелчки сопровождались яркими вспышками. Усмехнувшись, Эми бросила пистолет в тележку.В католическом костеле заканчивалась вечерняя служба. Обычно прихожан здесь было немного, все друг друга знали и после службы задерживались, чтобы обменяться новостями. Во время проповеди мать шикала на трехлетнего малыша, который ерзал и хныкал, порываясь встать с колен.
– А что я сделал? Не буду я стоять на коленях, не буду…
Перед самой кафедрой сидела на скамье средних лет дама с некрасивым, но породистым и несколько надменным лицом. Слова проповеди не доходили до ее сознания. Едва служба закончилась, как она подошла к ксендзу.
– Мне надо с вами поговорить, святой отец.
Ксендз кивнул, давая понять, что готов выслушать ее. Они отошли к боковому притвору. Полагая, что предстоящий разговор может уронить ее достоинство, дама заговорила подчеркнуто сухо:
– Мой сын второй месяц встречается с падшей женщиной. Она, разумеется, скрывает от него правду. Кшиштоф мальчик восторженный и самолюбивый. Если я попытаюсь открыть ему глаза, он может только ожесточиться.
Ксендз слушал, склонив немного набок голову с поросшей пухом тонзурой. Он никак не показывал, что испытывает неприязнь к этой холодной женщине, умеющей незаметно подчеркнуть свое превосходство.
– Вы имеете на него влияние, и я подумала… – Дама предпочла, чтобы ксендз сам сделал за нее вывод.
