Александр Филиппов - День козла
А ночь все длилась и длилась, гремел по крышам чужого ему жилища железный ветер, хлестал в стекла ледяной дождь, рокотал гром, и чем ярче сверкала молния, тем беспросветней наваливалась давящая тьма.
– Мать… А, мать? Ты где? Есть тут кто живой? – позвал он опять. И опять ему никто не ответил. Он заплакал беззвучно, не утирая теплых, никому не видимых слез.
По ком плакал он в тоскливой ночной глуши? По себе, несчастному, по себе…
XXIII
Крепко выпив накануне с хлебосольным соседом, Сорокин все же нашел в себе силы проснуться в заданное время, около семи утра, и с удивлением обнаружил, что Николая Прокопьевича – вот ранняя пташка, истинный селянин – в номере уже не было. Зато на прибранном чисто после вчерашнего задушевного вечера столе красовалась бутылка запотевшего, не иначе только что из морозильника, пива и плоский, как башмачная подметка вяленый лещик.
Ахнув жадно, большими глотками, стакан пива, Сорокин, теребя соленую рыбку, едва не до слез умилялся – надо же, какой души человек! Он-то, майор, доведись ему проснуться и уйти раньше соседа, сроду бы не догадался так-то о нем позаботиться. «Ч-черт, – подумал контрразведчик, – надо к вечеру, когда все закончится, пивка да водочки прикупить, на закусь чего-нибудь. А то, действительно, нехорошо получается. Как приживалка при гостеприимном хозяине!»
Утолив жажду, Сорокин принялся собираться. Умывшись и тщательно почистив зубы – не хватало еще перегаром дышать, Коновалову это явно не понравится, вдруг заложит начальству! – он открыл «дипломат», обычный с виду чемоданчик, вскрыть который, однако, не зная кода, можно было только с помощью газовой горелки, и достал из потайной ячейки наплечную кобуру и пистолет «Макаров» с двумя магазинами. Закрепив оружие под мышкой, майор со вздохом натянул легкую куртку-ветровку. Утром, конечно, еще ничего, прохладно, а днем придется попотеть. Но, увы, другого способа скрытного ношения пистолета пока не придумали. Можно, конечно, сунуть его за ремень брюк, прикрыв сверху полой рубашки навыпуск… Сорокин вспомнил вдруг, как будучи еще молодым лейтенантом, переодетым в гражданку, проделал так-то, а потом, забравшись в переполненный троллейбус, подняв руку и уцепившись за верхние поручни, заметил вдруг округлившиеся глаза двух девчушек, сидевших напротив. Рубашка на нем задралась, и они увидели торчащую из-за пояса рукоять пистолета. Помнится, он еще хмыкнул про себя тогда и продолжал стоять так, будто невзначай, демонстрируя девицам оружие – знай, мол, наших!
Но то время давно ушло, и пистолетом за пазухой или в штанах нынче никого не удивишь, да и относится к боевому оружию, особенно после Чечни, майор стал по-иному – как к нужному инструменту, не более…
Собираясь, он по-прежнему не верил в успех предстоящей операции и считал, что давешнее покушение на Первого президента – всего лишь удачный пиаровский ход. Начал народ подзабывать престарелого правителя – и на тебе, шум, суета. Наверняка и прессу к этому делу подтянут на определенном этапе. Раз было совершено покушение – значит, рано списывать политика в тираж, он еще нужен кому-то, опасен.
Ну а Пеликан… А что Пеликан? Версия, что педофила прихлопнули за грязные делишки, вполне вероятна. Не каждый отец пострадавшего ребенка пойдет в суд. Огласка, дополнительная психологическая травма жертвы насильника, и чем дело кончится – еще неизвестно. Нынешнее законодательство к растлителям малолетних вполне лояльно. А так – пустил пулю в мерзавца, и справедливость восторжествовала. Если б над его, Сорокина, тринадцатилетней дочерью кто-то надругался, он, пожалуй, так бы и поступил. И хрен бы его менты после этого вычислили!
Майор бодро спустился по гостиничной лестнице, оставил сонной администраторше ключ от номера и вышел на улицу.
Утро вставало румяное, ласковое. В асфальтовых выбоинах блестели частые, незамутненные лужи, оставшиеся после ночного дождя, вековые тополя шелестели под свежим ветерком обновленной зеленью, и Сорокин мимолетно подумал о предстоящем отпуске, когда можно будет не спешить спозаранку на службу, а пройтись неторопливо по ранним улицам просыпающегося города, выпить, не терзаясь заботами, кружку пенного пива, и расслабиться в предвкушении длинного, не сулящего неприятностей, дня…
Коновалов и Гаврилов поджидали erо у калитки дачи. Рядом урчала, подрагивая нетерпеливо, белая «Волга». В ней уже сидели три президентских телохранителя. Чуть в стороне у забора приткнулся патрульный милицейский «Уазик».
– Диспозиция такая, – командовал полковник, – сейчас убываем по объектам. Мои ребята заезжают в горотдел, прихватывают опера, инспектора госпожнадзора, и отправляются в школу, под предлогом проверки противопожарного состояния осматривают ее и задерживают всех подозрительных. Мы втроем едем на элеватор. Без пяти одиннадцать к дому Дарьи Душновой подъезжает джип, якобы с президентом. К этому времени снайпер уже займет боевую позицию. Мы должны оказаться на элеваторе чуть раньше. Плохо, что ты в форму вырядился, – укорил он Гаврилова. – Можешь вспугнуть своим бравым видом киллера.
– Да нет, – отмахнулся подполковник, – там сейчас народу полно, и милиция без конца наезжает. И по служебным делам, и по личным.
– По личным? – переспросил Коновалов.
– Ну да. Зерно-то всем нужно. Милиционеры тоже скотину, птицу держат. А эту живность кормить надо. Знаешь ведь, какая у нас зарплата. Вот и ныряют на элеватор то за ячменем, то за пшеничкой. Если оформить, как зерноотходы, совсем дешево получается.
– Ясно, – серьезно кивнул полковник. – Значит, и наш стрелок по тому же поводу на объекте появиться может.
– Посмотрим, – пожал плечами Гаврилов.
– Что ж мы, всех подряд хватать будем? – язвительно осведомился Сорокин. – Прямо зачистка получается, а не тайная операция.
Коновалов пристально посмотрел на него, бросил сквозь зубы:
– Да уж не пиво пить собираемся. Работать. А грош вам, товарищ контрразведчик, цена, если вы колхозника от потенциального киллера не отличите. Оперативное чутье должно быть. Не первый год служите!
Сорокин скривил губы, отвернулся обиженно. Видали, мол, таких начальников, тоже мне, выискался, нотации читать! Майop в похмельном раздражении не мог скрыть того, что относится к предстоящей операции как к нужному разве что политтехнологам, глупому фарсу.
– Не нравится мне все это, – заявил он, глядя в чистые, промытые ночным дождем небеса. – Кустарщина какая-то. Самодеятельность.
– Можете не участвовать, – жестко сказал полковник. – Я вам приказывать права не имею. Вполне вероятно, что никакого снайпера ни в школе, ни на элеваторе нет.
– Но посмотреть все-таки надо, – примиряюще предложил Гаврилов. – Я с директором тамошним переговорил, он с нами по территории пройдет. Своих-то работяг он всех в лицо знает, сдатчиков зерна в большинстве – тоже. С покупателями сложнее, но… разберемся.
Майор, почувствовав, что перегнул палку, улыбнулся виновато.
– Ладно, согласен. Что-то я сегодня… не в форме. Вон, говорят, ночью гроза была. Магнитная буря какая-нибудь. А у меня в последнее время метеочувствительность повышена.
– Ну и добро, – кивнул, как ни в чем не бывало, полковник. – Оружие у всех есть? Тогда в машину! – и добавил, блеснув азартно глазами. – Главное, ребята, не расслабляться. Уж поверьте моему опыту – там он. Не знаю, как это с научной точки зрения объяснить, но я флюиды, исходящие от него, чую!
XXIV
Снайпер без особого энтузиазма взялся за исполнение очередного заказа. Более того, он содрогнулся от ужаса, узнав, кого ему предстоит убрать. Но отказаться не мог. Вернее, мог, конечно, но в таком случае его собственная жизнь не продлилась бы дольше нескольких часов. А так оставался все-таки шанс уцелеть после выстрела. И получить деньги. Большие деньги, самые большие, огромные прямо, равные той сумме, которую он заработал своей феноменальной меткостью и способностью к мимикрии за все последние десять лет.
Вопреки расхожему мнению по поводу дорожки, которая выводит человека на опасное, но чрезвычайно прибыльное ремесло наемного убийцы, он никогда не служил в частях особого назначения, не постигал снайперское искусство в армейских учебках, он вообще никогда нигде не служил, придя в экзотическую профессию из сугубо штатской жизни. Он не был в прошлом спортсменом, вроде биатлонисток – «белых колготок», зарабатывавших баксы в Чечне, никаким боком не касался криминала, а это означало, что и досье на него не существовало ни в одной спецслужбе. Он был никем, возникал ниоткуда, когда требовались его услуги, и вникуда уходил, исполнив заказ.
Феноменальную способность к меткой стрельбе открыл в нем в далеком детстве отец. Был он начальником мелкой конторы в маленьком городке и хорошим, известным в округе, охотником. Сына таскал с собой по окрестным полям и лесам лет с пяти, в семь подарил ему первое ружье – одноствольную «тулку» двенадцатого калибра. Наверное, тогда у мальчишки и зародилась привычка поражать цель с первого выстрела. Ибо второго уже не будет. На удивление отцовским друзьям – солидным мужикам, увешанным патронташами, ягдташами для дичи, вооруженным дорогими ружьями штучной работы, он, подросток, вставая на равных с ними «на номер» со своим ружьишком и горстью патронов в кармане затрапезного, «на вырост», пальтишка, нередко оказывался в конце охоты добычливей их, разя беспощадно-метким выстрелом стремительно налетавшего крякаша или поднятого внезапно гончими зайца.
