Михаил Лифшиц - Обналичка и другие операции
За столом отец расспрашивал гостя, кто он да что, но особенно не задумывался над ответами Артура, ведь жена предупредила: он — жених неподходящий. Артур, когда решил, что прелюдия окончена, сказал: «Мы с Маргаритой любим друг друга и хотим пожениться!» У отца покраснело лицо, и он твердо сказал: «Этого не будет!» Мать сразу успокоилась: сейчас отец начнет орать и выгонит парня. Но Артур также твердо ответил отцу: «Это — будет!» И смотрит на отца в упор. И отец на него смотрит, и краска с лица сходит. Сидят и молчат. Тут Рита демонстративно поднялась, пододвинула стул поближе к Артуру и снова села. Мать встала и сказала: «Коля, поди сюда!» В другой комнате говорит мужу: «Ты что молчишь? Выгони его! Как он с тобой разговаривает?!» А отец отвечает цитатой: «Ну, матушка, не завершай удара, кто в бедности рожден, тебе не пара!..» Так, что ли?»
Несколько лет назад отца на партсобрании критиковали за низкий общекультурный уровень. Рекомендовали больше читать. Рассматривая список рекомендованной литературы, отец понял, что прочитать все это — задача неподъемная. Поразмышляв некоторое время, отец придумал выход. Он за три недели выучил наизусть «Горе от ума» и при каждом подходящем случае стал вставлять фразы оттуда. В пьесе Грибоедова можно было найти подходящие цитаты для любой жизненной ситуации. Через некоторое время у товарищей по партии сложилось мнение, что отец — начитанный человек, знаток русской классики.
И в этот раз Фамусов помог! Но мать не поняла и ответила: «Причем тут «бедность»? Это буржуазное слово! У нас нет ни бедных, ни богатых. У нас все равны…» У отца покраснело лицо, и он начал орать на мать. «Молчи, курица! Ишь, рассуждать взялась! Чем тебя советский студент не устраивает, сын честных специалистов?! Что он с периферии? А ты, вошь буржуазная, откуда? Из Зимнего дворца, что ли, контра, моль белая?! Я знаю, кто тебе нужен. Пашку хочешь в зятья! Пашка — мозгляк. Я и отцу его это сказал честно, как коммунист. Упустил он парня, теперь ему тащить сына до пенсии. Самостоятельно Пашка шага ступить не в состоянии. А ты хочешь Ритулю такому приспособленцу отдать! Не допущу! Молчи, сил нет твое мещанство выносить. Дочь у меня — девка с головой, не в тебя пошла! Ритуля сама знает, кто ей нужен. Пусть пробует!.. А не подойдет парень, тогда разберемся…» Мать испугалась, села на диван и простонала: «Пусть хоть фамилию не меняет…»
На свадьбе мать все же не выдержала и сказала тост: «Мы хотели, чтобы Маргарита вышла за мальчика из нашей среды… К сожалению, не получилось. Ну, что ж, теперь наша с отцом задача поднять Артура, ввести его в наш круг…» И заплакала. Мать Артура вскочила, подняла рюмку и ответила; «Артур, когда ты будешь жениться в следующий раз, выбирай девушку по себе!» У отца покраснело лицо, он поднял рюмку и сказал отцу Артура: «Не слушай, сват, баб. Бабы — дуры! Мне Артур твой нравится. Давай, Ваня, выпьем с тобой «на ты», зови меня Колей! Поцелуемся!»
Через три с лишним года, осенью 1964 года, дочка уже была, Артур уехал в командировку, а Рита с ребенком на неделю переехала к родителям. Вечером позвонили в дверь, Рита открыла, а там Пашкин отец, мрачнее тучи. «А, Ритуля! — говорит. — Отец дома?» Раньше, когда Пашкин отец видел Риту, всегда причитал: «Рита, какая ж ты красавица! Жалко, сын у меня балбес! Деточка моя хорошая!» Если был поддатый, то обязательно целовал Риту в лоб. Рита думала, что и сейчас полезет целовать, а он только махнул рукой, развернулся и назад пошел. Рита воскликнула: «Что случилось, дядя Жора?» Он ничего не сказал, не остановился, как будто не слышал. Но через два шага обернулся и сказал: «Старика главного скинули…»
«Как же давно все это было… — думала Маргарита Николаевна, выходя из мечтательного состояния, навеянного разговором с сыном. — А теперь даже детям рассказать трудно, нужно объяснять, что такое «ЗиМ», «Чайка», «Победа» и где был университет, и что такое ИВЯ и прочее. Дочь уже сама стала матерью, а с сыном взрослым какие непростые проблемы приходится обсуждать. А я — бабка, и по статусу, и по возрасту — за пятьдесят… Родителей уж в живых нет, и Пашкиного отца нет. Пашка, пока отец был жив, как-то держался на невысоких должностях в МИДе. А потом попался в Румынии пьяный за рулем. Кричал полицейскому: «Это политическая провокация! Я — первый секретарь посольства СССР!» А сам еле стоит на ногах. Отца его уже не было, а больше никто его отмазывать не захотел. Отозвали Пашку, потом сократили. А он на хорошем месте сидел. Дипломатических отношений с Израилем тогда не было, а через наше посольство в Румынии связь Израиль — СССР как-то осуществлялась. Вот Пашка, «востоковед в штатском», и сидел на этом деле. Вскорости и МИД СССР не стало. Сейчас Пашка ходит по знакомым, пьет, плачет и рассказывает, как с ним обошлись демократы. Рите сказал с ненавистью: «Теперь такие, как твой муж, вылезли наверх!» Оказывается, Артур виноват, что он не у дел, тоже «политическая провокация». Так Пашка ничего и не понял…»
И вот Артур, успешный и везучий молодой человек, почувствовал себя обиженным и обойденным. Собственная обида затмила все теории и наставления. Обида наполнила его, «клокотала у горла». Артур только и думал о том, как с ним несправедливо и жестоко поступили. Ведь он четыре года «вертелся», работал, не считаясь со временем, рисковал собой ради дела! Ведь он четыре года «кормил» институт! И вот теперь, когда институтские финансы поправились благодаря Артуру, с ним так поступают! «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить».
Со своей обидой Артур ложился и вставал, ему снились «обидные» сны, а наяву в мозгу прокручивались обидные или мстительные сюжеты.
Хотя, если разобраться спокойно, не было повода так уж сильно обижаться, забыв наставления матери. Артур много работал, но ведь не бесплатно же. В его личном сейфе скопилось столько денег, что можно было подумать о покупке квартиры, это у молодого специалиста за четыре-то года. Деятельность Артура была полезна институту, но говорить, что Артур «кормил» институт четыре года, не стоило, это было явным преувеличением. Артур действительно рисковал, но ведь его «подстраховывали», не давали в обиду, защищали и директор, и заместитель. Пришло время, и директор решил кончать с обналичкой в своем институте. Но директор придумал новое занятие для Артура. Другое дело, что у Артура не хватило ума это понять. К тому же Артур, по мнению директора, выказал неуважение к делу жизни директора, назвал это важное дело «игрушками», излишне выпятил свои вспомогательные функции. Но и в этом случае Юрий Иннокентьевич не выгнал бы Артура, если бы не знал, что для него есть хорошая работа у отца. Директор института был уверен, что человек, помогавший ему, не останется без места.
Такие мысли обиженному Артуру не приходили в голову. Поэтому, получив предложение отца перейти на работу к нему, он сразу согласился.
— У меня новое важное задание, сегодня подписали постановление правительства, — сказал сыну Артур Иванович. — Я буду заниматься взаимозачетами между предприятиями. Слышал про такое? Я хочу, чтобы ты уволился из института и стал мне помогать.
— Я согласен, — ответил Артур.
Артур Иванович с удивлением посмотрел на сына — тот, не дослушав, согласился. Так сразу соглашаться несолидно, наверное, что — то случилось у него в институте…
— Как «согласен»? Ты не спросил, чем заниматься, какая должность? Сможешь ли ты завершить текущую работу, выполнить свои обязательства перед институтом, сколько на это нужно времени?
— Деятельность моя в институте завершается, похоже, я директору больше не нужен! — сказал дрогнувшим голосом Артур. Обида прорвалась наружу.
— Что твоя работа этого рода заканчивается, я знаю, мне говорил Юрий Иннокентьевич. Но он хорошо о тебе отзывался и собирался подобрать тебе другое занятие.
— В связи с чем это он с тобой разговаривал на эту тему? — опешил Артур.
— А я его попросил отпустить тебя, потому что ты мне нужен, — сказал отец. — Но я ему обещал, что ты сам будешь выбирать, уходить ко мне или оставаться.
«Вот это да! — подумал Артур. — Да там неизвестные мне обстоятельства, подводная часть айсберга! А я-то решил, что об меня ноги вытирают: принеси, подай, пшел вон! Мама, ты — великая женщина. Торжественно клянусь никогда больше не обижаться, не носиться со своей обидой! Какие люди обо мне заботятся! А я ходил столько времени, сопли распустив! Я — дурак. Где в этом расписаться?»
Артур пришел в хорошее настроение. Обида, мучившая его целый месяц, улетучилась. Но вслух Артур каяться не стал.
— Папа, я выбираю работу у тебя. Желаю отцу родному помогать. А какой вы нам оклад жалованья положите, нам не важно. Но уж не обидьте, товарищ начальник!
Артур Иванович не стал докапываться до причины перемены настроения сына и решил, что согласие Артура получено.
