Гаяне Аветисян - Танго вдвоем
Дани и мама против любого вранья. Они с детства внушают мне мысль о том, что любая ложь вредна для того, кто лжет. Лучше сказать правду, чтобы потом не раскаяться.
Мама постоянно следит за всеми событиями, происходящими в Армении. Она находит в интернете какие-то статьи и сопереживает тому, что там происходит. Дани ко всему относится с философским спокойствием и уверяет маму, что журналисты все преувеличивают. Такая у них работа – найти то, что представляется малоинтересным и сделать сенсацию. Помню, как однажды он спросил: «Не хотела бы ты поработать корреспондентом в какой-нибудь газете? Так начинали многие писатели». Я прислушиваюсь к советам Дани, хотя мама против. Она считает, что писательство для меня просто блажь, и нужно заняться языками, сделав карьеру лингвиста.
Когда я читаю книги об Армении, меня поражают памятники старины – монастыри, храмы, древние рукописи. Поражает сочетание пещерных гор и удивительной античной архитектуры. Если бы я осталась в Армении, возможно, стала бы археологом. Находить в горах то, что спрятано веками, представляется мне интересным.
Мой друг Лука показал старинную карту древнего мира. На ней Армения. Та Армения, которой больше нет, и которая оставила современникам тайну своего возрождения. Ее порой сравнивают с птицей Феникс. Это удивляет и радует, мне хочется увидеть свое родовое древо, связывающее меня с Армянским нагорьем. Я хочу знать, откуда тянутся мои корни. Из Араратской долины, Зангезура, Карабаха или берегов Вана?
Когда мама в очередной раз готовит пахлаву, я набираюсь смелости и напрашиваюсь к маме в помощницы, хотя терпеть не могу кухонную возню. Я старательно чищу орехи. Мы говорим об Армении. Когда готовишь пахлаву – это естественно, даже притворяться не нужно. Я спрашиваю о Егише. Егише– мамин двоюродный брат, художник. Его картина – «Просыпающееся утро на фоне Араратских гор» – висит в нашей гостиной. Мама говорит, что Егише очень талантлив, но вынужден продавать свои картины на городском вернисаже за гроши. «Наверное, по-прежнему стоит на вернисаже», – вздыхает мама. Мы вспоминаем бабушку, которой уже нет; ее пахлаву, ореховые трубочки, присыпанные сахарной пудрой. Мамины глаза немного увлажняются, и я спрашиваю маму, знает ли она что-нибудь о своих родовых корнях.
– О родовых корнях? – переспрашивает мама. Да, конечно. Предки по отцовской линии родом из Карса, по материнской – из Феодосии.
– Почему ты об этом спрашиваешь? – мама, кажется, что-то заподозрила.
– Карс и Феодосия? Турция и Крым? – мой голос звучит немного разочарованно.
Мама пытается заполнить существующие пробелы в моих познаниях и рассказывает о постоянных войнах из-за которых армянские корни обрывались.
– Ты ведь читала историю Армении? – спрашивает она голосом строгой учительницы.
Я киваю головой. Вид у меня как у неисправимой троечницы. Мама ждет объяснений.
– Я хотела бы нарисовать свое родовое древо. Каждый человек должен знать о своих корнях, – говорю я уверенным голосом.
Мама понимает, что говорить о моих родовых корнях – значит говорить об отце.
– Больше этого я ничего не знаю, – говорит она спокойным голосом и берет растопленный мед, чтобы залить почти готовую пахлаву.
Я иду в свою комнату и возвращаюсь с картой древнего мира.
– Откуда у тебя эта карта? – спрашивает мама.
– Это карта Луки. Он мне дал на время.
Я говорю, что свою первую книгу хотела бы написать об Армянском нагорье, и для этого мне обязательно нужно съездить в Армению. Мама удивляется еще больше.
– Об Армянском нагорье? Ты хочешь поехать в Армению? – переспрашивает она.
Мама возвращает карту, торопливо хватаясь за противень с пахлавой. Она кладет его в духовку, и кухня наполняется ароматом индийского кардамона. Я понимаю, что мама больше ничего не скажет.
В социальных сетях я разместила свою детскую фотографию с мамой. Быть может, кто-нибудь откликнется? Я отчаянно хватаюсь за любую возможность разыскать своего отца.
После разговора с мамой понятно, что мои мысли прочитаны, и теперь она взяла тайм-аут. Ей нужно время, чтобы обдумать решение, которое она примет вместе с Дани. Все серьезные решения они принимают вместе.
Кажется, обстоятельства складываются в мою пользу. Пока мама размышляет, раздается телефонный звонок, который ставит жирную точку в маминых сомнениях. Звонит мой крестный из Америки, дядя Вилли. Он собирается в Армению.
Перед отъездом в Австрию, по настоянию бабушки Гоар, меня крестили обрядом армянской апостольской церкви. Бабушка утверждала, что крестным может стать человек, воспитанный в лучших традициях нации. Она выбрала талантливого коммерсанта – дядю Вилли. По мнению бабушки, он из ничего мог сделать приличный капитал. Как это ему удавалось – оставалось для всех коммерческой тайной. После таинства обряда крещения на моей шее появилась красивая цепочка с крестиком из золота самой высшей пробы. Мои крестины отмечались с особым шиком, который также можно было отнести к одной из лучших традиций нации. Было много разной малышни. Трехъярусный торт напоминал свадебный. Маленький джаз-оркестр соревновался с веселой ашугской мелодией. Общество взрослых, дружно выпивающих, закусывающих и танцующих, не обращало на нас никакого внимания. Мы бегали по всему ресторану, заглядывая на кухню и в подсобные помещения. В результате американское кружевное платье из белого атласа с розовыми ленточками, подаренное мне крестным, в конце праздничного обеда было испачкано греческими маслинами и аккуратно замазано воздушным кремом по рекомендации пятилетней Манэ. Я очень боялась, что бабушка заметит эту кляксу и рассердится, но все обошлось, и я поверила в то, что с этого дня у меня появился настоящий ангел-хранитель. «Ангел-хранитель должен быть у всякого христианина», – говорила бабушка. Он помогает ему и доносит до отца небесного все его заветные желания.
Вопреки моим опасениям, мой отъезд в Армению решился легко. В Ереван я поеду с мамой. Мама останется со мной всего на недельку, потом вернется в Грац. Наша поездка запланирована на май. Я бы хотела съездить летом, но мама говорит, что Армению нужно увидеть цветущей, и что месяц май для этого самый подходящий.
Старинные английские романы начисто забыты, и мой мозг старательно впитывает только информацию об Армении. С мамой я стараюсь говорить на армянском. Она постоянно исправляет мой, как она считает, неприличный акцент. Я не отчаиваюсь и ухожу к Джимми. Он не делает мне никаких замечаний. Настоящий друг, такой же преданный, как Амелия и Лука. Мы дружим с самого первого дня, как только я появилась в Граце. Моя застенчивость и незнание немецкого их нисколько не смутило. Они быстро подружились со мной, и теперь Лука говорит, что у меня безупречный немецкий. Как только он узнал, что я собираюсь в Армению, сразу же сказал:
– Я видел фильм об Армении. Там красивые горы, и там цветет розовый миндаль.
– И это все, что ты можешь рассказать? – спрашивает Амелия немного вызывающе, но при этом осторожно, так как Лука очень начитан. Он собирает древние карты и копается в античной истории.
Лука смотрит на Амелию пристально.
– Нет, не все. В античности армянские воины побеждали римлян. Тебе об этом ничего неизвестно? – обращается он к ней, и в его глазах появляется искорка лукавства.
Амелия смеется. Она догадывается, что Лука провоцирует ее на спор. Итальянская бабушка Амелии живет в Риме, но даже это обстоятельство не вызывает в ней любопытства к тому, о чем говорит Лука. Ей абсолютно безразличны римские войны. Ее поверхностные знания римской истории могли бы уместиться на страничке с размером в маленькую пиццу, которую она предпочитает всем радостям жизни и считает, что кулинарные рецепты – лучшее, что могли оставить римляне своим преемникам.
Я же думаю о той Армении, где красивые горы и розовый миндаль.
IIIВ Ереван мы летим ночью, и я ничего не могу разглядеть через толстое стекло иллюминатора. Во время посадки стали появляться тусклые очертания горного ландшафта зданий, мерцающие огоньки города. Мы оказались в новом международном терминале, построенном по европейскому образцу с очень красивым современным дизайном. Вокруг нас тихо, спокойно, никакой суеты. Мы получаем багаж и спускаемся к автостоянке. Нас никто не встречает, так как мама никого не предупредила. Мы останавливаем такси и отправляемся в Эчмиадзин.
– Давно не были в Армении? Откуда приехали? – спрашивает водитель.
Он смотрит дружелюбно, будто знает нас давно.
– Из Австрии, – отвечает мама.
– Ты говоришь по-армянски?
Этот вопрос адресован мне. Я киваю головой: «Да, конечно, я ведь армянка». Мои слова на армянском звучат подчеркнуто важно. Мама улыбается – прежде ей не приходилось слышать от меня ничего подобного.
Водитель оказался разговорчивым. Всю дорогу, пока мы ехали в Эчмиадзин, он рассказывал об Армении, Карабахе, об армянском спюрке.
