KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Русская современная проза » Галия Мавлютова - Моя еврейская бабушка (сборник)

Галия Мавлютова - Моя еврейская бабушка (сборник)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Галия Мавлютова, "Моя еврейская бабушка (сборник)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

– О чем сегодня пойдет речь? – сказал он, укладываясь грудью на стол. Наташа отвернулась. Еще одно его движение – и она нажмет на кнопку вызова. По звонку прибегут конвоиры и отведут Семена в штрафной изолятор. Он наверняка этого и добивается. В камере их двадцать, а в ШИЗо он будет один. Там темно и страшно, зато нет такой скученности. Кажется, у него аллергия на человеческие запахи.

– Послушайте, Сырец, я безмерно устала от вас, вы не ответили ни на один мой вопрос, бесконечно изводите меня своими шуточками, рассказываете разные байки, а ведь на вас висит труп. Вы должны мне помочь, чтобы я помогла вам – выбраться отсюда, – она кивнула на стены, выкрашенные густо-синей масляной краской. – Я же вижу, что вам здесь плохо. У вас ведь аллергия?

– У меня аллергия, и мне плохо, – согласился Семен, – мне здесь очень плохо. Но, дорогая Наташа, я никого не убивал. Поверьте мне. Поэтому у меня и нет ответов на ваши вопросы. Прикалываться я люблю. Это моя вторая натура. А байки рассказывать – мое хобби. Я вас удовлетворил?

«Удовлетворил… Нашел тоже слово. Взрослый мужик, а приколы как у школьника. А может, это я реагирую как школьница? Это работа, работа. И никаких двусмысленностей», – Наташа взяла себя в руки. Надо перехватить инициативу.

– Я вам не «дорогая», хватит прикалываться, – раздраженно поморщилась она. – И я устала слушать россказни про корни ваших предков. Мне кажется, я всю подноготную вашей семьи изучила, начиная с еврейского местечка Сиротино. Кажется, именно оттуда приехал ваш дед?

– О, йес, именно оттуда. Мой дедушка Соломон прикатил в город Ленинград прямиком из Сиротино Витебского уезда. Старинное еврейское местечко. Между прочим, он плохо говорил по-русски, и хотя всю сознательную жизнь прожил в Ленинграде, изъяснялся исключительно на идиш.

– А как же на войне? – удивилась Наташа.

– И даже на двух войнах, – уточнил Сырец, – на финской и отечественной. Но до Берлина не дошел. Под Шосткой ноги лишился. Там целый взвод полег, одним взрывом – всех всмятку, а дед живой остался. Но без ноги. Как мог, так и разговаривал. Кому надо было – понимали. А кому не надо, так он и родного брата не сможет понять.

– Суровый мужик. А еще он почему-то не радовался, когда ваш отец родился, – скривилась Наташа, негодуя, что вновь ситуацией овладел Семен. Наташа у него на поводке. Он ведет разговор, расставляет акценты, а она не в состоянии парировать удары. Видимо, хороший фехтовальщик этот наглец Семен Сырец.

– Дед, видимо, боялся, что не прокормит большую семью, он же из бедного еврейского местечка, из очень голодного места. Но, знаете, после он полюбил отца. Кстати, мой дед тоже был заядлым хулиганом. У меня же, получается, наследственность плохая, Наталья Валентиновна, – засмеялся Семен, заглядывая ей в лицо.

– Наследственность тут ни при чем, – она отвернулась от его пристального взгляда и мрачно напомнила ему про состав преступления. – Вы не хулиган, у вас сто пятая.

– Я к вашей сто пятой не имею отношения, а она ко мне, так что не шейте мне состав, Наталья Валентиновна, – небрежно отмахнулся Семен. – Так вот, представляете, когда мой дед Соломон был маленьким, он придумал, как можно заработать, чтобы одним махом накормить всю нашу многочисленную родню. В местечке было много бедноты. Мы из них, из бедных.

Наташа молча рассматривала пятно на столе. Паста размазалась. Кто-то подписывал протокол, ручка потекла, и подписи остались на столе. Можно разобрать фамилии, если приглядеться. Господи, какое счастье! Совсем скоро она выйдет на свободу. Напишет рапорт – и на стол начальнику. И прощай, Кресты! Но пока придется послушать про эту местечковую дребедень.

– Однажды дед подговорил двоюродного брата, и тот регулярно стал бить стекла в магазинах. А дед их вставлял. Он хороший был стекольщик. Тем и промышляли, тем и всю родню кормили, – донеслось до нее, словно сквозь вату.

– Это не хулиганство, это статья… статья… – она на миг задумалась, подыскивая подходящую статью для битья витрин с последующим их остеклением.

– Дались вам эти статьи, Наталья Валентиновна, – Семен откинулся на спинку стула. – Успокойтесь, не думайте о плохом, вам не к лицу переживания. От чрезмерного знания уголовного Кодекса у девушек ранние морщины появляются. Кстати, а у вас есть бойфренд?

– Что вы себе позволяете? – вспылила Наташа, вскакивая со стула. Она забыла, что под правой рукой у нее кнопка вызова.

– А вам к лицу гнев, вы становитесь просто великолепной, когда беситесь, – вполне миролюбиво сказал Семен. – Между прочим, мой отец тоже сидел.

– И впрямь дурная наследственность. Видимо, сидеть – это у вас семейное, – не удержалась от колкости Наташа, усаживаясь поудобнее.

В блокноте были заготовки к допросу, но Наташа никак не могла выдавить из себя ни одного слова по существу дела. Можно было тупо зачитать вопросы из блокнота, но Сырец поднимет ее на смех. Лучше молча переждать опасную ситуацию. Осталось сорок восемь минут. Скоро спектакль закончится. И Семен останется один на один со своими байками. В камере много обитателей. Среди двадцати сокамерников всегда найдутся слушатели. Им всем нужно убить время. Наташа представила, как сидельцы Крестов убивают время. На секунду ей стало смешно, она улыбнулась и сразу успокоилась. Нацелилась ручкой в бланк протокола. Пусть Семен говорит, она будет записывать, что бы он ни сказал.

– Мой отец сидел за форс. Знаете, что такое форс? Нет, не знаете, – сказал Семен, положив ногу на ногу, – и напрасно. Наташа, зачем вы пошли в следователи? Вам бы замуж поскорее…

– Мне нравится моя работа, Семен Владимирович, а замуж я пока не собираюсь, – огрызнулась Наташа, нервно покусывая губы. – Вы бы лучше о себе подумали, Сырец. Сидите здесь со своей аллергией, мучаетесь, страдаете, предков вот вспомнили, а ведь, небось, пока вы были на свободе, о них и не думали?

Семен поморщился, эти ее слова были неприятны. Значит, она попала в яблочко. Все-таки не даром она пошла в следователи, напрасно Сырец ее дразнит.

Допрос не клеился. Наташа откровенно злилась, негодование переполняло ее, причем злилась она на самое себя. Но она знала, что неумение справляться с эмоциями – признак непрофессионализма. В университете Наташе казалось, что первое дело, которое она будет расследовать, сделает ее знаменитой. По ночам ей грезились репортеры и газетчики, телевизионные камеры и овации. Почему-то тогда не думалось о коридорах РУВД, а ведь именно они оказались чрезмерно крутыми, гораздо круче, чем ступени на вершину успеха. С таких ступеней легко скатиться прямиком в адвокаты. А у них и очереди длиннее, и забот побольше. Зато они считаются независимыми. Коренева с трудом подавила зевок и отвела взгляд в сторону. Спать хочется. Лучше не смотреть ему в глаза. Пусть выговорится. Это его исповедь. Исповедь уголовника. А ей терять нечего. Ее жизнь еще толком не началась, а игра уже безнадежно проиграна. Университет давно позади. Первое уголовное дело оказалось вечным «глухарем», да вот на беду угораздило бездарно влюбиться в красавца-обвиняемого. И вдобавок ко всему жутко хочется спать. Наташа искоса взглянула на мобильный телефон. Злополучный допрос должен закончиться через сорок пять минут.

* * *

Внезапно сдавило горло, да так сдавило, что Володя задохнулся и обмер, наполняясь страхом от безмерности ужаса и теряя привычную уверенность в своих силах. Кто-то тяжело навалился сзади, да еще двое топтались рядом и методичными тычками пытались сбить Володю Сырца на землю. Они били тупо и тяжело, один из троицы особенно старался: в такт тяжелому ботинку монотонно и равномерно стучал ребром ладони по загривку Сырца. Острое у него ребро, натренированное, вроде заточки. Сырец задыхался от ударов, он сперва не понял, что случилось. Сначала его попытались оглушить, но от удара по голове он не утратил связи с реальностью. Сознание еще оставалось, но Сырец ощущал, как оно стремительно прокатилось по позвоночнику, уплыло вниз, куда-то к ногам, затем сырой тоской поднялось наверх, и она будто острой бритвой полоснула по сердцу, безжалостно развалив его пополам. Прошлая жизнь Сырца вновь распалась на две части.

Блеклое утро ничего плохого не предвещало. Обычное, серенькое, среднее, рядовое петербургское утро. Но день неожиданно выдался веселеньким, солнечным, каким-то радостным, совсем как в детстве. Володя Сырец спешил, хотя торопиться было некуда. Он решил до полудня попариться с веником, чтобы в запасе остался день целиком. Можно было отложить поездку до вечера, но он спешил не в баню, он спешил жить. Его с рождения мучила жажда жизни. И ничем он не мог ее утолить.

А последние месяцы Сырец стал особенно тороплив, он метался, изнутри его подстегивала тревога. Она поселилась в нем исподволь, он даже не сразу ее заметил, а когда спохватился, было уже поздно. С тех пор все чего-то ждал плохого, ему повсюду мерещился ужас, иногда даже казалось, будто кто-то неведомый подводит незримую черту, а вокруг медленно сходятся круги, еще немного – и они подойдут к нему вплотную, и задавят, закружат, стиснув намертво в своих сужающихся очертаниях. Уже с весны Володя Сырец настороженно ожидал беды. Он выглядывал врагов в своих партнерах, друзьях, соседях, часто они мелькали призраками в окнах домов, в бликах проезжающих мимо машин. Даже в редких прохожих Сырец чуял оборотней. Именно это слово больше всего подходило для обозначения страха. И все-таки он верил, что узнает врага в лицо. Всей своей кожей, нервными окончаниями, мельчайшими капиллярчиками крови угадает день и час нападения. Но звериное чутье подвело его. Опасность пришла мгновенно, напав на него сзади, она замертво сдавила ему горло, не давая возможности сказать хотя бы одно слово. Из Сырца выходил лишь свистящий храп. Так храпят издыхающие старые лошади, пока сердобольный коновал не удосужится прикончить больную клячу. Послышался тяжелый стук. Сырец с шумом обрушился на каменный пол гаража. Он услышал звук падения собственного тела как будто со стороны. «Больно, как больно, – успел подумать он, – и какая невыносимая тоска! Острая, колючая, как игла дьявола». Откуда-то сверху грохнулся оземь огромный радужный шар, рваными лучами он пробежался по стенам и низкому потолку, на миг повис в воздухе, словно кто-то держал его на ниточке и юркнул в расширенные от ужаса глаза Сырца, на мгновение задержался в зрачках, немного повеселился бликами и наконец уполз вовнутрь. И свет исчез. Наступила кромешная тьма. Ни звука, ни шороха. Как в преисподней. Вдруг во мраке, искрясь и пропадая, вновь забилась мысль: «Не хочу умирать. Не буду. Пусть будет тоска. Пусть. Я согласен. Но я безумно хочу жить». Мысль мелькнула и исчезла. И Володя Сырец снова провалился в преисподнюю.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*