Майя Новик - Ларек
Три последующих занятия не дали мне решительным образом ничего. Во всяком случае, так мне казалось. Я послушно дышала, лежа на коврике. Все.
В ларьке между тем наступили перемены. Николай уволился, а на его место, не долго думая, Сергей назначил Женю, который к этому времени провинился в старом ларьке: его застукали пьяным на смене и в наказание его перевели ко мне. Выручка у нас была намного меньше, а значит, меньше была и зарплата.
Я выдержала с ним пять смен. Может, он специально задался целью выжить меня из ларька, может, это происходило случайно, но в одну из ночей я поняла: все, больше не могу! Хватит! Или, как говорит Ломакин: «Баста карапузики, кончилися танцы»! Я больше не хочу трястись по ночам от холода и от страха, я больше не могу бегать по микрорайону в поисках укромного места, когда приспичит, мне надоело выкладывать свои деньги за чужие недостачи, мне надоело стараться найти общий язык с кретинами, мне надоело, надоело, надоело!
….Последней каплей в чаше моего бесконечного терпения было то, что однажды ночью снова вырубился свет. Нет, Плешивый тут был не при чем, просто перегорел громадный предохранитель. Запасного не было. К этому времени ключ от ларька уже потерялся, закрыть его было невозможно, а в завершение этого, Женя спал на лежанке смертельно пьяный и разбудить его было непосильной задачей. Когда он был пьян, даже если спал, находиться рядом было тяжело. Во сне его словно мучили бесы он то и дело вскрикивал, мычал, махал, словно полоумный, руками, сучил ногами, закаченные под короткими веками глаза были похожи на бельма.
– Ой, бля… Че ж так холодно? – спросил Женя утром, постукивая зубами.
– Угадай с трех раз, – ответила я, задумчиво глядя на него.
В кассе не хватало пятьдесят тысяч. Пил он вчера вечером, когда меня в ларьке не было – я пошла перекусить. Когда я вернулась, в ларьке сидело человек шесть. Кто и когда взял деньги, теперь не узнаешь. А, может, никто и не брал. Может, они просто пили на эти деньги. Плевать. Сдавать выручку я поехала сама.
В офисе я тихо попросила у Вероники два листка бумаги. На одном аккуратно написала заявление об уходе. На второй – «телегу» на Женю, в которой просила высчитать недостачу с него.
Андрей, которому я отнесла заявление и объяснительную, посмотрел на меня с иронией.
– С чего это ты взяла, что Женя был пьян? Я его уже видел сегодня – он на своей машине ездит. Неужели он пьяный сел бы за руль?
Нет, я же говорю, у мужчин железная логика! Спорить невозможно!
– Он права уже месяц, как пропил! – ответила я. – Так что разницы ему, как ездить, нет!
Меня, как это ни странно, послушали, и высчитывать с меня недостачу не стали.
Глава девятнадцатая
Здесь выхода нет!
….Сообщение об увольнении родители встретили гробовым молчанием. Я вдруг обнаружила, что делать мне теперь совершенно нечего. Почти три года я работала в темпе: две ночи через две в «Актее» и сутки через двое у Саши, ни отпусков, ни турбаз, ни праздников…
Когда сутки работаешь, потом сутки спишь, у тебя остается всего один день для себя, что не так уж и много. Но когда ты обнаруживаешь, что тебе вообще никуда не надо… Я вспомнила о курсах дыхания и решила сходить на них еще раз. Так, на всякий случай…
На этот раз в коридоре физкультурного диспансера было пустынно и тихо. Я робко постучала в дверь. Психолог был у себя. Он посмотрел на меня и вздохнул.
– Вы хотели позаниматься?
– Да…
– Вообще-то сегодня я хотел уйти пораньше, но если вам нужно, то я, конечно, задержусь.
Я подумала, нужно ли мне, и решила, что да. Наконец-то рядом со мной никого не было! Можно перестать думать о том, как ты выглядишь со стороны, перестать контролировать себя и отдаться во власть музыке и обжигающему легкие и гортань кислороду. И сколько угодно не дышать и уплывать в сладкую истому чуть тошнотворной нирваны.
Я лежала на коврике и постепенно переставала ощущать тело. Звучали тамтамы, они будоражили кровь и одновременно лишали воли, они будили древнее, что есть в каждом человеке, и цивилизация с ее нормами уходила прочь.
Нет, я все еще была в комнате, на коврике, и я осознавала это. Однако я была не просто собой, не просто телом, я была больше, чем мое тело. В этот раз я задержала дыхание особенно долго.
Перед моим мысленным взором была темнота, и потом я вдруг поняла, что я одновременно лежу на коврике и несусь в бездну. Черное пространство летело мимо меня с необыкновенной скоростью, и я ощутила этот полет не только умом, не только мозгом, но и всем телом. Вдруг, словно в доведенном до реальности мультфильме, все затормозилось, причем настолько быстро, что тошнота подступила к горлу и на мгновение закружилась голова, и я увидела демона. Страшную кроваво-красную харю, парящую в пространстве.
И как это бывает во сне, я словно смотрела со стороны и одновременно была этим демоном, постепенно разбухающим от гнева и злости, медленно заполняющим все новые и новые кубические километры пространства. Я была им, но означало ли это, что он был мной? Я ощущала, как злоба, ненависть, агрессия черным потоком льются в меня, и заполняют каждую клеточку тела, заставляют эту каждую клеточку разбухать до размера отдельной вселенной. Яд копился в этой страшной кровавой харе, напоминающей только что выдранное сердце, но на задворках сознания вдруг возникла уверенность, что это не вечно, что это не навсегда.
Поток яда хлынул наружу, исчезая, рассеиваясь в пространстве. Это был одновременно взрыв, разносящий вещество на тысячи кусочков в миллионные доли секунды и медленное извержение. Он не принес с собой облегчения.
А в следующее мгновение я стала трупом.
Снова странное раздвоение: я – это труп, останки, и я же парю над ними, наблюдаю со стороны, рассматриваю втоптанное в грязь, в песок, тело, обнажившиеся из-под грязи почти белые ребра и лоскутки то ли мундира, то ли камзола, прикрывающие эти ребра. Череп тоже уже наполовину истлел, кости обнажились, в глазницах не было глаз… Челюсть отпала вниз.
Я чувствовала, что моя собственная челюсть непроизвольно расслабилась, точно копируя положение челюсти мертвеца. Я была им, а он – мной. Я была предметом, не имеющим души, домом, который давно оставил неугомонный хозяин, я была вещью. А вещь не чувствует ни горя, ни сожаления, ни покоя…
Тамтамы зазвучали тише, и я поняла, что лежу на коврике уже почти час. Я с усилием открыла глаза, несколько раз моргнула. Психолог, оказывается, уже включил свет.
– Пора просыпаться, – тихо сказал он. – Как путешествие?
– Странное… – сказала я, не в силах разобраться в собственных ощущениях, так много их было.
– Что-то видели?
– Да, – я потерла виски, несколько раз повела рукой по голове, села. – Я была трупом.
– Что? – психолог выключал аппаратуру, но при этих словах повернулся ко мне.
Я встала.
– Я просто была трупом.
– И… что вы чувствовали?
– Ничего. Абсолютно ничего.
Я сложила коврик в сумку, и мы вышли из комнаты.
– Неужели совсем ничего?
– Ну… У меня челюсть отвисла, – сказала я, не придумав ничего лучше.
Кажется, он был разочарован.
– Вам лучше на курсы больше не приходить, – сказал он мне, когда я спросила про следующее занятие.
Я замолчала. Мы спустились по темной лестнице физкультурного диспансера. У крыльца его ждала служебная машина. Мы кивнули друг другу, и он уехал. Я побрела по заснеженной улице.
Приближался Новый год, в окнах домов тут и там виднелись наряженные елочки. Я очень отчетливо поняла, что этот новый тысяча девятьсот девяносто шестой год не несет мне ровным счетом ничего хорошего. Я была снова одна против всего мира, и я была без работы.
Меня хватило на два месяца. Я с трудом представляла себе, что нужно сделать для того, чтобы получить хорошую работу. Устроилась на компьютерные курсы, отдала за них последние деньги. Курсы мне ничем не помогли, они могли бы помочь лишь в том случае, если бы у меня была хоть какая-то специальность. На бирже труда мне могли предложить лишь работу в ларьке. Тупик.
Глава двадцатая
Последняя попытка
….Я давно присмотрела этот ларек. Когда он еще не был открыт, я списала с него номер телефона фирмы и пыталась дозвониться, узнать, не нужны ли им продавцы. Не дозвонилась. Ларек уже давно работал, вдруг повезет на этот раз?
Он стоял напротив моего дома, через улицу. Продавец, дюжий парнишка, дал мне номер телефона, и через день я уже сидела в темноватом коридоре офиса, ждала, когда приедет директор. Его звали Иван Иванович, и ему было лет шестьдесят, не меньше.
Деловито посмотрев на мою грудь и ноги, он спросил, не хочу ли я работать в офисе. Я не хотела. Мне уже сообщили, что в ларьке нужно работать сутки через трое, и это показалось мне лафой. Тем более что у меня появлялось время переписывать роман. Одна на смене? По крайней мере, мне не придется снова находить общий язык с незнакомым человеком. В ларьке кроме рации была еще и «тревожная» кнопка. Наряд ВОХРа должен был приехать в течение трех минут.
