Вера Колочкова - Парадокс Гретхен
– Ничуть. Ничуть не утрирую. Знаешь, у моих интернатских пацанов и девчонок у всех родители имеются. И все наперебой утверждают, что детей своих любят. Только вот стесняются немного – им тоже хотелось бы любить своих сыновей и дочерей в придачу с хорошими бумажками в виде дипломов, да судьба им такого удовольствия не преподнесла. А так любят, конечно же, только от глаз своих подальше держат… Такие вот родители-человеки, мать твою. Те самые человеки, у которых по жизненным меркам все должно быть распрекрасно, как классик выразился, – и одежда, и лицо, и душа, и мысли. А некачественные дети этому прекрасному образу мешают, не укладываются в стандарты, понимаешь? Пробел получается досадный…
– Кот, прекрати! – вспыхнула вдруг, разозлившись, Ася. – Что ты сравниваешь? Мой-то сын в состоянии жить так, чтобы мать им действительно от души гордилась! А что в этом такого? Каждой матери этого хочется! И не надо тут аналогий никаких глупых приводить! У меня же совсем, абсолютно другая ситуация!
– Да та же самая! – так же зло, громко ответил ей Кот. Так громко, что даже Коля высунулся из кухни и взглянул на него испуганно и удивленно: чего, мол, на даму кричишь… Кот, улыбнувшись успокаивающе, махнул ему рукой и продолжил уже тише: – Та же самая у тебя ситуация, Анастасия. Тебе сын без диплома не нужен, Колиным родителям сын-олигофрен не нужен, даже квартиру вон ему отдельную купили… Его тут, кроме меня, и не навещает никто…
– И все равно, это совсем, совсем не то! Я-то ведь как лучше хотела…
– А ты спроси свою подругу, как бишь ее… Жанну твою спроси – зачем она тобой с такой страстью руководила? Знаешь, что она тебе ответит?
– Что?
– А то, что она тоже как лучше хотела! Для тебя же! Потому что тоже лучше знает, как именно тебе надо жить! И, естественно, она тебе никогда не признается, что ты ей только в виде витамина была нужна. Она тобой манипулировала с неуемным рвением, с наслаждением, а ты детьми своими, выходит, точно так же манипулируешь. В тебе точно такой же черт сидит, Анастасия, как и в подруге твоей! И тоже постоянно витаминов просит. Только витамины твои взяли и запротестовали. А ты и не поняла ничего…
– Ты что, хочешь сказать, что я враг своим детям?!
– Да почему враг? Не враг, а точно такой же черт. Вот скажи как на духу: добивалась от них полного послушания, повиновения? Всякими разными способами, да? Подавляла? На своем настаивала? Ревела? Притворялась? А может, и руки распускала иногда? Ну? Ты хоть слово молви – перебей меня, а то вопросов этих великое множество набирается, бесконечно можно перечислять…
– Да… И добивалась, и заставляла, и подавляла… А как быть иначе? Все так поступают…
– Ну, слава богу! А то уж я решил, что ты непробиваемая у нас, без самокритики совсем. А реветь-то чего надумала?
Ася и в самом деле уже плакала. Слезы вдруг сами по себе, помимо воли, покатились из глаз, она и не заметила даже – дала о себе знать чувствительная резь в глазах из-за попавшей в них туши с ресниц…
– Кот, ну что ты такое говоришь… Выходит, во мне тоже черт сидит, что ли?! И Пашка мой не от меня сбежал, получается, а от черта моего? Как я от Жанночкиного? Вернее, я-то не сбегала, Жанночкин чертяка меня сам прогнал за ненадобностью…
– Ну да. Правильно. Только твой черт еще страшнее, Анастасия. Потому что он у тебя несчастный. Ему надо и для себя самого витаминов добыть, и еще поделиться ими необходимо с другим чертом, более сильным и властным. Вообще, любая жажда обладания – штука опасная, а жажда обладания человеком – вообще катастрофа. Тот, кто подвержен этой страсти – самый разнесчастный на этом свете страдалец, потому как насытиться обладанием практически невозможно. Поэтому и черт владения – черт особенный. Он хитрый – жуть! Порой так искусно маскируется, принимая вид искренней любви, заботы, нежности, щедрых материальных благодеяний, что и не разглядишь его сразу.
– Ну, знаешь, так можно везде, куда ни плюнь, чертей разглядеть…
– Да нет, Анастасия. Не везде. Просто черт совершенно безошибочно, на нюх, определяет, где ему витаминами можно поживиться. Вот ты видела когда-нибудь, как приболевшая собака траву нюхает? Долго-долго так, пока травинку нужную не сыщет, свою, так сказать, витаминку? Так и черт: долго к людям принюхивается, но витамин свой находит безошибочно. Вот ты слабинку дала где-то – и подружкин черт тебя моментально к рукам прибрал. А твоему собственному черту и принюхиваться не надо было – его витамины всегда в виде детей под боком сидели, пока не повзрослели да сопротивляться не начали…
– А что, что тогда мне делать? Так и жить теперь с этим чертом неразлучно, что ли?
– Да нет, зачем. Тебе его вытеснять из себя надо потихоньку. Только не путем войны с чужим чертякой – этим способом ты ничего не добьешься. Сколько подруге ни хами, сколько с ней ни ссорься – это всего лишь сражением ваших чертей будет, и все. А вот когда ты в себе его уничтожишь, тогда и нападать на тебя некому будет. Вот тогда и витамином быть перестанешь, и тебе самой никакие витамины больше не потребуются. Поняла? И сына своего поймешь и полюбишь…
– Да я и так его люблю!
– Нет, Анастасия. Ты не любишь, ты только без конца тревожишься да долг свой материнский исполняешь. Вот когда ты ему поверишь, тогда и любовь настоящая придет. Когда в нем человека увидишь, а не кредитора своего. Он, сын твой, на сегодняшний день для тебя кто? Он – всего лишь – «…горе ты мое, ни к чему без матери не способное». Да ему любовь твоя, уважение и понимание в сто, в тысячу раз важнее, чем твой материнский долг! Он же у тебя нормальный парень? Не алкоголик, не наркоман, не хулиган?
– Нет, слава богу…
– Тогда я вообще не понимаю, о чем тут слезы лить, Анастасия! Надо тебе поскорее черта из себя изгнать да новую жизнь начинать. А то, не ровен час, и опоздать можешь. В общем, дел у тебя невпроворот! А ты уревелась тут вся, время зря теряючи!
Ася и в самом деле никак не могла остановиться. Вернее, и не пыталась даже бороться со слезами. Понимала отчего-то шестым, седьмым, да каким угодно чувством понимала, что это очень хорошие слезы. Замечательные просто. Слезы правды и будущей надежды. Да и вчерашний росток, поселившийся в ней, опять дал знать о себе – зашевелился-защекотал в груди и в сердце осторожно-трепетно, поглаживая своими мягкими, но сильными листьями, будто одобряя: давай-давай, мол, не жалей слез, тебе это на пользу…
Плакала она еще долго. Кот не мешал ей. Лежал на своем диване, молчал, отвернувшись, будто забыл о ее присутствии. А когда слезы наконец иссякли, Ася поднялась со стула, подошла к нему и слегка тронула за плечо:
– Я пойду, ладно? Спасибо тебе за все… Спасибо… Прощай, Кот…
– Ага. Бывай, Анастасия. А захочешь поговорить – еще приходи. Иди, Коля тебе откроет…
В прихожей Ася сердечно простилась с добрым Колей и даже хотела погладить его по голове, да передумала. Отвернувшись, направилась к выходу из квартиры и вздрогнула от внезапно прозвучавшего резкого звонка в дверь. Коля быстро повернул ручку замка и, отворяя, вежливо отступил к Асе в прихожую, а порог торопливо перешагнула не кто иная, как… Пашкина Маргошка… Они так и оказались в узенькой прихожей лицом к лицу – высокая Марго и маленькая Ася – и, удивленные, застыли в одинаковых позах.
– А-а-а… Риточка, а ты что сюда… Зачем… Ты что здесь делаешь, Риточка?.. – с трудом справившись с изумлением, первой пролепетала Ася.
– Я? – ошеломленно переспросила Маргошка. – Я вообще-то к отцу своему пришла! Папа! Котик! Ты дома? – крикнула она звонко в комнату. И, повернувшись к Асе, помолчав, о чем-то соображая, настороженно и подозрительно спросила:
– А вы? Вы-то что здесь делаете, интересно?..
12
Как теперь жить дальше, Ася не знала. Не понимала она совершенно, что делать с одолевающим ее беспокойством, с выросшим так внезапно и до огромных размеров чувством вины перед детьми. Выходит, она плохая мать? Она никогда не понимала своих детей, подавляла их, подстраивая под свою жизнь, под свой родительский эгоизм? Как нехорошо это, господи… Как неприятно и страшно об этом думать… А может, все не так? Может, ерунда это все?
Но именно эта «ерунда» и не давала ей покоя. Очень хотелось поговорить с Пашкой, объяснить ему все, очень хотелось вернуть его домой. И чтобы все было как раньше, как в той, прежней, размеренно-удобной жизни. Пусть бы она была с чертями, с витаминами, с чем угодно – там же было так хорошо и понятно все… Хотя какой уж тут возврат к прежнему – теперь она и сама не сможет жить так, как раньше…
Вдобавок ко всему Асю замучили воспоминания. Без конца крутились и крутились в голове картинки из прошлого – запечатленные фрагменты, так сказать, ее материнского воспитания. Нехорошие такие фрагменты. Можно было даже их внимательно не рассматривать и в суть их не вникать – все равно лепились ко всем одинаковые ярлычки с названием «нельзя», «не сметь», «не трогать»… Прав, прав во всем оказался ее новый знакомый, Маргошкин отец, чего уж там. Так ее ошарашил, что до сих пор в себя прийти не может. Получается, и впрямь она за счет детей самоутверждается. Светку вон за волосы таскает, чуть что не так, а Пашка вообще из дому ушел… Эх, надо было с Маргошкой поговорить там, в прихожей, адрес их новый узнать. А Ася растерялась так, что выскочила из Колиной квартиры как ошпаренная, будто натворила что-то нехорошее…
