Елена Ронина - Территория чувств
– А я что? Тоже понять меня можно. Книжки ихние и не собираюсь читать. Я и русские-то не особо. Да и некогда мне. Зой, ну вот сама посуди. Через день у них на ГмбХ убираюсь, где Алексей служит. А через день у доктора одного. Ой, такой доктор! Давай свожу тебя, обследуемся!
– Зоя, – сдержанно произнес Алексей, – я бы не советовал.
– Да ладно, это я про своё время. Так вот, тряпкой-то намахаешься, а ещё и купить, и сготовить. Кстати, в хоре ещё пою. Да, в нашем, казачьем. Ой, я бы спела, но соседи здесь, знаешь, нервные. Чуть что, в полицию звонят.
– Это как это? – испугалась Зоя.
– Ну, ты понимаешь, здесь все ж за порядок и за тишину. И главное, ну ты приди и скажи: так и так, ваши песни для нас очень громкие. Нет! Они прямиком своим полицаям звонят, а они тут как тут. Нарушение порядка!
– Какой кошмар, Лёш, а мы тоже с Василием шёпотом особо не разговариваем. Валь, вот ведь хорошо, предупредила.
– А то!
Алексей вздыхал, нервничал, быстро засобирался домой. Зоя никак не могла понять, а зачем тогда они пошли в эти гости?
16
– А что, она очень приятная женщина, – начала вечером прощупывать почву Зоя. Удивительные у них всё-таки отношения с братом. С одной стороны, ближе никого нет, а с другой стороны, порой не знаешь, на какой кобыле подъехать. Вот зачем сегодня повел к этой Вале, видно же, что совершенно не его тип, не его уровень. Или здесь уже всё смешалось? Вот ведь жизнь. Да он бы дома на километр не подошел к такой Вале, а здесь гляди-ка ж – дружит. Вот ещё в чем прелесть эмиграции. Выбора-то, получается, нет. Выбирать приходится не из тысячи, а из десятка. Вот с ними и любуйся-милуйся.
Алексей сделал вид, что не расслышал, во всяком случае, даже головы не поднял от газеты. Ну, ты подумай, какой вредный. Вот мать их вредной не была никогда. Может, в молодости, кто её знает? Зоя помнила её всегда страшно замотанной, уставшей, бесцветной. Может, по молодости тоже свой характер показывала. Отец вредным не был, нет, он был очень добрым. Болен только был сильно, отсюда и пьянство. Доставалось и ей, и матери. А вот интересно, что Алёшке мать про отца рассказывала, будто тот был голубь мира. Сказка, которую сама для себя выдумала. Память, она всё плохое стирает, а желаемое, наоборот, выдает за действительность.
А Зое вредной быть жизнь не позволяла. Сначала за Лёшкой ухаживала, потом за матерью, потом за маленьким Сашей. И всем всегда должна, и всем угождать надо было. У всех, видите ли, характер. Хорошо Василий – мужик покладистый и справедливый, никогда без надобности свой норов не показывал. А ведь непросто ему было. Работали на одном заводе, и хоть Вася и был мастером и человеком, сильно уважаемым, а всё ж Зоя – главный бухгалтер, в руководстве завода. Такое положение дел любого мужика по самолюбию ударит. Зоя изо всех сил старалась этой социальной разницы не демонстрировать. Приходила, сразу же скидывала туфли, облачалась в домашний халат, поверх фартук с веселыми рюшечками – и к плите, и за готовку. Дома – она жена, она мама. Бывало, конечно, и прорывались её начальственные нотки, всё же двадцать лет главным бухгалтером проработать, это вам не шутки. Принимать финансовые решения за весь завод. Сколько народу шло к ней со своими бедами и чаяниями. Рассчитать, распланировать, перед директором отстоять, в главке за бюджет побороться.
Нет, Василий никогда не был вредным, никогда не вставал в позу, не проявлял характер. И если Зою вдруг заносило, тихо ей говорил:
– Остынь-ка, не на службе.
И всё, Зое было достаточно, она сразу же останавливалась в своих командирских замашках. Она смолоду никак не могла понять, за что её Вася выбрал. Видный, высокий, с чувством юмора. Почему приметил Зою, как выделил её из девичьего ряда?
Она никогда не была о себе высокого мнения. Высокая, чересчур худая, крупные черты лица, нос и рот слишком велики. Сейчас бы, может, и моделью была, а тогда вслед неслось: «Оглобля!» Вот только волосы роскошные, это да.
После родов Зоя слегка располнела и стала статной женщиной, на которую обращали внимание другие мужчины. Она распрямила плечи, слегка подняла подбородок, и всем стало ясно: а Зоя-то наша – королева. Что бы тому ни послужило причиной, Васина ли поддержка, высокий ли пост, который она занимала, или появившаяся возможность красиво одеваться, но Зоя поверила в себя. Но при этом никогда не забывала: красивую женщину из неё сделал муж. Без него, без его поддержки ничего бы не было.
А вот её Алешка один. Несправедливо это. Он, наконец, поднял голову от газеты.
– Зой, ну что ты придумываешь, ты же видишь, насколько мы разные. Ну, о чём мне с ней разговаривать?
– Так вот и я о том! Так зачем мы туда ходили?!
– Поесть.
– Да что я тебе, дома, что ли, не сготовила бы? Женщина же с намерениями!
– Да с какими намерениями?! Работаем вместе, она слышит, как я с тобой по телефону говорю, когда в нашей лаборатории убирается. Мы иногда кофе пьем в соседнем кафе. Просто потому, что оба говорим по-русски. Только потому. Ни по чему другому. Как-то она меня в гости приглашала на день рождения, как раз на плов, я, естественно, похвалил. Вот она тебя и пригласила. Понимает же, что я такое не приготовлю.
– А, – только и произнесла Зоя.
– А, бэ! А тебе всё что-то кажется.
– Так я боюсь, Вале тоже что-то кажется.
– Не волнуйся, ей не кажется, – остановил её Алексей.
– Ну, хорошо, не Валя. Но неужели за столько лет никто тебе так в сердце и не вошел, Леша. Ну, ты же мужик!
– Да, мужик. И для того, о чём ты думаешь, в сердце входить не обязательно.
Зоя аж поперхнулась, у них с братом никогда не было столь откровенных разговоров. Слёзы навернулись на глаза. Зачем он так? Она ж добра хочет, переживает, ну почему не поговорить. Всё только «фыр» да «фыр». Неужели заслужила? Алексей почувствовал, что перегнул палку. Он отбросил газету и подсел к сестре:
– Ну ладно, не обижайся. Всё не так просто. Ты же видишь, кто меня окружает. Конечно, хотел и думал, что ещё раз создам семью. Но как-то всё не срасталось. Сначала девчонок боялся обидеть, потом сам несколько раз обжегся. Да ладно, Зоя, какие ещё мои годы. Всё у меня ещё будет.
А сам про себя подумал: «Удивительное дело, но за эти восемнадцать лет всего одна женщина действительно тронула до глубины души». И вот её-то он упустил. Или всё-таки можно ещё что-то спасти?
17
– Ну ладно, Зайка, не обижайся. Что-то стал я старым мухомором. В Германии, знаешь, это называется мужским климаксом.
– О Господи!
– Вот тебе и «господи». Но так жизнь складывается. Ну, нет никого… – Алексей немного помолчал. – Думал, есть девочки, а их вот тоже нет. Не спорь, Зайка, зачем надеяться на то, чего нет. Ты сама всё видела. Может, только одна женщина за всё это время меня как-то зацепила. Можешь себе представить, познакомился с ней в самолете, летел из России в тот самый второй раз.
Алексей окунулся в воспоминания. Он летел из Иркутска, настроение было приподнятым, вроде удалось найти какие-то точки соприкосновения, и пойдёт новая работа. Не факт, конечно, но вдруг. Так хотелось поделиться радостью, что Алексей невольно стал присматриваться к своей соседке. Летели огромным «Боингом», места достались центральные, до Франкфурта полных четыре часа, почему, собственно, не познакомиться. Приятная женщина лет сорока, а может, и больше, кто сейчас разберёт. Хорошая фигура, аккуратная стрижка, на лице совсем немного косметики, чёрный свитер, чёрные брюки. А сейчас многие в чёрном ходят. Алексей с этим был не согласен. Но кто ж его спрашивает!
– Меня зовут Алексей. Нам в воздухе придется провести кучу времени. Вдруг вам что-нибудь понадобится? Так вот, обращайтесь.
Женщина рассеянно кивнула:
– Да, да, конечно. А я – Мила.
– Милая Мила, – Алексей улыбнулся.
– Вообще-то я Людмила, но я ненавижу и «Люда», и «Люся» – это не я, поэтому предпочитаю сразу называться именем, для меня приятным. Так легче. Правда? Сразу расставить всё по своим местам.
– Правда! – Алексею понравился такой развернутый ответ. То есть соседка тоже согласна со знакомством, могла же просто буркнуть что-нибудь в ответ, надеть очки и уткнуться в аэрофлотовский журнал. Нет, и очков не достала, и журнал открывать не собиралась. Видимо, ждала дальнейших вопросов со стороны Алексея.
– В командировку? – почему-то в женщине чувствовалась деятельная натура.
Вот почему-то сразу видны женщины неработающие и, наоборот, много и активно трудящиеся. А дальше тоже шла его собственная классификация. За годы, проведенные в эмиграции, при отсутствии родного языка и необходимости длительного молчания, Алексей научился разговаривать сам с собой, иначе с ума сойдёшь. Вот увидит человека и начинает рассуждать: кто он, какой. И получалось, что женщины, сидящие дома, делятся на «наседок» – это которые готовят, убирают, за детьми смотрят, «спортсменок» – это которые ни за чем не смотрят: ни за собой, ни за домом, ни за детьми. Якобы здоровьем занимаются. Утром встали, в зеркало не посмотрелись, не причесались, какие-то штаны на себя нацепили, которые зимой и летом – одним цветом или уже совсем без цвета, и побежали, и поскакали. Или с палками пошли, чего уж совсем не мог понять Алексей, любивший с детства беговые лыжи.
