Вадим Ярмолинец - Кроме пейзажа. Американские рассказы (сборник)
– Папа, послушай меня, – сказал Шурик. – Когда я уеду, вы оживете.
Старый знакомый – индеец с кожей цвета сигары, увидев его, печально закивал головой, показывая, что помнит, и, усадив за стол, снова бросил камни. Поглядев на них, он повторил диагноз: макумба, муйто макумба.
– Что же мне делать, папай? – спросил Шурик. – Она же меня доконает.
Индеец покачал головой:
– Ее макумбейро, видимо, из Бахии. Сильнее тамошних колдунов нет. Они знают знаешь кого?
– Кого?
– Они знают директора кладбища.
– Какого еще кладбища?
Индеец многозначительно закатил глаза и показал пальцем в потолок.
– Выше его никого нет. Но это неважно. Важно другое – ты знаешь, что она от тебя хочет? Твоя подруга, я имею в виду.
– Она хочет замуж.
– А ты?
– А я не знаю, нужно ли мне торопиться с этим делом…
– Тогда езжай в Бахию.
Не стану описывать в деталях дальнейшие странствия истерзанного Пастернака, его метания по сельским базарам южной провинции. Переходим сразу к моменту, когда он направляется к старцу, чье имя я даже не берусь воспроизвести. Сперва путешественник задыхается в раскаленном вагоне грязной электрички, затем истекает потом в забитом крестьянами и назойливыми мухами автобусе, плывет по сумрачным протокам Амазонки. Наконец нос лодки с шорохом выезжает на песок, и стоптанный ботинок швейцарской фирмы «Бали» ступает на дикий берег.
Стоя среди пронизанной солнцем зелени и оглушительного птичьего гама, Шурик наблюдал, как к нему неторопливо приближается группа темнокожих детей с надутыми животами и глазами, в которых читается надежда на подарки, – конфеты или жевательную резинку. У него не было подарков. У него были последние две с половиной тысячи реалов, зашитые отдельными пачками в плечах пиджака и в поясе брюк.
Сухой как щепа старик дремал в гамаке, свесив к земле увитые взбухшими венами ноги. Не открывая глаз, он приветствовал гостя стократно слышанным: «Муйто макумба. Муйто».
– Так что мы будем делать, папай? – спросил визитер, нервно закуривая.
Колдун вздохнул и стал неторопливо рассказывать, что нужно позвать танцоров из соседней деревни и каждому пошить новый костюм. Потому что, если наденешь старый, боги воспримут это как неуважение и рассердятся еще больше. Много жертв надо, много крови. Хороший подарок надо.
– Та женщина, – продолжал колдун, – она не успокоится. Она снова сделает макумбу. Поэтому нам надо сразу дать столько, чтобы ее подарки были меньше. Тогда боги рассердятся на нее.
– Ну и во что это выльется, папай?
– Деньги теперь ничего не стоят, – начал тот издалека. – Инфляция страшная. Все, что в банке на счету лежало, президент, будь он проклят, украл за день. А у меня два сына и дочь. И все колдунами быть не могут. Это же дар, ты знаешь?
Макумбейро на всякий случай бросил взгляд на Шурика, и тот кивнул:
– Кто спорит!
– Одного я на врача выучил, – продолжал старик, загибая пальцы. – Второй – адвокат. Дочь за американца вышла. И все – деньги. А танцоров надо человек двадцать. И каждому надо дать за вечер реалов двадцать пять. Чтобы танцевали с чувством, а не валяли дурака. Хороший костюм – это еще реалов двести – двести пятьдесят. Теперь множим на двадцать… Короче говоря, меньше чем за пять тысяч даже не стоит браться. Ну и подарок. Что это у тебя за часы?
– «Ролекс».
– Золотой?
Вопрос заставил Шурика расхохотаться. Совершенно неожиданно он увидел в этом дремучем старике самого себя. Роль лоха, соответственно, выпадала ему.
– Напрасно смеешься, – сказал колдун. – Не послушаешь меня, она в конце концов тебя окрутит. Знаешь, кому она дала взятку?
– Директору кладбища, – со знанием дела ответил Шурик.
– Правильно! А мы должны дать взятку любовнице директора кладбища. Она одна имеет на него влияние. Как она скажет, так и будет. Женщины такие: если они себе что-то втемяшат в голову, они своего добьются. Поэтому умные мужчины, а директор кладбища – умный мужчина, им уступают. Ты меня понял?
Шурик достал новую сигарету и зажег ее. Он сделал затяжку, но не торопился с ответом, и колдун увидел, что что-то в госте переменилось. Его словно оставила та забота, с которой он появился десять минут назад, лицо посветлело.
– Папай, знаешь, что я вдруг подумал? – спросил он, улыбаясь.
– Что?
– Что эта Сандра Майбида была не самой худшей из моих подруг. Я даже заскучал по ней. Честно. Чем сидеть сейчас в этих дебрях и прикидывать, где взять пять тысяч реалов, я мог бы лежать с ней возле бассейна и пить джин с тоником.
– Я же тебе сразу сказал, что она возьмет тебя, – вздохнул колдун. – Теперь ты видишь, что я не какой-нибудь аферист? Давай пятьсот реалов и езжай к ней.
– Двести.
– Давай, – махнул рукой колдун.
Шурик достал из пояса деньги, отсчитал перед лицом у старика четыре купюры по пятьдесят реалов и, привычно сломав половину, протянул ему остаток.
– Эй, лодочник! – крикнул он, направляясь к берегу. – Поехали назад, меня ждут.
1997
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ЖИЗНИ
Мой любимый рассказ у Дая (это, естественно, псевдоним) о том, как всякий раз, когда он хотел изменить жене, с ним происходило что-то непредвиденное, препятствовавшее измене. Среди дюжины описанных им случаев нет особенно эффектных или анекдотических. Рассказывая о неспособности своего любвеобильного персонажа уклониться от неизбежности очередного провала, Дай, казалось, не стремился развеселить читателя. Он просто документировал события жизни, чтобы продлить память о них. Литература была для него своего рода морской раковиной, прикладываясь к которой, он слушал приятный ему звук. Правильно, это – цитата из Кундеры.
Из списка непредвиденных случаев я выберу три, почему – вы узнаете позже.
Один раз, выходя из автобуса, он поскользнулся на мокром тротуаре и подвернул ногу. Из-за этого он не смог пойти в спортивный клуб. Вечером того же дня к клубу подъехала синяя «Хонда-Аккорд», за рулем которой сидела молодая женщина по имени Лена. У нее были прекрасные черные волосы, замечательные карие глаза, чувственные губы и удивительной красоты руки. В нее можно было влюбиться за одни эти руки. В его случае именно так и произошло. Он встретился с ней в офисе у своего дантиста, где она работала медсестрой. В свои 33 года она еще не сомневалась, что найдет приятного ей спутника жизни, но тревожная мысль о том, что поиск немного затягивается, стала время от времени наведываться к ней. Она приехала специально, чтобы задать Даю прямой вопрос: каким он видит развитие их отношений? Она могла задать этот вопрос и по телефону, но подумала, что при личной встрече ее внешность поможет ему принять единственно правильное решение. Добрых два часа она просидела в машине, слушая Сесарию Эвору и представляя, как он выйдет на улицу – подтянутый, со спортивной сумкой через плечо – и она просигналит ему. А он лежал дома на диване перед телевизором. Рядом стояли бутылка каберне и тарелка с сыром, виноградом и сухофруктами, которую ему соорудила не очень любимая в тот момент, но все равно очень заботливая жена Ольга.
Видя, как он мается, невпопад отвечает на ее вопросы и очень нервно реагирует на телефонные звонки, Ольга, как говорится, вычислила его. Измотанный двойной жизнью, он сдался без боя. Она тогда предложила ему сделать выбор и не обманывать ни себя, ни ее. Он попал в тупик: Лена была младше его на тринадцать лет. Он легко представлял себя самого лет через десять, уже сильно сдавшего, с потекшими щеками, плешеватого, и ее – все еще очень привлекательную полногрудую брюнетку. Это был бы, что называется, неравный брак. Поэтому он хотел, чтобы последнее слово осталось за ней.
В тот вечер, когда жена поставила ему ультиматум, бушевала гроза. Дождь хлестал как из ведра. Молния то и дело с оглушительным грохотом раскалывала небо на мелкие куски. Порывы ветра повалили много деревьев и оборвали линии электропередач на огромном пространстве Восточного побережья, от Бостона до Норфолка. Гроза выглядела достойной декорацией к семейной драме. Ольга подала ему телефон и вышла из комнаты. Но из-за непогоды его попытка связаться с Леной оказалась неудачной. Она жила в Коннектикуте, он – в Бруклине. Мобильная связь не работала. Поскольку Ольга ждала ответа, ему ничего не оставалось, как проститься с Леной, оставив запись на ее автоответчике.
Года через два после этой истории Дай попал в автомобильную аварию из-за другой своей пассии – ресторанной певицы Светы. Светика. Та только что отпела свое и вышла на улицу. Было около полуночи. Он ждал ее у ресторана не один. Он знал, что у нее есть другие ухажеры, но ему это было абсолютно безразлично. Он просто хотел ее, очень молодую и невероятно сексуальную, как голодный хочет мяса. Увидев сразу двух кавалеров, Светик мудро решила не отдавать предпочтения ни одному из них, что позволяло сохранить обоих. Изобразив высшую степень раздражения, 25-летняя бестия решительно направилась в сторону желтой вывески кар-сервиса. Стук каблуков, разлетающиеся полы черного платья, развевающиеся на ночном ветерке соломенные волосы заставили его сердце сжаться от боли. Нет, не Светик, а сама жизнь уходила от него! Дай завел мотор и медленно поехал за ней. Соперник двинулся следом в своей машине, ожидая, чем кончится их диалог. Диалог был таким: «Света, остановись, сядь ко мне, мы должны поговорить!» Она: «Да идите вы оба к черту!» Кончилось тем, что он проехал на красный сигнал светофора и врезался в машину, пересекавшую перекресток. С места происшествия его увезла «скорая», а Светика увез домой тот, другой.
