Александр Интелл - Пиксельный
Будь я местным, наверняка бы испытал нескончаемое чувство уюта и защищенности. Дома, сотворившие внутри себя дворик – родные защитники.
Но сейчас я чувствую совершенно иное. Я чужак. Высокие грозные здания смотрят с недоверием. Им безразличны мои горести и страданиям. А ведь всего-то три этажа!
Я прохожу третий двор квартала чужих зданий и замечаю небольшую пристройку в одном из них. Заасфальтированная дорожка ведет к внушительной железной двери с вывеской над ней. На вывеске, под светом слабой лампочки, крупными буквами написано «МЕЧТА». Я порываюсь мотыльком на свет, но боль в ноге заставляет плестись подобно раненой собаке.
Достигнув асфальтного крыльца, еще раз читаю вывеску: «МЕЧТА». Все верно. Правая рука ложится на узорчатую металлическую ручку, и я тяну на себя.
Всего лишь магазинчик. Застекленные витрины и стеллажи набиты всякой ерундой: чипсы, кириешки, шоколадные батончики, сушеные кальмары, жвачка, сок в малых количествах, алкоголь в больших количествах, огромный выбор лапши быстрого приготовления.
Я не двигался с места и смотрел на все это, не понимая, что делать. Но стало неудобно перед продавщицей, и я купил коньяк в небольшой бутылке, пачку чипсов, сигареты и шоколадный батончик. Потом вышел и заплакал, уже во второй раз за сегодняшний день. Держать в руках все вещи было неудобно, я медленно опустился на корточки, прислонился к железной двери и продолжал тихо скулить, со стороны, наверняка похожий на эмо.
Из-за угла вышли люди, стало неудобно и перед ними: я быстро поднялся, разложил купленное по карманам пальто, словно только украл, и направился к ближайшей остановке.
По дороге я вспомнил, что не купил спичек или зажигалки, и теперь обречен подкуривать у прохожих.
Я достаю пачку из наружного кармана, распечатываю ее, и вынимаю сигарету. Последний раз я пробовал курить лет в восемнадцать, но как оказалось, зависимости не возникло, и сигареты постепенно вышли из обихода. Сейчас же я как дурень шагаю к остановке с неприкуренной сигаретой, и снова пытаюсь привыкнуть к этому идиотскому ощущению, когда у тебя во рту свернутая бумажка с непонятным содержанием.
На остановке я прошу подкурить у первого встречного. Вот такая картинка: стою, жду нужную маршрутку, пытаюсь переставлять ноги от холода, курю. И мне это не нравится. От втягиваемого дыма тошнит, а горло и легкие так жжет, что хочется закашлять. Я выбрасываю сигарету в урну и хочу отдать оставшиеся парню, который дал прикурить. Но побоявшись выглядеть идиотом, в урну следом летит и пачка.
Завидев номер 23, машу рукой, и маршрутка отзывается правым поворотником, начиная сбавлять ход. Машина останавливается неаккуратно, вдалеке от меня, что с учетом больной ноги, выливается для меня в дополнительное испытание. Заходя в машину, я слышу бурчание от водилы: «Молодые, а ходят как старики!». Азартно и живо дискутировать нет сил.
В маршрутке я встречаю довольно противного типа. Он по несчастью соседствует напротив, талантливо развалившись на два места. Лицо его скривилось, выражая полное отвращение, когда я неловко присел. Сперва он бросил пренебрежительный взгляд на мой верх, а после – с презрением осмотрел больную ногу. Личное пространство пацана нарушено! Господин восседает, расставив ноги широко, по-царски. Лицо, ну как бы это сказать помягче – бандитская рожа. Такой пацанчик из того самого бумера: славянский тип, короткая стрижка, щеки будто набитые дробленкой, глаза, выражающие ненависть пяти демонов ада.
Я сосредотачиваюсь на окне. Мое самое любимое занятие в маршрутке – смотреть в окно, чтобы не видеть чужие лица, вроде этого бумера. Впрочем, так поступают многие.
Грязная дорога – образцовое место на земле. Можно увидеть всю убогость построенного нами мира, всю силу бесцветия. Хотели комфорта, чистоты и скорости, а получили тесную, грязную маршрутку в пробке. И шансон, и шансон…
Домой не хочется, я выхожу на две остановки раньше, в надежде прогуляться по парку, что по близости, и распить бутылку коньяка, удобно устроившуюся в кармане.
От остановки до парка буквально пара минут пешком; я не успеваю заметить, как из тесной маршрутки с рвотным бумером и хамским водилой, оказываюсь в тихом, безлюдном месте, окруженным качающимися деревьями, подобно струнам, на которых играет ветер. Они конечно не поют, как в LocoRoco или PATAPON, но песню я непременно чувствую. Звуки от шелеста листочков, которые вот-вот опадут, пускают еле уловимую мелодию. Нужно только прислушаться. А бывает, деревья поют дуэтами: веточки соприкасаются друг с другом, и получается очень редкая, но яркая нота. Нужно только прислушаться. Ведь это не концерт, деревья делают это не на показ и не за деньги. Они такие, какие есть.
Я нахожу самую чистую лавочку, удобно усаживаюсь, достаю из правого кармана бутылку коньяка, отвинчиваю крышечку и вкусно отпиваю обжигающей жидкости.
Чем вы живете, люди?
MP3, Hi-Fi, Blu-ray, Next-Gen, GPS, HD… Все это потеряло ценность для меня. Что бы там ни было. Исчезло, растворилось, утекло и больше ничего не значит. Больше этим не живу. Мне вообще больше нечем жить. Нечем и незачем. Но все равно живу. Поэтому что трус. И все исчезло. Все. Ничего не помню, ничего не знаю. И себя не помню, себя не знаю. Пропал, стерт, погиб. Но почему-то все еще жив. Интересно? Нет, не интересно. Просто грустно. Ничего нет, ничего не было, ничего не будет. И только мысли остались. Они не могут дать мне ответ на будущее, на прошлое и даже на настоящее. Я не могу сделать вывод, не могу подытожить, не могу проанализировать, не могу заключить. И только мысли остались…
Ночь. Сижу на скамейке в парке, бутылка в руке. Полный бред, а не жизнь.
Вдруг ветер успокаивается, точно бы потеряв тревогу, и песен деревьев как не бывало. Я встаю со скамейки и ухожу прочь. Я добиваю бутылку коньяка и кидаю куда-то в сторону. Слышно, как от удара стекло разлетается на мелкие кусочки. Настолько громко, что, кажется, я всполошил все в парке. Ощущаю себя настоящим пьяным быдлом. Мне делается стыдно за разбитую бутылку. А может, я и есть, пьяное быдло.
Шагаю по тротуару вдоль улицы, слушаю тишину и дышу свежим воздухом. Он конечно не так свеж, но в это время – самое то. Очень не хватает ветра, который вдруг пропал. Хочется снова слушать шелест листьев и вкушать осеннюю прохладу, что пригоняет ветер. Нет, все-таки без ветра плохо, его не хватает. Я люблю ветер. Очень люблю. Ветер – движение. Движение жизни. Ветер приносит. Посланник эдакий. В этом нет системы. Нельзя рассчитать: что, когда и куда он с собой принесет. И это прекрасно. Движение жизни без рамок. Вспоминается слоган «Движение без границ». Может быть, автор слогана имел ввиду именно это? Очень маловероятно. Но хочется в это верить.
Тем временем, я в центре города. Машины, огни, шум, люди – все, что мне не по нутру.
По дороге встречаю ворох проституток, алкашей и наркоманов. Серьезно. Либо мне кажется, потому что я очень пьян, либо они действительно проститутки, алкаши и наркоманы. Я больше склонен к первому варианту, но не исключаю второго.
Чтобы спрятаться от шума, я иду через дворы. Ко всему прочему, так можно срезать путь к дому. Места знакомые, каждый дом выглядит броско – мелочи на теле зданий мне прекрасно помнятся. Каждое крыльцо у подъезда, цвет краски на дверях, окна в квартирах, балконы. Все знакомо. От этого на душе спокойнее.
– Стоять! – что-то твердое и холодное утыкается в затылок. – одно движение и ты труп.
До меня медленно доходит, что к затылку приставлен ствол. Но поворачиваться и выяснят, не хочется.
Я слышу, как в следующую секунду подлетает второй и принимается ощупывать и лазить по карманам.
За пару мгновений я лишился всех денег. Мой сникерс и чипсы теперь валяются на земле, а телефон в руках того ублюдка, который приставил оружие. Видимо, он сомневается его брать – дисплей оказался испорчен.
– Симку, пожалуйста, оставьте… – робко прошу я.
– На – бандит сует мне что-то в левый карман – возьми весь.
– Я не вру. Он действительно ничего не стоит. – ровно говорю я.
– Заткнись! – бандит сильно надавил дулом, отчего я пошатнулся.
Проходит еще пара секунд пока они возятся, и следует удар по голове и пронзающая боль.
Пока я пытаюсь прийти в себя и морщусь от боли, ощупываю зудящий затылок, где-то сзади слышится топот убегающих бандитов. Обернувшись, я вижу удаляющиеся спины. Я поднимаю сникерс, пакет чипсов и иду домой.
* * *
Дома легче не стало. Паршивая боль в теле не дает покоя. Болит все. Но главное – болит голова. Я долго пытаюсь понять, в каком месте у меня синяки, но бросаю это дело и решаю, что вся голова представляет один большой, ноющий синяк. Меня тошнит от алкоголя и головной боли.
Вскоре становится так плохо, что я отчаянно хочу в больницу, под наркоз – заснуть и потерять чувство реальности. Еще болит сердце. За нее, за себя, за Лену, за весь этот мир и его обитателей.
