Захар Прилепин - Грех (сборник)
– Светку? Она побежала через другой вход. За ней этот придурок гонится. Сюда пришёл, стучался.
– Откуда ты знаешь, что она Светка?
– Мы учились вместе. Она сегодня пришла посмотреть, как я танцую. Вы сделайте что-нибудь, вы чего, он больной совсем. Орал там…
Не ответив, я закрыл дверь. Спустился другой лестницей, никого не встретил, вернулся в фойе.
– Не видел их? – спросил у Сёмы.
Он не видел. Но они снова сами явились: девушка, Светка эта, уже вся на истерике, с растрепавшимися волосами, и тип за ней, дрожит злобно тугими щёками, наглый, тупой, упрямый.
– Со мной поедешь, и я тебя сегодня трахну… – он потянул её за плечо, поймав у двери на улицу.
– Достал ты уже, – сказал я.
– Кто тебя достал? – тип смотрел на меня, щеря зубы.
– Ты меня достал.
Я спрыгнул с табуретки, и тут вышел Дизель – сразу шумный во всяком своём движении, немного подвыпивший, улыбающийся, – может, он что-то уже разузнал, может, по нашему виду понял, что сейчас будет драка, но среагировал мгновенно.
– Ты чего творишь тут? – без злобы, но громко, с отцовским таким гонором набросился он на своего белёсого братка. Развернул его к себе спиной и сильным ударом двух ладоней в плечи выбил из фойе на улицу.
– Извините, пацаны, дурит… Работайте, не переживайте… – улыбаясь, сказал нам Дизель.
Они сразу же уехали.
Светка вновь вернулась в клуб, немного, с минуту, побыла там, и вскоре Вадик с трогательным видом вышел её проводить.
Я покачал головой, думая и о Вадике, и о Светке, и об этом… мерзком…
– В следующий раз надо его сразу вырубать, – сказал я Сёме.
Сёма кивнул. Он согласен.
Я разнервничался немного, что скрывать.
А Сёма – нет. Или уже успокоился.
– Захар, я не понимаю, откуда у них такие машины? – спрашивал он меня в который раз.
Подъехала иномарка, в салоне – двое почти подростков, но преисполненных собственного недешёвого достоинства. Они, конечно же, раскрыли двери, включили магнитолу настолько громко, чтобы перешуметь музыкальный гам в клубе. Позвали каких-то знакомых девушек, случившихся неподалёку, – и девушки тихо подошли, замирая от самого вида авто. Подростки курили, хохотали, закидывая головы, открывая белые шеи, которые Сёма сломал бы двумя пальцами, и снова курили, и снова хохотали – при этом сами не выходили из авто, сидели на роскошных креслах развалившись, то вытягивая худые ноги на улицу, то закидывая их чуть ли не на руль.
– Пойдём поближе посмотрим? – позвал меня Сёма. – Отличная тачка.
Мы вышли на улицу. Молоток сразу спустился к авто и стоял возле него с таким видом, словно думал: отобрать сейчас или не стоит пока.
Сёма вообще трепетно относится к машинам. У него красивая, тонкая, с большой грудью жена, которую он иногда несильно бьёт, потому что она не хочет готовить. Жена обижается, уходит к маме, потом возвращается, потому что Молоток, в сущности, добрый малый и очень её любит.
Но мечтает, говорю, только о машине.
Я стоял на приступочках клуба, вдыхая сыроватый ночной воздух и успокаиваясь, успокаиваясь.
«Плевать мне на них на всех, плевать, – думал я уже с бьющимся ровно сердцем. – Мне отработать сегодняшний день, и всё. А завтра будет новый день, но это только завтра… Плевать, да. Как же мне плевать на них…»
Дома у меня – маленький сын и ласковая жена. Они сейчас спят. Жена хранит пустое, моё, место на нашей кровати и порой гладит ладонью там, где должен лежать я.
Сын просыпается два или три раза за ночь и просит кефира. Ему ещё нет двух лет. Жена даёт ему бутылочку, и он засыпает, причмокивая.
Сын мой всегда такой вид имеет, словно сидит на бережку, ногой качая, и смотрит на быструю водичку.
У него льняная голова, издающая мягкий свет. Я отчего-то называю его «Берёзовая брунька». Ему это имя очень подходит.
Улыбаясь своим мыслям, я спустился к Сёме.
Авто определённо ему нравилось. А молодые люди в этом авто – нет.
Он будто жевал иногда свою кривую улыбку, обходя машину. Девушки уже косились на Сёму, а молодые люди стали много плевать длинной слюной.
– Чушки, да? – наконец сказал громко Сёма, он стоял с другой стороны машины, возле багажника.
Я поднял удивлённые глаза.
– Чушки – взяли денег у папы с мамой и понтуются, – пояснил Сёма.
Я поперхнулся от смеха.
Молоток прошёл мимо курившего, нога на ногу, водителя и враз притихших девушек, испуганно сдавших назад при виде хмурого охранника.
Внезапно Молоток остановился и вернулся к раскрытой двери авто.
– Да? – громко, как к глухому обращаясь, спросил он сидящего за рулем. Молоток даже наклонил свою здоровую башку, будто всерьёз желая услышать ответ.
– Чего? – переспросил пацан, инстинктивно отстраняя голову.
– Ничего, – ответил Молоток тем тоном, каким посылают к чёрту, и толкнул дверь машины. Она ударила несильно по ногам пацана.
Из клуба, раскрыв пасть то ли ветру, то ли отсутствующему дождичку, вышел тот самый, что спрашивал, где у нас штык.
– А мы в Афгане так не ходили… – сказал он с пьяной иронией, оглядывая нас с Молотком, возвращающихся в фойе.
«Созрел, так я и думал…»
– Чего он сказал, я не понял? – спросил Молоток, когда мы уселись на свои табуретки.
Я пожал плечами. Я тоже не понял. И он сам не понял, что сказал. Но ему же надо пасть свою, дозалитую водкой, раскрыть – он раскрыл.
Ему явно не терпелось сказать что-нибудь ещё. Торопясь, затягиваясь по нескольку раз подряд, он выкурил половину сигареты и вернулся к нам, запутавшись чуть не на полминуты, в какую сторону открыть дверь. Вошёл в фойе, стоял, покачиваясь и улыбаясь, рот у него не закрывался, виднелись прокуренные, но крепкие ещё зубы. Отстегнул зачем-то борсетку с пояса, держал её в руке.
Входившие с улицы сторонились его.
– Чего встал посередь дороги, как сорняк? – поинтересовался я.
– Мешаю? – переспросил он ехидно.
Я не ответил.
Он подошёл к нашей стойке, положил борсетку.
Долго искал в карманах, видимо, сигареты.
Выложил на стойку какие-то бумажки, медную мелочь.
Нашёл наконец пачку с обломавшимися сигаретами, всю в табаке.
– Посмотри за борсеткой, – сказал мне, щуря пьяный, смешливый взгляд. – Я ещё покурю.
– Убери, – попросил я просто.
– Да ладно, – сказал он и повернулся к выходу.
Я легко ударил по борсетке, и она отлетела в угол фойе к мусорному ведру.
– Вот ты какой, – протянул он, повернувшись. – У нас в Афгане…
– Грибы с глазами. Я же тебе сказал: убери.
Он стоял с минуту, снова раскачиваясь на каблуках. Потом всё-таки поднял с пола своё имущество. Разглядывал его ещё с минуту.
Подошёл ко мне и неожиданно обхватил правой рукой, то ли приобнимая, то ли придушивая, за шею.
– Вот ты какой… ты какой… – приговаривал сипло и зло.
Молоток посмотрел на меня, чертыхнувшись, но по моему лицу понял, что всё в порядке.
Не очень торопясь, правой рукой нашёл большой палец охватившей меня жилистой, крепкой лапы и резко оттянул его, одновременно ударив мужика локтем левой в грудь.
Хэкнув, мужик выпустил меня. Я схватил его за грудки:
– Ты что, придурь афганская? Не танцуется тебе? А? Чего тебе не пляшется, шурави? Скучно? – тряс я его. – Вали тогда отсюда!
Вытолкнул его на улицу, чуть не рыча от раздражения. Не сдержался, вылетел следом за ним и столкнул с каменных приступок клуба.
Сёма тоже вышел на улицу. Смотрел на меня, ласково улыбаясь.
– Разозлился? – спросил, глядя, как «афганец», отойдя недалеко, снова занялся поиском сигарет. – Разозлился, Захар? – ещё раз спросил Сёма, но так, что можно было не отвечать – и не обидеть этим. Я и не отвечал. Просто потому, что сразу отвлёкся.
Что-то нехорошее назревало на стоянке авто.
Московские ребята, которых я встретил на дороге, припарковали свой могучий джип так, что он мешал выехать другому джипу, попроще. Но в этом, попроще, джипе сидели те самые пятеро породистых – «серьёзные люди» мы их с Молотком называем.
И вот они уже минуты три не могли выехать. Это очень долго для серьёзных людей – три минуты. Поначалу они сигналили – я, ещё когда общался с «афганцем», слышал сигналы, – и никто не выходил к ним.
Сейчас двое из «серьёзных людей» вылезли из своей машины, и один из них не без интереса пинал чёрный джип московских гостей по колесу. Срабатывала сигнализация, десять секунд верещала, потом обрывалась, и он снова пинал по колесу, каждый раз всё злее.
«Наверное, надо пойти позвать этих… чертей столичных…» – подумал я, но не пошёл, решил постоять, покурить, посмотреть: невозможно оторваться от вида раздражённых и очень сильных людей.
– Сейчас что-то случится, – сказал Молоток весело. Даже у него появилось предчувствие, хотя обычно его интуиция дремлет.
Я мелко кивал головой, словно в такт музыке: случится, случится, случится.
