Наринэ Абгарян - Двойная радуга (сборник)
Все это нам поведал серо-белый Георгий, придя за вещами. «Ничего-ничего, – сказал он напоследок дрожащим голосом. – Вот теперь все будет хорошо. Я это чувствую. Я верю. Очнется Тонечка, поправится. Я ее к травнику хорошему отвезу. И все будет в порядке».
Больше Георгий к нам не возвращался. А на кровати Антонины поменяли белье и поселили туда новую больную.
* * *Наконец-то. У меня в руках долгожданная Главная Бумажка с окончательным приговором.
«Следы… фрагменты… реактивные изменения… имеются комплексы клеток, идентифицировать которые не представляется возможным. Убедительных данных за наличие злокачественного опухолевого процесса не выявлено, однако 100 % отрицать вероятность дальнейшего развития опухоли нельзя».
Далее приписка: «Возможна попытка иммуноцитохимического исследования».
Проще говоря, не сделать ли еще пункцию мозга?
Не могу, используя общепринятые штампы, сказать, что «у меня внутри все заледенело», «я почувствовала себя опустошенной», «стали путаться мысли», «закатились глаза», «опустились руки», и проч. Нет. Мне стало уныло-уныло. Как внутри пыльного мешка.
Зажав в руке бумажку с надписью «микроскопическое исследование», я вышла в коридор. Десять кругов быстрым шагом. Пока больно не застучало в голове. Пока серая унылость не пропала.
Отдышавшись, я отправилась в ординаторскую к палатному доктору. Химиотерапия желательна, конечно, но не обязательна. И я отказалась.
– Ну и хорошо, – сказал юный доктор. – Я думаю, что все будет в порядке. Пойдемте на перевязку.
На перевязку я всегда иду с готовностью. Как приятно хотя бы несколько минут покрутить разбинтованной головой и почесать в затылке. Правда, в этот день я как-то вяло покрутила и без особого удовольствия почесала.
Боже, Боже! Как Ты велик и добр! Ты спас меня. Ты избавил меня (хотя бы и на ближайшее время) от тошноты, язв, облысения, болей и чудовищной слабости. Не понимаю только – за что? Хотя… что толку ломать свою поврежденную голову над Божьими планами? Ну вот и не буду ломать. Она у меня и так уже сломана. Ха-ха.
Я готовилась к приговору, но оказалось, что болезнь, которой боятся все, отодвинулась куда-то вне. Превратилась в отбежавшего шакала, в гиену. И будет теперь пожизненно следовать за мной, изредка напоминая о своем гнусном облике. Напоминая о том, что рак – он здесь. Не со мной. Но неподалеку.
Я ложусь на постель. Место справа пусто – там недавно лежала Карманова.
Слева оживляется Анна Иванна 72-х лет, провожая взглядом моего мужа, уходящего в курилку:
– Это к тебе черт приходил?
– Анна Иванна, не беспокойтесь, это мой муж.
– Да это же черт!
Ну-у начинается… Сиделка Алина наклоняется к своей подопечной:
– Что вы, бабулечка! Анна Иванна, может, чайку хотите?
– А что это за бабочки черные летают?
Алина просит сиделку Галю приглядеть несколько минут за Анной Иванной, а сама идет сообщить врачу, что у бабки очередной заскок.
Перед сном я захожу к медсестре:
– Та-а-ань, у нас опять бабушка сбрендила. Дай феназепаму двойную дозу.
– А у тебя голова болит?
– У меня душа болит.
– Лен! Я серьезно спрашиваю!
– А я тебе серьезно отвечаю – сегодня ночью вся палата, наверное, спать не сможет.
– Бери, конечно. Я попозже к вам загляну.
Тане даже идти за таблетками не надо – просят многие, не набегаешься. Поэтому блистер с лекарством у нее в нагрудном карманчике. Мне в снотворном она никогда не отказывает. И уколы ставит не больно. Хотя мне на любую боль уже как-то наплевать. Кроме головной, конечно.
Анна Иванна
Анна Иванна 72-х лет – пожилая женщина с вредным характером. Ее навещает сын, красавец мужчина, который пытается записать на диктофон историю нападения на маму. Для суда.
В течение всего летнего периода строился сосед Анны Иванны по даче, чем жутко ее раздражал. «Откуда у него лишняя земля под постройку? Купи-и-ил? Врет! Украл! Прирезал! Самозахват! Я буду жаловаться!»
Видимо, пожилой возраст Анны Иванны – не помеха активным действиям. Бабушка начала строчить жалобы-доносы в разнообразные инстанции. Из разнообразных инстанций к соседу начали наведываться проверяющие, комиссии и ответственные сельхозчиновники. Сосед ругался через забор, бабушка потирала руки, предвкушая скорое торжество справедливости.
В один прекрасный тихий вечер Анна Иванна прогуливалась с подружкой, попутно выглядывая – не начал ли еще кто-нибудь в родном садовом товариществе несанкционированную стройку, раскопку неучтенных грядок или высадку дополнительных кустов смородины на общей территории.
На беду, двум седовласым подружкам встретился тот самый подвыпивший сосед в компании с не менее подвыпившим прорабом. Скандал на дороге был неминуем. Но пьяный сосед долго лаяться не стал – он толкнул вредную бабку. Анна Иванна свалилась в кювет и ударилась головой не то о пенек, не то о камень, от чего у нее случилось кровоизлияние в мозг.
В результате наказанными оказались обе стороны. Бабушка приобрела стойкое расстройство здоровья, а агрессивный сосед приобрел повестку в суд со всеми вытекающими последствиями.
В отделении Анна Иванна получает лекарственную терапию, которая ей не слишком помогает. Но врачи не торопятся пилить ей череп – показанием для операции является превышение внутримозговой гематомой объема в 30 куб. см. У бабушки как раз 30 куб. см. Пограничная цифра и пожилой возраст отдаляют нейрохирургическую развязку. В результате бабушка жива, но чудит едва ли не через ночь.
* * *Наконец-то мне снимают повязку и швы. Какая радость! Если бы могла – попрыгала бы. Но – не могу, поэтому только осторожно кручу головой, ощущая прохладный воздух.
На выходе из перевязочной сталкиваюсь с Дачницей. Она уже на ногах – расхаживается. Надо же, как быстро! Оказывается, операция у Нины была малоинвазивная. То есть череп ей не вскрывали. Прокрутили дырочку, вставили катетер, через который хитрым способом высосали гематому. В общем, такая нейроэндоскопия. Но голову, смотрю, ей тоже налысо побрили. Ой, смешная какая. Да я, наверное, не лучше.
Пойду, полюбуюсь.
Добравшись до своей палаты, припадаю к большому зеркалу. Ежик на голове – 3 мм, не больше. Швы, конечно, не косметические, но, придираться не буду – достаточно аккуратные. Когда-нибудь прическа скроет это место встречи жизни и смерти.
Забравшись в кровать, слушаю телефонные причитания подруги Ирки:
– Ой, кошма-а-а-ар! Как же ты будешь ходи-и-ить с такой головой! Ой, у-у-ужас! Все время в шапке или в платке! Ой, с ума сойти-и-и!
– Ир, ты что? Какой кошмар? Некоторые медиаперсоны всю жизнь с ежиком на голове ходят. А я выкрашусь в красный цвет. И буду креативная. Э-э-э-э-э… Стильная! На время. А потом придется с прежней прической ходить – как и всегда ходила. Ведь отрастут же эти волосы когда-нибудь.
Поахав и попричитав еще немного, Ирка отключилась.
– Мне кажется, вам очень пойдет прическа «красный ежик», – раздался мужской голос. Это сын Анны Иванны решил сделать мне комплимент, услышав телефонный разговор.
Я разулыбалась. Как говорится, мерси за комплиман, спасибо, очень приятно.
Геннадий Сергеевич, как настоящий джентльмен, поддерживал приятную беседу, пока не пришла сиделка Алина из курилки.
На самом деле мой внешний вид не сильно меня расстроил. И даже совсем не расстроил. Развлекаясь беседой, я в очередной раз подумала: «Какая, в сущности, чепуха – есть волосы, нет волос… У меня могло бы не быть ни волос, ни бровей, ни ресниц, кожа головы была бы в язвах, как у Семеныча из 406-й палаты. Да и вообще… я избежала смерти и химиотерапии – что мне теперь шрамы и временное отсутствие волос! Чепуха».
Рита
В палате одна спинальная больная – Рита. Молодая красивая женщина, у которой не действуют ноги. Она лежит без движения ниже пояса три месяца – июль, август, сентябрь.
Вообще-то Рита – неудавшаяся самоубийца, но считается, что об этом никто не догадывается. О трагедии упоминается только однажды – вскользь, расплывчато, неопределенно… «Оступилась… упала… так получилось…»
«Оступилась» она с высоты пятиэтажного дома. Была ли это на самом деле крыша дома, или она прыгнула с моста, балкона или еще откуда-то – никто не знает. А кто знает, тот молчит. О причине ужасного поступка тоже неизвестно.
Она осталась жить… парализованная, с бездействующими ногами – одна нога чувствовала тепло и холод, но была неподвижна, вторая – ничего не чувствовала.
Прикроватный столик уставлен иконками, под рукой – молитвенник. После самоубийства Рита поверила в Бога. О прошлом не говорила. Только один раз я от нее услышала:
– Зачем смотреть назад? Что было – не исправишь, надо дальше жить. Жить, как будто ничего не было, и стараться не вспоминать о прошлом.
