Мария Метлицкая - Кровь не вода (сборник)
И ей казалось, как когда-то и им, ее родственницам, что по-другому и быть не должно. А праздники – так это же не про них, разве не ясно?
Тетка Лиза умерла под Новый год, успев отправить очередную порцию писем. Всем – Альбине, Альбининым детям, Дмитрию и его семейству, ну, и разумеется, Нине.
О смерти Лизы сообщила соседка – позвонила, конечно, Нине.
Трубку взяла Светкина дочка Маришка и, ничего не поняв, важным голосом пообещала:
– Бабушке сообчу обязательно. Взрослых никого нет. Только я!
Нины дома не было, а Светка спала – обычное дело, дневной и полезный сон. Она никогда им не пренебрегала. Как, например, работой. Разбудить мать было табу – сразу начнет орать и будет цепляться весь день.
Вспомнила о звонке девочка только через два дня. Случайно. Испуганно начала лепетать про бабушку Лизу, которая умерла.
Нина всполошилась, стала звонить тетке, трубку, разумеется, никто не брал. Потом набрала ту самую соседку, и та ледяным голосом, полным презрения, – конечно, хороши племяннички, тетку не похоронили, – все же поведала:
– Лизу, да, похоронили. Вчера. Кто? Да я и мой сын! – снова возмутилась она.
Нина заохала, залепетала извинения, попыталась объяснить ситуацию, спрашивала про деньги на похороны и божилась, что все возместит.
Соседка отчеканила, что возмещать ничего не нужно, Елизавета Никитична деньги на похороны собрала и оставила.
– А что до наследства, – тут она усмехнулась, – так вам уж, простите, придется приехать! Хотя, думаю, здесь вы соберетесь незамедлительно! – добавила она презрительно.
Нина опять извинялась, делала «страшные» глаза и грозила кулаком и без того перепуганной внучке.
Светка дала дочери увесистый подзатыльник, гаркнула и отправила спать. На часах было четыре дня.
«Надо ехать», – думала Нина.
Надо ехать – посмотреть, что с квартирой, разобраться там, скорее всего. Поехать на кладбище, помянуть тетку, как положено, по-людски.
Позвонила сестре и брату. Альбина вдруг – неожиданно – изъявила желание поехать в Питер.
Звучало это так – прошвырнуться, отвлечься. Все надоело – муж, дети и клиники.
– Неужели? – желчно осведомилась Нина. – И клиники тоже?
Светка занервничала – эта сука Альбинка хочет делить теткину квартиру! Все у этой гадины есть, а ведь ни от чего не откажется!
Это было похоже на правду, а что поделать? Не скажешь же ей все это в лицо. К тому же справедливая и честная Нина тут же ответила, что наследство будет делиться на всех. На троих племянников. По справедливости.
Дочь хмыкнула, назвала мать «дурой отмороженной» и, хлопнув дверью, ушла к себе.
Дима поохал – для вида, разумеется, – и тут же сообщил, что ехать в Питер не может по причине ужасной занятости.
«Как будто кто-то тебя зовет!» – хмыкнула Нина, повесив трубку.
Но ехать в Питер ей не пришлось – Нина попала в больницу. Ничего страшного, обострение язвы, а чувствовала себя так отвратно, что впервые в жизни согласилась на госпитализацию.
Альбина, конечно же, тут же про поездку решила позабыть: ехать одной ей совсем не улыбалось – копаться в теткином старье, упаси бог! Искать заброшенные могилы на кладбище – да помилуйте! И к тому же – до вступления в наследство есть еще целых полгода. Нинка оклемается, там и съездим. Тогда и разберемся.
И вместо Питера Альбина отправилась в Венгрию на воды. Отдохнуть от тяжелой жизни и прочих забот.
А в Питер решила поехать Светка. Как ей пришла в голову эта мысль, она потом и не вспомнила. Наверное, просто осточертело пролеживать диван и готовить пресные супчики маме в больницу. Прихватив Маришку, Светка взяла билет и отправилась в Питер.
Перед отъездом Нина дала дочери указания:
– Разобраться в теткиной квартире обязательно! На кладбище съездить непременно, я тебя знаю! Сводить Маришку в Эрмитаж и в Русский. Девочка совсем неразвита, а тебе и дела нет!
Светка отмахнулась от матери – как всегда, лишь бы нагрузить, слово неохотно дала, с трудом нашла в бабкином комоде связку ключей от питерской квартиры и отправилась на вокзал, покрикивая на счастливую и возбужденную дочку.
В Питере они взяли такси и очень удивились, что минут через семь машина остановилась у подъезда большого серого и очень красивого дома с лепниной и богатым фасадом.
– Так близко – и пятьсот рублей? – возмутилась Светка и сунула водителю два стольника. – Нечего дурить людей. Я ведь не с Урала, я из столицы, дядя!
Зашли в мрачный, прохладный и темный подъезд. Пахло кошками и вареной капустой. Маришка сморщила нос.
Поднялись на третий этаж – лифта не было, проемы огромные, равные трем в современном доме. Остановились у нужной квартиры. Входная дверь была высоченной, метра два с половиной в рост, простой, деревянной, выкрашенной серой краской.
С трудом провернули в замке ключ. Дверь нехотя открылась, и на них пахнуло пылью и затхлостью – Маришка опять поморщилась и протяжно пропела: «Фу-у-у!»
Мать дернула ее за руку, и они оказались в прихожей.
Им, родившимся и выросшим в наскоро сшитых панельках, придавленных потолками в два шестьдесят, привыкшим в туалет заходить слегка боком, а обедать на кухне по очереди, прихожая в одиннадцать метров с потолками почти в четыре показалась огромной, словно пещера Али-Бабы.
«Ух ты!» и «Ни фига себе!» разносились в полной тишине – Светка была от увиденного в шоке и даже не одергивала возбужденную дочь.
Она отдернула тяжелые темные шторы в комнате и огляделась. Мебель, старая, даже древняя, покрытая толстым слоем пыли, была величественна и прекрасна. Огромный комод на львиных лапах, пузатая горка с треснутым стеклом, круглый стол под синей с кисточками плюшевой скатертью. Платяной шкаф с полуоткрытой дверцей. И, наконец, люстра – низкая, бронзовая, с тремя молочными плафонами в форме лилий, увитых острыми листьями.
Светка села на стул, обитый белесым бархатом, и он жалобно скрипнул.
– Да уж, – задумчиво проговорила она, – это уж точно – ни фига себе!
В маленькой спаленке, метров восемь, не больше, – стояла узкая и современная тахта, покрытая верблюжьим одеялом. Тумбочка из прошлого времени – так сказала бы мама, – и лампа с зеленым стеклом. Все.
А вот кухня – узкая, но длинная, с двумя окнами справа и слева, была совсем нищенской – две деревянные полочки со старой посудой, крошечный холодильник «Саратов» и древняя замусоленная плита, на которой стояла одинокая кастрюлька с отбитой эмалью, называемая в народе ласково – ковшик.
Светка взяла в руки кастрюльку и поморщилась – на стенках ковшика все еще тухла овсяная каша.
– Богатство, да, мам? – вертелась под ногами Маришка. – Мы теперь богатые, мам?
Светка цыкнула на дочь и решительно сказала:
– Уборка! Сначала все вымоем, а уж потом…
– Что потом? – тут же поинтересовалась любопытная девочка. – Потом – гулять?
Светка задумчиво кивнула и достала из чемоданчика старые брюки и майку.
Она драила квартиру с таким ожесточением и усердием, что, остановившись перевести дух и оглядевшись, сама удивилась своей задорной прыти. Маришка помогала – неловко протирала пыль и пыталась отмыть пожелтевшие тарелки и чашки.
Встав на широченный гранитный (или мраморный?) серый подоконник, Светка пыталась содрать тяжеленные пыльные шторы. И в этот момент раздался дверной звонок.
Она чертыхнулась, спрыгнула с подоконника, мельком глянула на испуганную и замершую дочку.
– Мам, это милиция? Нас сейчас арестуют?
– При чем тут милиция? – раздраженно буркнула Светка. – Мы что, воры, что ли?
Она подошла к двери, глянула в глазок – ничего определенного, какой-то высокий мужик в очках, – и дернула дверь на себя.
Мужик в очках смотрел на нее с удивлением.
– А вы, простите бога ради за вторжение, – собственно, каких будете?
Светка усмехнулась – смешной, неловкий очкарик выражался странно, не по-московски.
«Здесь у них, наверное, так говорят», – осенило ее.
– Родня мы теть-Лизина, – бойко ответила она, – а вы… из каких? – и она усмехнулась.
Мужчина тоже был явно смущен.
– А я, собственно, сосед Елизаветы Никитичны. Виталий, сын Норы Сергеевны.
– А-аа! – протянула Светка. – Сосед. Понятно.
Кто такая Нора Сергеевна, она и не знала, но догадалась, конечно, – мать часто вспоминала какую-то теткину соседку, святую женщину, помогающую Лизе.
– Может быть, я могу быть вам полезен? – кашлянув от смущения, проговорил он.
Светка пожала плечами и призадумалась.
– Точно! Сможете быть полезным, – хихикнула она, – надо снять шторы. Стремянки нет, а росту мне не хватает.
Виталий радостно закивал, затараторил, что сейчас вот, через минуту буквально, притащит стремянку – без нее нам никак! Такие потолки, что и лампочку без стремянки не вкрутишь! – и мгновенно исчез за соседней дверью – точно такой же, как и бабки-Лизина – темно-серой, покрашенной лет сто, наверное, назад, еще до революции, в Москве таких дверей днем с огнем не сыщешь – сплошные металлические, сейфовые, бронированные, как же, москвичи народ недоверчивый, да и кому доверять? Город переполнен ворьем и аферистами – столица!
