Игорь Соколов - Любовь по Цикенбауму
– А шут его знает, – Цикенбаум отпил из бутылки несколько глотков водки и передал ее мне…
– Жизнь идет, Арнольд Давыдыч, а мы остаемся все такими же, а почему?! – вздыхаю я, отпив тоже из бутылки холодной водки…
– Наверное потому что у Бога все расписано на тыщу лет вперед, а еще потому что все написано одним и тем же подчерком, – улыбается Цикенбаум…
Я тоже неожиданно радуюсь и обнимаю, и очень хорошо понимаю Цикенбаума…
Студентка проснулась и привстав на коленях, целует Цикенбаума в шею, нисколько не смущаясь меня и своего голого тела…
Я грустно вздыхаю… Моя Стелла тоже лежит возле моих ног, но она одета… Ее страсть немного утихомирили годы нашего совместного существования…
А у Цикенбаума постоянно новые юные создания…
Но я ему не завидую… Я чувствую, как он устал и немного постарел… Он еще хочет казаться себе молодым, и я ему, разумеется, в этом легко подыгрываю…
Неожиданно Цикенбаум предлагает целующей его шею студентки выйти за него замуж и она также неожиданно соглашается… Стелла просыпается и мы все вместе пьем водку и радуемся за Цикенбаума и Варю – ее новоиспеченную невесту…
Мы выпиваем водку и поем хором русскую народную песню «Калинка», и под нее Цикенбаум танцует у костра с голой Варей…
Утром, когда мы все проснемся и придем в себя, всем будет очень стыдно, но сейчас всем весело и хорошо, почти также хорошо, как перед концом света, которого мы все никак не дождемся! Вот-с!
Точка вечного хаоса профессора Цикенбаума
Профессор Цикенбаум молча поцеловал Стеллу и нахально поглядел на меня. Мы сидели у костра на берегу Оки и жарили пойманную щуку на железной сетке.
Я вежливо оттолкнул Цикенбаума от Стеллы и сам принялся целовать свою возлюбленную.
Мы были немного пьяны, а потому немного абсурдны.
Цикенбаум охотно делился с юными студентками своими мыслями о защите чувств, особенно очень сильно верующих, то есть немного больных верой в Бога и в бессмертие.
Цикенбаум и себя считал больным, и меня, и Стеллу, и всех лежащих возле него обнаженных студенток.
Всем им хотелось дотянуться до Цикенбаума, поцеловать, а потом оседлать и съесть его всего целиком, и только моя благовоспитанная Стелла желала быть со мной. Да и сам профессор поцеловал ее по ошибке, потому что она сидела между ним и мной со множеством потных, смеющихся, пьяных студенток. Они все страшно вожделели его, и Цикенбаум весьма охотно откликался на их прикосновения, молотя часто свою философскую духовную муру.
Со стороны казалось, что с ее помощью он всем заговаривает зубы, чтоб самому поживиться этими наивными юными душами и телами… Мы со Стеллой отползли в густые заросли дикой малины и тут же соединились в страстном порыве. Арнольд Давыдыч охал где-то неподалеку.
От его громкого оханья в нас просыпалась еще боле сильная страсть, которая закрывала нам глаза и вела все ощущения в одну бесконечную светящуюся и разлетающуюся точку вечного хаоса, из которой мы, собственно говоря, и произошли, чтобы опять оказаться в ней, в этой самой точке…
Именно этой точке вечного хаоса и посвятил свою последнюю научную работу профессор Цикенбаум, и теперь мы, благодаря этой работе, могли осознать и ощутить ее в себе, в своих страстных и в слитых воедино телах…
– Это та самая точка! – прокричала Стелла, уловил бурю нарастающего чувства… Чувство возникало так сильно, что его нельзя было осмыслить и описать… И как это удавалось безумному профессору, это для нас оставалось одной из загадок нашего не вполне полноценного существования! … Вот-с!…
Чтобы мы жили вечно
Шел дождь. Я сидел на камне и думал.
Физически – я весь промок – метафизически я горел.
Среди облаков летали ангелы – и Бог – на них хитро поглядывал – было – ощущалось странное равновесие.
Оно было – и во мне. Я знал – что Бог видел мои рисунки на песке из камней – и уже разгадал все мои символы.
Самый простой – камень – точка в круге камней – человек в Вечности – в ее круге – в круге Бога. Бог и сам спустился на землю складывать из камней символы.
Мы выпили с ним водки и были весьма веселы. Потом приехал грустный Цикенбаум и мы утешили его двумя стаканчиками холодной водки. Вместо закуски Цикенбаум ел жутко обжигающую рот крапиву.
Все было хорошо, пока мы складывали символы. Но потом Цикенбаум стал их настойчиво ломать, поэтому к профессору пришлось применить силу – мы научились с Богом видеть символы в воздухе и рисовать их в небе с помощью туч.
Одна туча напомнила великолепную могучую бабу, из лона которой повысыпалось множество детей – маленьких облачков. На этих облачках сидели ангелы и пели песни.
Они были тоже пьяны и обжорливы, только в отличии от профессора Цикенбаума, они питались не крапивой, а вдохновением. Вдохновения было полно, особенно в наших с Богом небесных рисунках из облаков.
Облака превращались тут же в тучи и на нас летел шумный дождь – ливень – из его капель тут же возникали крошечные люди – они потом рождались из лон наших любимых женщин – детьми.
И все любили друг друга. Пили водку, обнимались. Целовались. Все верили в то, что человек сможет сравняться с Богом, и Бог соглашался с этим.
И нам было странно хорошо и грустно, ибо в следующей минуте все уже ждали чуда, которое бы могло сделать нас еще более счастливыми. Я обернулся от того, что меня целовала жена. Она целовала меня, и я летел в дождь – в Вечность – в свет – который создавал нас заново – чтобы мы жили вечно! Вот-с!
