Алексей Олексюк - А76 (сборник)
Века не сотрут его имя,
Но опыт мотают на ус.
Филологическая весна
И с первым запахом весны,
Когда дома так сиротливы,
Аполлинические сны
Ко мне являются курсивом.
Когда курсируют жиды
Между Москвой и Тель-Авивом,
Филологические дивы
Мне шепчут на ухо: «Иды
Отседа!»
Летургия 1
Не Хлебниковым единым жив поэт
Литературная мудрость 2
Летает нетава3,
И тает летава4,
Жигыхают5 шухари в пруд.
А ухо ухует6,
А люта7 лютует
И вешики8 шишики9 прут.
– Откеда сшишили?10 —
Ботают11 из хили12.
Но вешики вешают чудь13.
Таж14 лето летело,
Летучное15 тело —
Ленюче16 и мушно17 чуть-чуть.
Необходимые примечания и объяснения
1. Языческое богослужение лету.
2. Из древнешумерского клинописного трактата «О всё стебавшем».
3. По-видимому, «нетава» возникла из отавы (травы, выросшей на месте скошенной) путём отрицания.
4. Та же самая нетава, но оторвавшаяся от корня и несомая ветром.
5. Звукоподражание: тело, падающее в воду, производит звук «вж-и-и-гы-гых!»
6. Непонятное место. Некоторые литературоведы считают, что глагол «ухует» является синонимом слова «слушает», другие же предполагают здесь намёк на потребление ухи (рыбного супа). Не исключено также, что ухо падает в воду (ср. с глаголом «ухнуть» в значении «упасть»).
7. По-видимому, персонаж славянской мифолингвистики.
8. «Вешики» – это не только те, кто родился весной, но и олицетворение исторических вех.
9. Небольшие плоды хвойных растений, по форме напоминающие средиземноморские фиги. Абсолютно не съедобны. Зачем они нужны вешикам – неизвестно.
10. То есть «украли шишики».
11. Вряд ли здесь производное от жаргонного выражения «ботать» (говорить). Скорее, это диалектное слово, близкое по своему значению к глаголу «пытать» в его изначальном значении «выспрашивать».
12. В психосоциальном плане то же самое, что шваль,
13. Вряд ли справедливо здесь видеть жестокую расправу с представителями финно-угорского племени чудь. Скорее всего, фразу следует понимать в переносном значении (ср. с выражением «вешать лапшу»).
14. Сокращение от «так же».
15. Не просто упитанное, а упитанное до тучности, т. е. до состояния тучи.
16. То есть лениво, неспешно, как течение реки Лены.
17. Это место не имеет однозначного толкования среди специалистов.
История просвещения, или От фонаря до лампочки
Мы все учились понемногу…
Не помню, кто сказал
1. Экзамен
В школе я учился весьма посредственно. Те предметы, которые мне нравились, которые меня увлекали, я учил. А те, которые напрягали, казались сложными или скучными, соответственно, не учил.
Химия была в числе моих самых нелюбимых предметов. Я её не понимал. Все эти валентности и кавалентности казались мне абстрактной абракадаброй. А вот нашей учительнице по химии я почему-то (вернее, чем-то) нравился, и она прощала мне нелюбовь к предмету её любви, «вытягивая» на абсолютно незаслуженные «четвёрки».
Но всё когда-нибудь кончается. И это справедливо. Настал, в конце концов, и мой судный день. Нам продиктовали тридцать с лишком экзаменационных билетов, по два вопроса в каждом: один теоретический, другой – практический, задача. Нам не давали готовых ответов, все эти вопросы мы уже проходили в течение года. За неделю, отведённую на подготовку, мы должны были просто повторить пройденное.
Просмотрев билеты, я понял, что не понимаю в них ничего. Я даже не понимал самих вопросов, о чём вообще идёт речь…
К счастью, у меня была двоюродная сестра. Она, к счастью, есть и сейчас. Надеюсь, будет и впредь. Но тогда она работала лаборантом в химической лаборатории, что для меня в сложившейся ситуации являлось огромной удачей.
Тетрадка с билетами была препровождена к двоюродной сестре и получена от двоюродной сестры, испещрённая её бисерным почерком. Там было всё: теория, формулы, решения задач, примеры…
Оставалось это выучить.
Но тут зазвонил телефон.
– Кто говорит?
– Слон.
– Кто?
– Слонов Пашка! Ты, чё, совсем уже заучился?
– А что надо?
– Шоколада! Ты билеты по химии «накатал»?
– Написал.
– Дай «скатать»?
– Я сам ещё не учил.
– Ладно, не будь жмотом! Принеси завтра в школу, я быстренько «скатаю» и верну тебе после уроков.
– Хорошо.
Это было роковой ошибкой. Дело в том, что множительной техники – ксероксов или сканеров – о ту пору в наших краях не существовало, а переписать целую тетрадь от руки для двоечника и лентяя Паши Слонова оказалось трудом непосильным.
После уроков я, как и было условленно, подошёл за своей тетрадью.
– Ах, да! – спохватился Паша. – Тетрадь?.. Я это… понимаешь, братан, в чём дело… я завтра тебе отдам.
Нужно ли говорить, что тетрадь с билетами не вернулась ко мне ни завтра, ни послезавтра, ни послепослезавтра.
Паша принёс её только утром в день экзамена.
– Спасибо, – сказал он, протягивая мне порядком поистрепавшийся «талмуд».
Мне хотелось сказать очень многое. Самые яркие слова и устойчивые фразеологические обороты, из тех, что я знал, сплетаясь в витиеватые «трёхэтажные» предложения, готовы были сорваться с моих губ. Такого прилива вдохновения я не испытывал давненько. Но страшным усилием воли сдержал себя.
До экзамена оставалось пол часа. Я лихорадочно листал тетрадь, пытаясь впихнуть в себя абсолютно сырые знания. Ничего, кроме рвотного эффекта и слабости во всём организме, это не вызывало.
Внезапно мой мозг наткнулся на что-то знакомое, на что-то доступное его пониманию. Это был десятый билет. Я стал вчитываться в него с возрастающим вниманием. Даже задача во втором – «практическом» – вопросе показалась мне смутно знакомой. Да, я решал её однажды у доски! И что-то, видимо, в голове задержалось. В подсознании. Глубоко в подсознании. А теперь всплывало на поверхность.
– Кто пойдёт первым? – это учительница из дверей кабинета.
Потянуть время? Спрятаться сзади, за спинами товарищей по классу и попытаться вызубрить ещё пару билетов? Всё равно много не успею. Зачем тогда тянуть время? Но шансы растут с каждым выученным вопросом, разве не так?
«Не обманывай себя: ты всё равно не успеешь выучить».
И я шагнул в кабинет. Внутри стоял полумрак. Пахло свежевымытыми деревянными досками пола и чуть-чуть хлоркой. Это не был кабинет химии. Для экзаменов выбрали другое помещение. Перед классной доской возвышалась массивная кафедра из тёмного полированного дерева. За кафедрой восседала экзаменационная комиссия: наша «химичка», завуч и какие-то ответственные тётеньки из гороно. Перед ними лежали белые бумажные прямоугольники – билеты.
– Здравствуйте, – произнёс я сдавленным шёпотом.
– Здравствуй, – ответили мне. – Проходи, бери билет и садись готовиться.
Я подошёл к кафедре. Деревянный пол подо мной поскрипывал и слегка покачивался, как корабельная палуба.
В глазах рябило от тусклого освещения. Билеты выглядели абсолютно одинаковыми. Я протянул руку – пульсирующая барабанная дробь в ушах – и взял крайний справа. Перевернул. «Билет №10» – было напечатано пишущей машинкой в верхней части белого прямоугольника. А ниже, уже от руки, вписаны два знакомых задания – теоретическое и практическое.
– Какой у тебя номер билета? – спросила участливо наша «химичка».
– Десятый, – ответил я.
– Хорошо. Садись за парту, у тебя есть пятнадцать минут на подготовку к ответу.
– А можно без подготовки? – я боялся, что за пятнадцать минут выветрится половина только что прочитанного в коридоре.
Члены экзаменационной комиссии переглянулись, и серьёзная тётенька из гороно сказала:
– Если ты уверен в своих знаниях, то можешь отвечать без подготовки.
Я был уверен. Я был уверен, как никогда. Никогда – ни до, ни после – я не знал химию лучше.
2. Тест, или 10 лет спустя
В институте я учился гораздо лучше и прилежнее, нежели в школе. Но учили в институте хуже, чем в школе.
Если бы я знал, как в нём будут учить, то никогда не стал бы в него поступать. Но я не знал, и, сдав в приёмную комиссию все требуемые документы, получил на руки маленькую бумажку со своими паспортными данными и фотографией – пропуск на обряд тестирования, который должен был состояться в здании другого вуза примерно через неделю.
Тестирование включало четыре предмета: русский язык, литература, история и… математика. В тот год впервые для поступающих на гуманитарные специальности ввели тестирование по математике и физике. Ни ту, ни другую дисциплину я толком не знал.
