Коллектив авторов - Альманах «Истоки». Выпуск 9
Мы живём в России и в каждую эпоху, как вечный Колумб, разгадываем тайны истории нашей Родины – пересматриваем и оцениваем свои желания, возможности и заблуждения: ищем и строим новую Россию, которой нет на карте. Та, неизвестная, великая страна – наш Новый Свет – существует в многовековой памяти нашей души.
Ирина Егорова-НерлиВ 2015 году художественная общественность отметила 100-летие «Чёрного квадрата». Сам факт его проявления изменил расстановку интеллектуальных взглядов и мнений на арене мирового культурного пространства. Это и супрематический дизайн во всём его разнообразии, и знак затмения, и золотая лихорадка, и воронка очередного фашизма и терроризма…
Для меня «Чёрный квадрат» Каземира Малевича – ахиллесова пята России, некая точка невозврата – пропущенный, пустой кадр в монтаже жизненного повествования, который повторяется в истории и заставляет переживать «великие потрясения». Соотношение сил в политической, культурной и духовной жизни каждого человека влияет на таинственные повороты исторической реальности, балансирующей у «бездны мрачной на краю».
Присутствие чёрной пропасти так же многозначно для творческого мышления, как непредсказуемо бесконечен путь преодоления греховности в человеческой природе.
Ирина Егорова-Нерли«Не по своей мы пишем воле…»
Не по своей мы пишем воле,
Не от себя гласят уста:
Предупрежденье страшной доли –
Квадратное окно холста.
Какая жёсткая поверхность
И… вековая глубина.
Иль всей истории безвестность
В живописании ясна?
Что в нём появится? – Смотрите:
Малевич и блудница-ночь.
И этой ночи первый зритель –
Художник, уходящий прочь.
Закат времён тот путь ускорил,
Черным-черна тех дней вина.
Как будто Солнца круг проспорил
Квадрату тёмного окна.
…Нас ждёт спасенье
иль расплата,
Огонь свечи
иль хлад ножа:
Над бездной
чёрного квадрата
Летает
смелая душа.
Наталья Божор
Луч того солнца, чьё имя – Россия (И. Е. Репин)
Эссе
Хрестоматийная репродукция картины Ильи Ефимовича Репина «Бурлаки на Волге», известная со школьных лет, вырастает в полотно мужества русского народа. Вспоминаю строки поэта:
С большака перешли на отрезок холста
Бурлаков этих репинских ноги босые.
И я понял тогда, что сама красота
Это луч того солнца, чьё имя – Россия.
Т. Л. Щепкина-Куперник, знаменитая стихотворными переводами Шекспира, Мольера, Э. Ростана, в «Воспоминаниях» пишет о Репине: «С Репиным скоро я познакомилась запросто. В нём отсутствовало чувство «важности», надменности… Он тогда уже был «великим художником земли русской»…
Я часто смотрела на него и недоумевала: неужели это тот человек, который с такой силой и глубиной изобразил Ивана Грозного на картине, в юности вызывавшей во мне чувство ужаса, или гомерический хохот, который, кажется, слышишь, когда смотришь на его «Запорожцев…»
Любовью к России пронизано творчество художника. Картина Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года» (1885) – одна из значимых и глубоко психологичных. Книга А. К. Толстого «Князь Серебряный» помогла мне понять репинскую картину, время Ивана Грозного.
Близок православному человеку «Крестный ход в Курской губернии» (1881-1883). На переднем плане картины часовенка с чудотворной иконой, которую несут богатые мужики. В глубине, среди народа, видим знакомых нам по этюду богомолок-странниц.
Замечательна картина художника «Не ждали» (1884 – 1888) – возвращение с каторги революционера-народника.
В самых неожиданных ситуациях изображён Репиным Лев Николаевич Толстой: «Л. Н. Толстой на отдыхе в лесу» (1881); «Пахарь. Л. Н. Толстой на пашне» (1887). Портрет русского писателя («Портрет писателя Л.Н.Толстого»,1887), вошедший во многие хрестоматии, поражает духовной прозорливостью.
Серия портретов композиторов, художников написана Репиным радужными красками. Мне близки «Портрет Серова» (1877), «Портрет художника И. Н. Крамского» (1882), «Портрет художника В. Д. Поленова» (1877); «Портрет композитора Модеста Петровича Мусоргского» (1881).
Жизнь артиста, неподвластная художнику… «Актриса П. А. Стрепетова. Этюд.» (1882), не вошедший в картину…
Особое место в творчестве Ильи Ефимовича Репина занимает «Портрет Павла Михайловича Третьякова» (1883).
В мягких, пастельных тонах выполнены «Отдых. Портрет В. А. Репиной, жены художника» (1882), «Портрет Н. И. Репиной, дочери художника» (1900).
«Стрекоза. Портрет В. И. Репной» (1884) – картина беспечности и красоты детства.
2016Книга в альманахе
Валерия Шубина
Венера в бушлате
(из рукописи «Колыма становится текстом»)
Вернувшийся с Колымы, реабилитированный политический заключенный Демидов Георгий Георгиевич, в прошлом физик-экспериментатор, ученик Ландау, еще на каторге дал себе слово описать пережитое. В самом факте письменного свидетельства он видел оправдание своей жизни, тех двадцати лет, которые прошли в тюрьмах, лагерях, ссылке: «Я пишу потому, что не могу не писать». На публикацию при существующем режиме он не надеялся, хотя с горечью говорил: «неизданный писатель это что-то вроде внутриутробного существа, эмбриона. Утешает только возможность рождения и после смерти».
Для произведений подобного рода оставался лишь подпольный способ распространения, что не сулило ни авторам, ни их единомышленникам ничего хорошего. На сей раз арестовали не автора, а его произведения.
Даже способность держать удар в таких случаях ничего не меняет: человеческому есть предел, а сверхчеловеческое только мешает. Время террора прошло, но доносы, официальные угрозы, окрики никуда не девались. И вспоминается ответ страстотерпца Аввакума своей протопопице, спросившей: «Долго ли еще мучиться, батюшка?» – «До самыя до смерти, Марковна».
Надежды не было и у Демидова, да она и прежде не грела его. На каторге он отучился уповать. С годами тема, которой Демидов посвятил жизнь (советская каторга, Колыма), перестала считаться запретной. Но его уже не было в живых, он умер в феврале 1987 года. Летом того же года дочь писателя Валентина обратилась с письмом к члену ЦК КПСС А.Н.Яковлеву, в результате чего ей были возвращены рукописи отца.
Нередко посмертное бытование человека оказывается важнее и убедительнее самой жизни. Она, земная, проживается как бы начерно, следующая за ней, посмертная, – набело.
Три книги рассказов и повестей (Оранжевый абажур. М., 2009; Любовь за колючей проволокой, 2010; Чудная планета, 2011) читаются на одном дыхании. Впечатление?.. Не говорить, а рыдать, – вот что просится к изъявлению. Оттого, что нельзя изменить прошлое, оживить замученных и расстрелянных, нельзя заменить идеологический фанатизм человечностью и восстановить в правах милосердие. Нельзя. Но текст…
Он жив душой. Вопреки всему он утверждает: «У Бога нет мертвых».
Юмор висельников и человеческий голос
(рассказ «Оборванный дуэт»)
Сказанное выше не означает, что проза Демидова – тяжелое чтение. Она захватывают не только сюжетом, который подобен огню, бегущему по бикфордову шнуру, но и тонкой иронией, юмором. Таков «Оборванный дуэт» (Чудная планета, 2011). Здесь значительное место отведено блатной компании, которая в старой тюрьме на сибирском каторжном тракте ждет пересылки. В камере заправляет хевра – организованная воровская группа. Блатари располагаются на третьих ярусах нар. От скуки либо «чешут бороду королю», то есть режутся в карты на деньги или чужие вещи, либо часами слушают тискалу – «придворного» рассказчика, плетущего невероятные истории о «красивой жизни». Попытка потеснить их на аристократическом этаже «могла бы стоить зубов, выбитых ударом каблука». Казалось бы, ничего хорошего об этих господах сказать нельзя. Но Демидов верен правде, а не человеческому предубеждению.
«Их сила заключалась в спайке, организованности и солидности. Полнейшая разобщенность и трусливое благоразумие фраеров, привитое добропорядочным принципом невмешательства в чужие дела, делала их совершенно безоружными перед воровскими объединениями. Поэтому, если и случалось иногда, что какой-нибудь одиночка восставал против засилья уголовников, то он обычно оставался безо всякой поддержки. Два-три бандита на глазах у полусотни отводящих глаза фраеров избивали и дочиста обирали строптивого, чтобы затем, уже без намека на сопротивление, обирать остальных. И всех их «загонять под нары» и в переносном, и в самом прямом смыслах. Принцип, тысячелетиями проверенный в масштабе целых народов и государств».
Автор становится мягче, когда заходит речь о пристрастиях хевры. «Наверное, не будет большим преувеличением утверждать, что для большинства профессиональных уголовников того времени… потребность в слушании всякого фантастического вранья была на втором месте после потребности в пище… Блатные могли слушать приключенческий вздор ночами напролет изо дня в день».
