Юрий Серов - Главные вещи
В первый раз – в первый класс. Вот я и ученик. В английском сером костюме, при галстуке, с букетом хризантем, а рядом двадцать нарядных одноклассников, все переглядываются и знакомятся, показывают на нашу учительницу. Что-то говорит директор, что я уже и не помню, из динамиков доносится легендарная «Учат в школе», и мне кажется, я уже взрослый, раз буду учиться.
Школа престижная, в центре города. Здесь училась моя мама, она помнит некоторых учителей и рассказывает: вот преподаватель географии, а по совместительству и классный руководитель, вот преподаватель физики, строгая и властная дама. Я киваю, рассматривая старичков, которые обучали мою родительницу, но мне любопытнее учительница наша – Татьяна Владимировна. Она улыбается, держит в руках букеты, и я, глядя на доброе лицо женщины, понимаю, что проблем не будет.
Линейка заканчивается, старшеклассники провожают первоклашек аплодисментами, а мы заходим в прохладное здание школы. Татьяна Владимировна ведёт в светлый кабинет с табличкой «8», который на ближайшие три года станет родным домом первому «В», но пока я этого не знаю и озираюсь по сторонам, запоминая каждую деталь, будь то цветочный горшок на подоконнике или тонкая лампа над доской.
Учительница ещё раз всех приветствует, садится за стол, открывает журнал и предлагает знакомиться. По очереди мы поднимаемся, выкрикиваем имя и фамилию, она записывает. В кабинете пахнет цветами, атмосфера добрая и приятная, уходить не хочется. Татьяна Владимировна раздаёт прописи, буквари и учебники с картинками, объясняет, что с собой нужно взять на завтра, и прощается.
Я выхожу к маме. С сегодняшнего дня я – школяр, через одиннадцать лет буду умным человеком. Объясняю, что наказала учительница, и мы переходим дорогу: прямо напротив школы магазин «Знание», где есть и книги, и тетрадки, и карандаши. Мама покупает канцтовары, дневник, вручает мне пакет и провожает до деда.
Дома я хвастаюсь деду и бабушке купленными школьными принадлежностями, листаю дневник и прописи, читаю, что написано. Читать я научился давно, практикуюсь третий год, пишу печатными буквами. Дед меня хвалит, заслуга на сто процентов его. Он, не жалея времени и сил, учил внука азбуке и слогам, заставлял штудировать детские книги и пересказывать, а теперь гордится, гладит по макушке. Дед мечтает, что я вырасту и стану профессором. Ну или на крайний случай адвокатом.
Начинают тянуться трудовые будни в школе. Бабушка будит в половине восьмого, кормит завтраком, провожает, и я бегу до школы. На плечах чёрно-оранжевый ранец, он хлопает по спине, подгоняет, и без десяти восемь я сижу в классе. Обычно четыре урока, и обязательно два раза в неделю физкультура. Все мальчишки радуются, а я физру не люблю, потому что заставляют заниматься строевой и бегом, а футбола и развивающих игр не бывает, поэтому хожу туда под палкой.
После уроков я мчусь к бабушке на работу. От школы недалеко, нужно пересечь школьный двор, небольшую дорогу, и вот я у санатория-профилактория «Строитель». Здороваюсь с вахтёршей, поднимаюсь по лестнице на пятый этаж и стучусь в 504-ый номер. Бабушка впускает меня внутрь, ставит чайник, и пока тот греется, я рыскаю по складу в поисках интересного. Баба Рая работает завхозом, заведует большим хозяйством санатория, и в 504-ом можно отыскать машинки, самолётики, конструкторы «Лего», оставшиеся после детского заезда, и забрать их домой.
Когда чайник закипает, бабушка заваривает индийского, разогревает на плитке еду (она всегда оставляет завтрак мне), я кушаю и хожу по этажам. Гулять никто не запрещает, главный врач санатория Ольга Ивановна – друг нашей семьи, поэтому я – птица вольная, где хочу, там и летаю. К четырём мы идём на обед. Я знаю всех поваров по именам-отчествам, получаю законную порцию второго, обедаю повторно и только тогда собираюсь домой или жду бабушку до шести часов.
В понедельник, среду и пятницу мы с дедом в сауне. Сауна располагается внизу, на нулевом этаже, и по этим дням собираются только мужчины. Дед любит париться, сидит по сорок минут, прогревает косточки, выходит, пьёт горячий чай, остужается и снова в парилку.
Я не выдерживаю и десяти минут, сбегаю и прыгаю в бассейн. Пока дед в парилке, я бултыхаюсь в тёплой воде, а в чайной мы уже вместе.
В санаторий я заглядываю каждодневно. Горячее питание, сауна, бассейн, спортивный кабинет, где велотренажёры и гантели, грязевые ванны и душ Шарко. Для молодого быстрорастущего организма условия идеальные. К тому же все знают маленького сорванца: «Раисы Борисовны внучок» называют, привыкли.
Я в таком режиме до нового года, а после каникул мы на пару с хулиганом-одноклассником Мишкой Ивановым провожаем до дома отличницу Надю. Надька учится с нами, живёт на Зелёной улице, в пятиэтажке напротив электросетей. Я и Мишка, как верные стражники, охраняем нашу спутницу, болтаем, боремся и кувыркаемся в снегу, а девочка делает вид, что никого не замечает, хотя ей приятно внимание. Мы провожаем Надю пять дней в неделю, а в выходные толкаемся в её дворе, пытаясь привлечь внимание. Бабушка злится, что я пропадаю где-то в неизвестности, но Надька интереснее, чем самолётики и сауна. Правда, ненадолго. Спустя месяц холодное безразличие отличницы ставит крест на похождениях двух влюблённых, и я возвращаюсь в санаторий. Тратить время попусту больше не хочется.
* * *Следующие три года протекают в странном ритме, когда вроде события и есть, но значимых и запоминающихся практически нет. Я хожу в школу, гуляю, учу уроки, а жизнь пестрит градациями серого, и какая-то неведомая ранее грусть закрепляется в сердце. Может даже не грусть, а тоска, но по чему непонятно.
В одиннадцать лет, дотянув до крайности, я мучаюсь с зубом. Дыра крупная, зуб спасти не удастся, и как на каторгу иду к зубному врачу. Не знаю, кто не боится стоматологов, наверное, это бесстрашные люди, я к их числу не отношусь. С трясущимися поджилками сажусь в кресло, врач осматривает рот, и (о чудо!) ничего не делает. Мне сообщают, что нужен снимок, я с улыбкой передаю новость маме, и она берёт новый талончик. Мой зуб снимают, долго совещаются, вертят кусочек негатива в руках, просят позвать родителей, и я бегу за мамой. Ей что-то пишут на бумаге, что-то объясняют, и через пять минут я узнаю, что скоро еду на операцию в Оренбург.
Новость неожиданная и ошеломляющая, выводит из тоскливого ступора. Становится ещё хуже, такое чувство и не назовёшь никак. Рот в течение дня приводят в порядок: лечат небольшие дырочки, вырывают больной зуб, снимают налёт. За три часа в кресле стоматолога нервы накаляются до вулканического состояния: если тронешь – останется ожог.
Я выхожу к маме измученный и уставший, падаю в её объятия, закрываю глаза, пока она гладит по голове и успокаивает. Садимся в трамвай и едем к деду. Сегодня у него день рождения, шестьдесят один год, и мама просит не грустить, чтобы старший не расстраивался.
В магазине мы покупаем имениннику бритву и туалетную воду, а дома вовсю идут приготовления. Нарезаны салаты, закуски, водка и вино охлаждаются в тазике, дед, баба и отец лепят пельмени. Пельмени ободряют, вкусно поесть перед скорой поездкой я не против.
К шести подтягиваются гости и кумовья, включается магнитофон: любимая всеми Кадышева с группой «Золотое кольцо», все веселятся, пьют, едят, танцуют, а мне кисло, и я отпрашиваюсь домой, чтобы не портить никому настроение. Погода хорошая, прогуливаюсь пешком, думаю о предстоящей операции и мечтаю, что через неделю вернусь здоровым.
Следующей ночью мы с мамой едем в поезде в Оренбург, а утром во вторник сонные и помятые ступаем на землю областного центра, долго ищем нужный троллейбус и дремлем, пока «усатый» везёт к детскому хирургическому центру.
Меня принимает главный хирург Олеся Петровна, осматривает и изучает бумаги с анализами и снимками, говорит, что операция состоится в пятницу, и боятся нечего. Отправляя в палату, наказывает не завтракать и не обедать. Сегодняшним днём я лишаюсь пары кубиков крови и здорового зуба. Нервотрепка продолжается до операции: бесконечные анализы и голодание до позднего вечера.
В пятницу по очереди забирают в операционную. Мы ждём, тихонько разговариваем и гадаем, кто будет следующий. Первой уезжает Карина, а через час санитары выкрикивают мою фамилию. Внутри холодеет, я лезу на каталку, ложусь и бессмысленно смотрю на мелькающие лампы над головой. Меня привозят в комнату, обложенную кафелем, и перекладывают на стол. Народу много: врачи, медсестры, кто-то ещё. Я стесняюсь наготы, щурюсь от ослепляющего света и хочу спрятаться. Руки пристёгивают ремнями, становится жутко, в вену вводят лекарство. Я креплюсь, настраиваюсь бороться, но засыпаю через минуту, погружённый в мир общего наркоза. Яд сильнее человека.
Через какое-то время меня будят, и я словно выныриваю из воды. Во рту привкус металла и йода, мысли спутанные, а слабость велика настолько, что не могу пошевелить пальцем. Санитары везут обратно, бросают на койку и накрывают простынёй. Впадаю в дремоту и открываю глаза только, когда приходит мама. Она сидит рядом, говорит, глаза красные и заплаканные. Я вытягиваю большой палец: всё отлично, всё под контролем.
