Олег Рой - Фамильные ценности, или Возврату не подлежит
Балька вылетел из салона, поперек крыльца пестрой молнией метнулась кошка – трехцветная, «к счастью» – ага, уж такое «к счастью», едва не кувыркнулся через нее со всего маху. Но устоял. И даже успел увидеть, как чертов «брандахлыст» садится в серебристую «Мазду».
На бегу щелкнул брелочной кнопкой – Балькин «Форд», сменивший старенькую «Ниву», которая ездила, и, надо сказать, довольно шустро ездила, исключительно стараниями МихМиха, мигнул фарами, радостно приветствуя хозяина. Балька плюхнулся на сиденье и двинул по газам, срывая машину с места, как на каких-нибудь гонках. Обычно-то он ездил куда спокойнее, но сейчас на кону стояла судьба.
Вот прямо так пафосно, чего он никогда не любил, и подумалось вдруг: на кону – судьба.
Из-под колес «Форда» летела обычная московская зимняя каша – грязная серо-коричневая вода пополам с подтаявшей ледяной крошкой. Сверху неслись такие же серо-коричневые длинные облачные полосы. Может, они и вовсе не двигались, но Бальке казалось, что и облака несутся вместе с ним – помогают догонять. Как в кино.
Впрочем, никакой такой киношной погони не получилось. «Брандахлыст» ехал аккуратно, солидно, ряд не менял, в обгоны не лез. Ехал себе и ехал.
Ага, мигнул, притормаживает. Приткнулся к тротуару, вывеска над которым сообщала, что тут находится такое-то отделение такого-то банка, «Брандахлыст» щелкнул пультом – «Мазда» мигнула, закрываясь, – и скрылся за темными стеклянными дверями.
Вернулся он, однако, быстро, и десяти минут не прошло. Деньги, что ли, в банкомате снимал? Впрочем, не имеет значения.
Еще минут через пять «Мазда» опять притормозила, Балька припарковался чуть поодаль, втиснувшись между замызганной «десяткой» и не менее замызганной серой «газелькой». На этот раз целью «брандахлыста» оказалось небольшое кафе. В дверях он вежливо пропустил перед собой подошедшую откуда-то справа девушку в бежевом пуховичке с капюшоном, из-под которого сбоку торчал забавный вихор – то ли хвостик косы, то ли просто… хвостик.
Свидание? Да нет, вряд ли. Ни под локоть не поддержал, ни поздоровался – просто посторонился, пропуская перетянутый широким поясом пуховичок внутрь. И девушка даже не кивнула: мол, благодарю. Прошла мимо, и все. Не похоже на встречу влюбленных. Или хотя бы знакомых. Просто двое посетителей столкнулись в дверях. Кафе-то, видать, не из дорогих, посетителей может быть много.
Точно подтверждая Балькины мысли, почти следом за «брандахлыстом», ну, максимум минуты через две, в кафе впорхнули еще две девушки – небось пообедать из какого-нибудь окрестного офиса прибежали. Потом зашел мужчина – постарше «брандахлыста», в синей куртке «пилот». За «пилотом» явилась женщина в коричневой дубленке неопределенного возраста. Неопределенным был возраст как дубленки, так и ее владелицы – может, шестнадцатилетняя девчонка, может, бодрая пенсионерка. Следом в двери протиснулась дама, которой бы хватило на три «дубленки». Потом парень в черном пальто, из-под которого свешивался гигантский пестрый шарф…
Балька нетерпеливо забарабанил по рулевому колесу.
Зеркальные окна кафе не позволяли разглядеть, что происходит внутри.
Может, все-таки зайти? Но если просто встать в дверях, чтобы осмотреть зал, «брандахлыст» же заметить может. А если изобразить обычного клиента – ну там усесться, чашку кофе заказать – вдруг этот хмырь уже уходить будет? И что тогда делать?
Зайти или не зайти? Зайти или не зайти?..
Глава 4
Из глубины
Всякий раз, когда стоишь перед выбором, будь внимателен: не выбирай то, что удобно, комфортно, респектабельно, признано обществом, почетно.
Выбирай то, что находит отклик в твоем сердце.
Выбирай то, что ты хотел бы сделать, невзирая ни на какие последствия.
ОшоНеширокая улочка, скорее даже переулок на самой окраине Замоскворечья, рядом с Малой Серпуховской улицей, неподалеку от Серпуховской заставы, могла бы вполне быть частью какого-нибудь деревенского захолустья. Только булыжная мостовая напоминала, что тут все-таки город. Табличка с названием улицы стерлась до полной нечитаемости, у одного из заборов выщипывала жесткую осеннюю траву пегая коза с обломанным рогом, возле бочки с дождевой водой дремал толстый грязный гусь. Деревня, как есть деревня, подумал Михаил.
За непременным кабаком, глядевшим на улочку подслеповатыми, лет, наверное, десять не мытыми окнами, и бакалейной лавчонкой с кривым крылечком виднелась облупившаяся жестяная вывеска, сообщавшая о том, что тут продаются ткани и платья «из Парижа». Как бы в подтверждение этого за грязным окном, служившим витриной, виднелось два манекена: один в сюртуке и полосатых брюках, другой в платье с турнюром. Справа от «турнюра» торчали два рулона зеленого сукна и серого. Под манекенами красовалась невысокая пирамидка из цинковых ведер, к которой прислонилась кочерга. Прогорает купчишка-то, подумал Михаил, видать, мануфактуру не больно покупают, приходится чем попало торговать. Не из Франции же эти ведра да кочерга, в самом-то деле. Охотников до «парижского» товара и впрямь не наблюдалось.
Через улицу от «парижского» магазина ряд домов словно немного проваливался – один из особнячков, в отличие от выставивших на улицу фасады соседей, словно спрятался в глубине двора, за несколькими старыми яблонями и ветхими сарайчиками. Дом, насколько можно было разглядеть, нуждался в ремонте, но выглядел еще крепким.
Привалов приостановился у калитки напротив «парижских платьев», вглядываясь в притаившийся за сарайчиками и яблонями дом.
– Пойдемте, Аркадий Владимирович? Стемнеет скоро, – поторопил хозяина Михаил. – Что там такого интересного?
– Погоди-ка, мил-человек, – чуть сощурился Привалов. – Чуется, что этот домик – в точности то, что мне надобно.
– Да на что вам эта рухлядь? – изумился Михаил, но, почувствовав хозяйское волнение, осекся, примолк. Ему вдруг подумалось, что не просто так, не наугад пришел сюда хозяин. Ишь ты, даже «мил человеком» назвал, а это присловье для особо важных случаев, не на каждый день.
Аркадий Владимирович похлопал его по плечу:
– Ничего, позже поймешь, – и улыбнулся как-то хитро, словно шутку какую готовил. – Давай-ка сперва зайдем, узнаем. – Он повел головой в сторону калитки.
Нацарапанные на неровной, точно обгрызенной дощечке кривоватые буквы уже порядком расплылись, но надпись еще читалась: «Здаеца нижний етаж».
– Да зачем же это, Аркадий Владимирович? – продолжал недоумевать окончательно растерявшийся Михаил. Он привык, что хозяйские распоряжения бывают и неожиданными – хотя и всегда, как потом выяснялось, продуманными – но сейчас происходило что-то вовсе несусветное.
– Ты, мил человек, не удивляйся пока, – остановил его Привалов. – И потом тоже не удивляйся. Все объясню, надо только сперва с хозяевами пообщаться. Если сговоримся, ты с семьей сюда переберешься…
– Да как же это? – опешил Михаил. – Неужто из дому меня гоните? Да за что же? Чем я…
– Не пугайся, – мягко успокоил его Аркадий Владимирович, – что ты всполошился, прямо как Прасковья. – Прасковьей звали помогавшую по хозяйству мать Любы, старуху и впрямь заполошную, беспрерывно охающую. То про «пришествие антихриста», которое непременно должно произойти по причине строительства железных дорог, то про «великую сушь», если дождей не случалось хотя бы неделю-две, грозящую всем голодной смертью («Побираться пойдем, а никто ни корочки заплесневелой не подаст, все сами помирать станут!»), то про чертей, которые «прыгают в лепестрических свечках». – Никто тебя не гонит, – улыбнулся хозяин. – Время-то, вишь, какое. Неспокойное. Вот я и мыслю, как бы… – Он покачал головой. – Задумка есть одна. Только без твоей помощи ничего не выйдет. Да и сам знаешь – без тебя я как без рук. Потерпи немного, после все как на духу расскажу, а пока пойдем с хозяином потолкуем.
За калиткой открылась тропочка, вьющаяся меж корявых яблоневых стволов к крыльцу, неожиданно крепкому и даже недавно покрашенному. Хоть и дешевой блекло-зеленой краской, но все же.
У крыльца конопатая молодуха в подоткнутой юбке выжимала над торчащим из-под стены смородиновым кустом половую тряпку. Привалов учтиво приподнял шляпу:
– В этом доме проживаете, голубушка?
– В этом, в этом, – закивала девушка, с любопытством разглядывая гостей, – в прислугах тут. Хозяина кликнуть? Наверху он, как раз с магазину вертался, повечерять сидают.
– Погоди, милая, – остановил ее Привалов. – Нижний этаж он не сдал еще?
– Ни, – она сильно замотала головой, так что из-под косынки вывалилась тощенькая белобрысая косичка, замотанная на конце тряпочкой. – Нема жильцов.
