Марина Евдаева - Обратная сторона радуги
Вот тогда отец снова вместо наказания рассказал мне на этот раз о первой любви.
«В юности мне очень нравилась девушка по имени Эльза, красавицей она не была, зато в ней было что-то особенное, чего, как мне казалось, не было у других. Но Эльза предпочла моего лучшего друга и стала его невестой. Я был уверен, что жизнь на этом закончена, однако, нашел в себе последние силы и по-рыцарски отошел в сторону. Мартин был счастлив, но терять друга ему было жаль, и он начал упорно устраивать мою личную жизнь, представлял мне разных барышень, устраивал нам свидания почти насильно. Меня это обижало, мне казалось, что мой друг ведет себя, как хозяин моего счастья, не оставляя мне последней отдушины – возможности всласть посетовать на судьбу. Наша дружба совсем расклеилась, а жаль, Мартин был отличным парнем, он погиб на итальянском фронте в шестнадцатом году.
– А как же Эльза? – осторожно спросил я.
– Эльза? Не знаю… К тому времени твоя мама была мне уже гораздо дороже.
– Это хорошо. Только причем тут вся эта история?
– Да притом, что легкое решение к трудной задаче не ищут. Ни в какой ситуации. Человек, твердо уверенный в том, что знает простые ответы на сложные вопросы, чаще всего ничего в них не понимает».
Сегодня я понял, что этот показавшийся мне странным разговор был подсказкой, которой я не воспользовался. Я решил, что нашел легкое решение к трудной задаче и поступил по отношению к Германии так же, как друг Мартин по отношению к отцу – пытался сделать стопроцентно счастливой и растоптал её.Я сейчас вдруг подумал – Агнеш ведь тоже из Будапешта. А если бы не было всей этой истории, если бы я случайно встретил её, проходя по мосту через Дунай? А потом еще и еще раз… А потом бы я специально попадался ей на глаза… А потом бы я на ней женился, ну и что, что еврейские девушки редко выходят замуж за немцев. Я бы её убедил, я был бы очень красноречив. А потом бы у нас родилась такая же красивая дочь, интересно, как бы мы её назвали?
Я захлопнула папку. А парень оказался не прост…
Молодец, уличила экзальтированного дурака, живя спустя полвека, прочитав десятки книг и не без злорадства о бесславной кончине «новой прекрасной эпохи» поразмыслив. А разоблачить манипуляции мужчины, поставившего тебя в самое уязвимое для любящей женщины положение и беспечно удерживающего в нем, было слабо? Купилась на ночные звонки, на блеск в глазах, на неуклюжие стихи, подоткнутые под кофеварку? Не хотела знать дальше того, что знать нравилось? Вот и получай, сказал же умный человек – scientia potentia est!
– Знание – сила! Но с одной оговоркой – сильно то знание, к которому пришел через опыт и размышления, а не принял их на веру. Истина есть дочь времени, а не авторитета.
– Иными словами индуктивный метод познания вы ставите выше дедуктивного?
– Постараюсь это аргументировать, но для начала скажите, вы знакомы с трудами, допустим, Мухаммеда аль Хорезми?
– Разумеется, ведь я изучала алгебру.
– И вы признаете, что объем знаний в области алгебры у Хорезми и любого старшеклассника одинаков, при этом Хорезми – общепризнанный гений, а старшеклассник пока нет?
– Конечно, признаю.
– Вот и ответ – дети узнали из книг дедуктивно то, к чему ученый пришел индуктивно, путем собственных экспериментов.
– Но выбирая путь индуктивного познания, человек должен подготовиться к ошибкам и даже разочарованиям, а это не каждому под силу.
– На высокую башню можно подняться лишь по винтовой лестнице. Ошибки в начале любого пути неизбежны. Однако большие ошибки делает тот, кто однажды принял предмет общей веры и всеми силами старается жить в согласии с ним.
– Вы даже описали эти ошибки.
– Я назвал их идолами разума.
Идолы Рода. Человеческий ум, тем не менее, гибок, положительные стороны предмета он воспринимает предпочтительнее отрицательных, вместо того, чтобы рассмотреть предмет целиком. В результате многие упускают из вида, что не бывает палки об одном конце.
Идолы Пещеры. Давайте представим ситуацию, когда человек, много лет проведший в пещере, выбрался на свет. Какие обманчивые истории сразу возникнут в его голове. Люди чаще всего заключены в пещеру собственного разума, следственно, каждый создает себе картину мира в соответствии со своим субъективным пониманием добра и зла, и она не всегда соответствует истинной.
Идолы Площади. Говоря на одном языке, мы не всегда друг друга понимаем. Мудрецы и простые люди так до конца и не договорились о значении слов, а неверно истолкованное слово способно сбивать мысль с правильного пути и приводить к бесполезным спорам.
Идолы Театра вселились в души людей из разных догматов философии, однажды принятых за аксиому. Оспорить их кто-то посчитал кощунственным, а кто-то просто не догадался.
– Созданный вами метод научного эмпиризма следует воспринимать, как своеобразную инструкцию познания вселенной на собственном опыте и наблюдениях?
– Мы не должны полностью отвергать дедукцию, было бы неразумно засыпать уже расчищенные предшественниками дороги. Наша цель – дальнейшее познание вещей, здесь и придет на помощь метод эмпиризма.
– В книге «Новая Атлантида» вы описали общество, живущее именно по этим правилам, члены Соломонова Дома на острове Бенсалем на несколько столетий обогнали науку, потому что в совершенстве освоили метод эмпиризма.
– Написать «Новую Атлантиду» было еще моей юношеской мечтой. Но моя молодость была отнюдь не безоблачной, вероятно это научило меня размышлять о сущности мироздания. И вот, спустя много лет, я взялся за «Новую Атлантиду», она, как напоминание о юности, во многом утопична, но я очень дорожил этим детищем.
– Это очень занимательная история, которую многие молодые ученые сделали своей настольной книгой, наряду с «Великим Восстановлением Наук». Но в обоих этих произведениях прослеживается довольно прохладное отношение к религиозным постулатам. Вы открыто призываете народ к атеизму?
– Нет. Атеизм для меня – это тонкий слой льда, по которому один человек может пройти, а целый народ рухнет в бездну. Но при этом многие из великих открытий были встречены в штыки духовенством. Перечеркнув стереотипы и страх перед экспериментами, мы сможем увеличить и число гениев от науки.
– Спасибо вам, сэр Френсис Бэкон, вы преподали замечательный урок сомнения, как своему поколению, так и потомкам.
Я схватила новенькую меховую куртку и поспешила на улицу.
Мелкий дождь. Сумерки. Патетично красивый чужой и холодный город. Неожиданно обрушившийся чужой секрет из зловещего прошлого…
Успокоившись, я юркнула в подвернувшийся на пути ресторанчик, нашла свободное место у большого французского окна, достала мобильный телефон и, немного поколебавшись, набрала уже заученный номер.
– Клаус, я хотела бы поговорить с вами, если еще не очень поздно для совместного ужина. Я посмотрела на улицу и неожиданно для себя толково объяснила свое местонахождение. На часах было без трех минут семь.
– Лечу, – обрадовался он. – Не поздно.
Жаль, что для мороженого слишком холодно.
Я попросила чашку чая с мятой и стала ждать.
Дождь усиливался.
Через четверть часа появился мокрый и взъерошенный доктор наук.
– Место для парковки нашлось только шагах в пятидесяти, за пару минут промок, как пудель, – он тряхнул головой. – Знатный ливень.
– Я вижу, что сорвала вас с места не в самый удачный момент, – быстро сказала я, – поэтому плачу за ужин.
– Ни в коем случае, я имею другое предложение – почему нам просто не выпить токайского вина и не перейти на ты? Одну минуту, я только приведу себя в порядок.
– Мы можем, наконец, поднять бокалы за плодотворное сотрудничество, – от его официоза не осталось и следа, – или мне по-прежнему не доверяют?
– Можем. Одно доказательство сработало железно, его не подделаешь. Я верю вам… тебе. И, как это ни странно, хорошо понимаю, что творилось с Христианом.
– Что в этом странного, вы же оказались перед одинаковым выбором. А выбирать между чувством и долгом всегда нелегко, Христиан предпочел чувство и поплатился за это. Но, как выяснилось, оказался прав. Ты выбрала долг и тоже считаешь, что поступила правильно, но тебя все равно не оставляет чувство вины.
– Причем тут я?
– Но ты же влезла в чужую семью с намерением её разрушить.
Мне захотелось проткнуть его насквозь салатной вилкой.
– Это не так.
– Это очевидно.
– Из ложной посылки рождается ложный вывод, так ведь говорил твой прадед? Я не сделала ни одного шага в этом направлении.
– Почему же не сделала шаг в обратном?
– Видит Бог, я пыталась.
– Может, ты плохо пыталась.
Привык к бесчувственным фигуркам, вот и считает весь мир огромной шахматной доской.
– Может. А может, выбрала дилетантский способ защиты и проиграла.
